Погрузились спокойно. Прошел по отсекам, надо настропалить людей насчет "регенерации". Электрик Василов в четвертом отсеке все время ищет "корпус". Камбузные пары то и дело нарушают электроизоляцию. В пятом журчит вода - подтекает клапан спуска воды. Через каждые два часа пускают помпу на откачку воды из трюма.
Трюм центрального поста. Матрос Сыромятников спит на эрдэушке накрытый одеялом. Матрос Медный спит скорчившись в три погибели между труб. Матрос Серебряков в седьмом валялся между торпедными аппаратами на ничем не покрытом диванчике. Наказать командиров отделений и старшин команд. Те оправдываются: матросы-де не спят на штатных местах, потому что там жарко. Каждый ищет закуток попрохладней... И это похоже на правду.
Но доктор! Мало дышали фреоном, так ещё теперь и хлорофосом. Решил потравить тараканов. Нашел время и место - в Тирренском море.
Матросу Максимцеву, торпедисту-гиганту (под два метра), надо выдавать вторую порцию по раскладке.
Вчера приходил матрос Данилов, попросил пленку с голосом матери. Я оставил его наедине с магнитофоном. Слушал до мокрых глаз...
Только что по столу пробежал самый большой виденный мной за весь поход таракан - величиной с желудь! Это доктор всполошил их своим хлорофосом. Что толку...
Всплыли. Чуть выше Луны стоит лучистый, даже чуточку слепящий шарик Юпитера. Половинолуние. В небе не полумесяц, а точный полукруг.
Нам дали новую ширину полосы поиска - 8 миль.
"Шаман" принес разведсводку в штурманскую рубку, чтобы нанести на карту "обстановку". Авианосец "Клемансо" ушел в Тулон. Хорошо ему там...
Штурманы наши снова обмишулились: перепутали секундомеры. Дали замкомбрига вовсе не тот секундомер, на котором засекали время "посадки" звезды на горизонт. В результате тот долго ломал голову над своей "невязкой".
В надстройке матрос Богдан варит газосваркой фланец лопнувшей трубы. Вспышки из иллюминаторов мигают голубыми предательскими проблесками на всю округу. Из звезд видна одна Вега.
Мичманам так понравилось мое сообщение о Китае, что командир попросил выступить и перед офицерами. Так приходит мирская слава...
Под утро помощник, стоя на мостике вахтенным офицером, обнаружил слева по борту шарообразное красное свечение. В бинокль разглядел темную точку без каких-либо огней, но с облачком дыма. В 60 кабельтовых от нас била зарядку чья-то подводная лодка. Она имела неосторожность "мазнуть" своим локатором - в режиме "однообзора" - по горизонту, и наш метрист тут же определил по частоте сигнала английскую подводную лодку. Затем британец проработал локатором ещё с полторы минуты и, конечно же, засек нас. Федя рвался в бой, уговаривал командира немедленно погрузиться (до конца зарядки оставался ещё час) и выйти на неё в атаку. Или сообщить, на худой конец, по радио о "контакте", сделав из "дизелюхи" атомоход. Но командир отказался.
За чаем Федя горячо переживал сей нереализованный шанс - потрясал руками и делал вид, что рвет с горя свою едва пробившуюся черную бородку.
На лодке началась эпидемия бород. Не бреется механик, не бреется доктор. Отпустил усы старпом. Я тоже решил не отставать, но сегодня по ошибке сбрил трехсуточную поросль.
По вентиляционной магистрали Федины долгоносики разносятся по всем отсекам и каютам. Фауна моей каюты тоже разнообразилась - появилась даже муха. Итальянская?
После обеда читал офицерам лекцию о Линь Бяо и Конфуции. Слушали отменно. Это не набивший оскомину марксизм-ленинизм.
В центральном посту вывесили "дацзыбао" - боевой листок с карикатурой на трюмных, выпустивших вчера в отсек фреон. Старпом снял листок по "цензурным" соображениям. Автор утверждал, что "эта тяжелая авария могла привести к страшным последствиям".
- Не надо пугать людей, Андреич!
- Надо их иногда встряхивать, - спорю я. - Привыкание опасно.
Но тут пришел помощник и мрачно заявил:
- Лук и чеснок кончились - кацура!
На ужин - манная каша с вишневым вареньем. Это называется - вспомним родной детский сад.
На карте у штурмана в такой невероятной близости от нас - Везувий, Неаполитанский залив, остров Капри, Сорренто. Везувий обведен красным кружком как морской ориентир. Чуть ниже - полигоны итальянских подводных лодок. Туда нам соваться не след.
Диалог в центральном посту по "каштану" (глубина 80 метров, вахтенный офицер старший лейтенант Ишеков):
- Центральный! - запрашивает шестой отсек. - Прошу нагрузить ВСД (воздух среднего давления) на гальюн.
- Что, уже полный?! Два часа, как продували!
- Полный...
- Чего вы такого нажрались, что вас несет, как...
- Так манная каша ж была...
- У, идолы... Дристуны несчастные.
Но воздух среднего давления на гальюн шестого отсека все-таки подают.
Слушаю пленку, на которую радисты записали с "Волны" последние новости: Ирак готовится ввести войска в Ливан. Положение обостряется ещё больше. Заявление Советского правительства по Ливану.
Горячо ходить у чужой войны. Американский разведкорабль "Либерти" доходился до удара по нему израильской авиации: около сорока трупов и свыше сотни раненых.
Встретил у Бунина строчку: "Большая муфта. Бледная щека". Минут пять гадал, как это "муфта" - шинно-пневматическая наша муфта - могла попасть в бунинский словарь. Потом вспомнилось: муфта - это деталь женской зимней одежды - эдакий меховой чехольчик сразу на две руки. Глубоко же погрузилась в меня подводная лодка.
Зудящее завывание какого-то штурманского прибора. Как много ещё не названных здесь, на лодке, звуков, не обозначенных словом ощущений вещей, состояний...
Матросам проще. Дизель-компрессор прозвали "поросенком", а реф-машину - "маруськой".
- Что это за прибор? - спрашивает мичман молодого матроса.
- Этот... Как его?... Напряжометр!
- Сам ты жометр! Вольтметр это, ясно?!
Жора Симбирцев обращается к замкомбрига с вопросом:
- Товарищ капитан 2-го ранга, а знаете, почему в стране каракуля не хватает?
- Почему?
- Полковников и генералов больше, чем баранов.
- Да ты, старпом, вольнодумец! - смеется замкомбрига.
Ждем смену района. Но пока не дают никакого смещения. Ночью били форсированную зарядку. Бедная батарея. Не терпит она никакого насилия.
Эфир забит арабскими голосами. Он похож на восточный базар.
По ночам я вспоминаю все то, о чем недосуг было вспомнить за последние двадцать лет. Метод концентрации памяти дает свои плоды.
Мы уже во втором позиционном районе. До Неаполя всего 70 миль.
В нашей службе есть что-то от фантастической войны будущего человека с машинами-киберами. Подводник не ходит в атаку так, как ходили во все времена, - с наганом в одной руке и саперной лопаткой в другой. Подводник никогда не видит своего врага в лицо. Но чаще всего его жизни угрожают (по крайней мере в мирное время) механизмы, агрегаты, окружающие его сплошной толпой, ежесекундно готовые убить его электроразрядом, выхлестнувшим откуда-нибудь огненным форсом, струей сверхдавления, газом, убить осколком разлетевшейся шестерни... Не на амбразуру дота бросается подводник, но на хлещущие из свища в трубопроводе струю раскаленного масла, на пробоину, пламя...
Враждебность машин, не очеловеченная разумными действиям живого противника, - враждебность ярая, стихийная, чаще всего неожиданная, - вот чему приходится противостоять нам, подобно героям мрачных луддистских фантасмагорий. Враг ещё может проявить снисходительность, пощаду. Машина никогда!
Сегодня до чая - изучение книжек "боевой номер". Механик на чучеле своего варана сделал татуировку: "Нет в жизни щастя". Кроссворды в кают-компании разгадываются сообща и потому предельно быстро. За географию отвечает штурман, за медицину - доктор, за технику и физику - механики, мне же приходится держать ответ за литературу, историю и даже балетно-оперное искусство.
Мы прошли к своей нынешней позиции тем путем, каким римляне ходили на Карфаген.
