– А… – Матвей как-то на глазах поскучнел. – Понятно. Наелась? Нам пора.

Катя аккуратно вытерла рот салфеткой и встала с пластикового стула. Дешевая юбка из синтетики, затрещав, задралась и облепила ноги и бедра. Катя потянула ее вниз и быстро посмотрела на Гурмина. Заметил ли он? Заметил. Поглядел тяжело, так, что Кате стало жарко. Он был липким, этот взгляд, очень откровенным. А Матвей даже не думал притворяться и играть в благопристойность. Он и Кате в глаза посмотрел так, что она все поняла – он ее оценивает, по-мужски. Гурман развернулся и пошел в класс, больше не предлагая свою помощь. Катя не знала, радоваться ли ей или обижаться.

Она вернулась на урок, преодолевая неловкость. К ее удивлению, никто не обратил на нее внимания – «англичанка» гоняла класс по грамматическим упражнениям. У Кати с грамматикой было неплохо, только некоторые темы не очень удавались. К счастью, когда очередь дошла до нее, она внятно и уверенно смогла выговорить:

– He said he wouldn’t pay for that. (* Он сказал, что не будет это оплачивать)

– Shit happens (*Случается и такое дерьмо), – невинным голосом прокомментировал Матвей.

Все засмеялись, а Настюша, цыкнув на Гурмина, кивнула Кате, мол, вижу, довольна, и переключилась на ответы других ребят.

…После школы Катя чувствовала себя намного лучше. Но сердце опять провалилось куда-то в желудок, когда, выйдя из здания после уроков, она увидела стоявшего у машины мрачного Глеба.

– Садись, – буркнул тот.

Ехали они молча, и только у коттеджного поселка Глеб со злой интонацией бросил:

– Надо поговорить.

– Хорошо.

Глеб зашел в дом… и хлопнул дверью перед носом у Кати. Не специально, просто не придержал тугую пружину. А может, специально. В доме было тихо, лишь из глубины доносились негромкие голоса. Проходя мимо кухни, Катя увидела за столом Лешу и его няню. Ира кормила мальчика ужином. Лешка весело поздоровался, а няня лишь зыркнула, поджав губы. Какая странная девушка, угрюмая, смотрит, словно Катя ей что-то должна.

В комнате было прибрано, Катю это немного смутило – она помнила, что оставила на спинке стула домашнюю кофту, а теперь она висела в шкафу. В дверь постучали. Катя открыла и пустила сводного брата внутрь. Тот уселся в кресло и сказал, вперив в нее яростный взгляд:

– Какого, вообще?

Катя молчала.

– Ты чего, ни хрена за целый день не съела?

Катя помотала головой.

– Выпендриваешься? Или опозорить меня хочешь? Типа тебя тут голодом морят? Мне Арина высказала свое… недоумение. Зашквар полный!

– Слушай, прекрати, – сказала Катя. – Так получилось, никто не виноват и…

– Это ты слушай, – резко перебил ее Глеб, – раз уж вышло, что ты тут живешь, значит, живи и радуйся. Не надо ломаться и изображать бедную родственницу… хотя ты оно и есть. Антон тебе деньги дал? Дал. Давай жри нормально, не нравится наше, покупай, готовь, что хочешь. Руки есть? Значит, шевели ручками. Шмотки свои постирай, а лучше выкинь, купи новые. Мне по поводу тебя не только Арина сегодня высказалась.

– А кто еще? – вспыхнула Катя. – Почему? Что?

– Неважно, – процедил сквозь зубы Глеб. – Ты выглядишь, как будто… тоже неважно. Вечером Полина придет, познакомлю вас. Приведи себя в порядок. Спускайся вниз, пожри нормально. У меня слишком многое на карту поставлено, чтобы ты тут сиротинушку изображала.

– Я не изображаю!

– Рот поуже, голос потише. Жду тебя внизу. И зубы почисть.

После ухода Глеба Катя несколько раз прошлась по комнате, стараясь успокоиться. Что он себе позволяет?! Нет, нужно уезжать! Лучше каждый день тратить время на долгую дорогу, чем жить с такой свиньей. Катя открыла шкаф, достала сумку и принялась кидать в нее вещи. Дверь резко распахнулась. Глеб оказался рядом, попытавшись вырвать у нее сумку, громко сказал:

– Все, харэ, харэ! Так и думал, что распсихуешься. Слушай, Самарская… Да хватит же! Ну извини, нагрубил! Давай жить дружно!

– Что?! – Катя даже рассмеялась. – Дружно жить с такой бедной родственницей, как я? Корона не спадет, принц?

– Да ты наглая, – с каким-то чуть ли не восхищенным недоумением проговорил Глеб, отпуская сумку. – Ну… уходи тогда. Антону сейчас только с тобой проблем не хватало, у него там какой-то трабл в Москве. А тут еще доченька «радость» подкинет. Типа не ужилась, обидели, выставили на ночь глядя.

– Какой трабл? – тут же забыв о ссоре, спросила Катя. – Он тебе звонил?

– Конечно, только что, контролирует меня. Я сказал, все хорошо. Он сразу успокоился, сказал, задержится дольше, чем планировал. Он и тебе позвонит, позже. Слушай, – Глеб почесал в затылке, продолжил уже почти миролюбиво, – ну раз мы в одной лодке, давай не будем ее топить, сами же нахлебаемся. Ты мне говори, чего тебе надо, я подскажу. Мне плевать, как ты выглядишь, во что ты одета, но не позорь Никитиных, Самарская, – это все, что я прошу. В конце концов, это недолго, переедешь в свой пансион и будем опять друг друга не знать… ну… кроме школы.

Катя села на край кровати и задумалась.

– Когда Антон вернется?

– Дней десять.

– Ладно. Пароль мне от вай-фая скажи. И еще: что не так с моими вещами? Они чистые.

– Ну… – Глеб помялся. – Это Матвей. Он с тобой… тесно пообщался. Давай не будем.

– Будем. Скажи. Мне в твоем классе до весны учиться. Он что, сказал, что я грязная?

– Ну… сказал, у тебя изо рта пахнет. И что ты в сарае каком-то, наверное, жила, одежда сыростью воняет. Да, не злись. Он дебил. А у людей у многих изо рта воняет, когда желудок пустой или болит. Понимаешь, он меня хотел обвинить в одной подставе. Поэтому к тебе пристал. Не хочешь дерьма – не водись с ним, Самарская.

Пока Глеб пересказывал ей разговор с Гурминым, делился, так сказать, впечатлениями Матвея от общения с новой одноклассницей, Катя сидела ни жива ни мертва, чувствуя, как наливаются жаром щеки. Она сразу поверила Глебу.Да, Гурмин неискренен, несмотря на помощь и все его шутки-прибаутки. Ее сводный брат, оказывается, вовсе с ним не дружит, а Матвей наговорил Глебу гадостей о ней, потому что узнал, что новенькая – сестра его недруга. Странно, Кате сначала показалось, что Гурмин и Никитин – приятели. Она спросила, почему они липли к ней в кафе, а Глеб, стараясь не встречаться с ней глазами, ответил, что принял ее за другую девушку. Это было очень странно. Глеб вышел, а Катя сидела, переваривая услышанное и пытаясь справиться с горькой обидой. За что?

…Она приняла душ, тщательно вымыла волосы, которые быстро засаливались и требовали ежедневного ухода и специального шампуня, решилась и спустилась вниз. На кухне хозяйничал Лешка. Младший Никитин нарезал хлеб большими, неровными, толстыми кусками. На разделочном столе лежали палка колбасы, ветчина и сыр в обертке. У Кати потеплело на душе. Леша ведь ее брат, по отцу, но наполовину родной .

– Привет, – еще раз поздоровалась она. – Слушай, можешь показать, как у вас тут стирать? И где сушить.

Катя сомневалась, что десятилетний мальчик в курсе домашних дел, но Леша повел ее в подвал, показал стиральную машину, средства для стирки, а затем сушилку у задней двери. Катя загрузила вещи в барабан, и они с Лешей вернулись на кухню. Лешка делал бутерброды. Спросил деловито:

– Тебе с чем?

– М-м-м… Вон с той колбасой.

– И сыром?

– И сыром.

– А овощи?

– Огурец, пожалуй.

– Свежий или соленый?

– Ну ты просто шеф-повар, – засмеялась Катя.

Леша покраснел от похвалы, с серьезным видом доделал бутерброд и положил его Кате на тарелку.

– Сейчас чай налью. Вика обед приготовила, но Кирилл днем все съел.

– А почему вам не оставил? – Катя нахмурилась.

Кирилл нравился ей все меньше даже заочно.

– Ну… он любит котлеты. Может, подумал, что мы с Глебом опять в кафе поедим? – Леша философски пожал плечами. – Мы часто так делаем. Или Глеб еду на дом заказывает.