– Это невозможно! – восклицал Григорий Двинских, и без того не видевший большого смысла во всей это деятельности.  – Мы уже почти неделю здесь, а зачем, что мы сделали? Как мы помогли Анне? Ее вот-вот отдадут за человека, которому место в сумасшедшем доме!  Сегодня же вечером я заберусь к ней в окно и попрошу ее бежать!

– Зачем такие страсти, почему сразу в окно? – рассмеялся я. – Она решит еще, чего доброго, что это Вульф, начнет кричать, перебудит весь дом, и все кончится тем, что вас отведут в полицию.

– Но что тогда делать?

Вопрос этот так и остался висеть в воздухе.

Я проснулся со странным чувством опасности  – кромешный мрак вокруг, казалось, глядел на меня, я кожей чувствовал, что в комнате кто-то есть. Кто-то другой, совсем не Григорий Двинских, вместе с которым мы снимали этот гостиничный номер.

– Григорий Андреевич! – позвал я, но ответом мне была тишина. – Григорий Андреевич! – крикнул я уже громче.

Я вскочил с постели, одновременно хватая нож для бумаги – единственное имевшееся у меня оружие. Во тьме, рассеиваемой только бледным светом луны, я медленно двинулся к кровати Двинских – она была пуста. В еле различимом сборище темных полос и пятен я выделил дверь, ведущую в коридор, и понял, что она приотворена, но выйти из номера я не смог. Дорогу мне преградило лежащее на полу тело.

– Григорий Андреевич! Скорее, на помощь! На помощь! – завопил я что есть мочи, распахивая дверь, и через несколько показавшихся мне вечностью секунд все кругом ожило, зашевелилось, огоньки свеч понеслись ко мне с разных сторон темного коридора. Кто-то кричал, кто-то уже светил в лицо абсолютно белому, мелово-бледному Григорию.

– Что с ним?

– Доктора, скорее! – кричал я, а в голове у меня металась мысль, что телефонной связи в этой гостинице нет, и за доктором пошлют на извозчике, а вдруг он живет далеко? – За доктором уже послали?

Но люди, суетившиеся вокруг Двинских, казалось, вообще меня не слышали. Его подняли, уложили на кровать, кто-то принялся перевязывать раны, зиявшие на его руках, кто-то воскликнул: «Он жив еще!»

Время тянулось невероятно медленно. Двинских разве что только не коченел, люди охали и ахали и, наконец, пришел доктор – тщедушный, заспанный господин. Скользнув профессиональным взглядом по ярко освещенной комнате, он уставился на меня.

– Где вы его нашли? – равнодушно спросил он.

– Здесь, возле двери. Доктор, скорее, он потерял много крови! – промедление врача казалось мне просто преступным.

– Да, много.  Я вижу. И я ничем не могу ему помочь. Даже жгут накладывать смысла уже нет, – врач отвернулся, как бы собираясь уходить.

– Сделайте хоть что-нибудь, пожалуйста!– молил я его, и доктор, как будто, меня услышал.

 Он обернулся, и, окидывая меня хмурым взглядом, вытащил из сумки шприц, протер его спиртом, и велел закатать мне рукав.

– Мы наберем кровь у вас, и вольем ему. Скорее всего, это его убьет. Но ему и так не жить, так что…

И медленно, так медленно, что я все время порывался поторопить, доктор принялся набирать кровь у меня и  вливать ее в Григория – он словно делал какую-то рутинную операцию, словно человек, лежавший перед ним, и не умирал вовсе. А сколько времени ушло на правильное наложение жгутов!  Но Бог миловал –  ни эта медлительность, ни само переливание Григория не убили.  Он порозовел, и даже дернулся, когда доктор принялся зашивать его раны. Утро я встретил, считая его вдохи и выдохи.

– Что случилось? – Двинских открыл глаза и попытался сесть в кровати, – вы выглядите ужасно.

– И вы не лучше, – бросил я ему.

– На меня что, напали? – спросил Двинских, разглядывая повязки на своих руках.

– Вас ударили по затылку, вскрыли ножом вены и вылили из вас чуть ли не всю кровь. Помните, там, на вокзале, вы утверждали, что я слишком много выпил, и не заметил, как сильно разрезал себе руку, а потом потерял сознание, упал и ударился затылком? С вами сейчас случилось ровно то же самое.

– Я не говорил, что вы сами себя порезали. Это вовсе не я говорил! – возмущенно произнес Двинских.

Я не стал спорить.

– Вы помните, кто на вас напал? Вы видели кого-нибудь? – спросил я его.

– Нет, я… В дверь постучали, – сказал Двинских, и видно было, что воспоминания эти приходят к нему с трудом. – Вроде бы стучали. Я встал, что бы открыть…

– И вы даже открыли дверь, но ударили вас при этом сзади. На этом основании городовой хочет меня арестовать. Говорит, это я вас прибил. Больше ведь, кроме нас с вами, в комнате никого не было.

По лицу Григория Двинских прошел целый хоровод мыслей.

– Вы тоже сейчас думаете, что это я? – спросил я у него.

– Нет. Конечно, нет, – пробормотал он, смущаясь. – Но как же тогда…

– Окно было открыто. Большая глупость, но мы оставили окно настежь открытым.

– В чем тут глупость? Мы на третьем этаже! Неужели кто-то мог спуститься с крыши?

– Может и так, но я подозреваю скорее летающего Вульфа, – сказал я.

– Василий Силантьевич! – Григорий рассмеялся невеселым, полным горестного недоумения смехом. – Хватит уже про…. про это! Понятно, что это дело рук Вульфов, больше никому мы тут не мешаем, но непосредственно нападал, скорее всего, кто-то другой, какой-то третий человек, которого они наняли…

– Почему вы мне не верите? Я что, по-вашему, глупый, сумасшедший или что? – я наклонился к Двинских. – По-вашему, я невероятный фантазер? Я своими глазами видел, как Вульф летал!

– Вы были пьяны! – сказал Григорий, отодвигаясь от меня.

– Я не пил.

– Но вы совсем не похожи на человека, видевшего что-то сверхъестественное! Вы слишком спокойны, вы так себя ведете, как будто летающие вампиры вам каждый день встречаются!

Этот довод, признаюсь, поставил меня в тупик, да и, кроме того, у меня были дела важнее убеждения Двинских.

– Вам лучше еще отдохнуть, – сказал я, поднимаясь. – Вы ведь себя нормально чувствуете?

– А вы куда? – спросил он с заметной тревогой в голосе.

– Попытаюсь сделать хоть что-то для Анны Константиновны, пока я не в тюрьме.

Целью моей был тщедушный доктор, невысокий, худощавый человек, так быстро сориентировавшийся, в какой именно помощи нуждается Двинских. Конечно, вполне возможно, что сказался его профессионализм – но что-то подсказывало мне, что он, скорее всего, не первый раз встречается с таким видом нападений. Адрес врача я выспросил у прислуги, и доктор, живший рядом с гостиницей, явно не рад был меня видеть.

– Итак? – спросил я его, после неловкого обмена приветствиями. – Итак, что вы можете сказать о вчерашнем?

– А что я должен говорить? – произнес человечек твердо, нахрапом его явно было не взять.

– Мой друг чуть не умер.

– Нам с вами очень повезло, что не умер. К счастью, у вас с ним одна группа крови, – доктор беспокойно постучал пальцами по столу. Жалеть его я не стал.

– И часто вам приходится прибегать к такому экстренному переливанию? – спросил я. – Здесь это, наверное, в порядке вещей?

– С чего вы взяли? – но лицо доктора при этом побледнело, он нервически пожевал нижнюю губу, и спросил еще раз. – Почему вы меня об этом спрашиваете?

– Потому что вчера вы мне показались человеком осведомленным.

Маленький доктор мрачно зыркнул на меня, вздохнул, подошел к двери своего кабинета, отпер ее, выглянул наружу, снова закрыл, и, подойдя ко мне, заговорил быстрым шепотом:

– Вы зря пришли. Мне нечего сказать. Ничего, кроме того, что вам наверняка уже известно, я не скажу. На заводах Вульфов очень высокая смертность среди чернорабочих. Их привозят со всех концов России, и они очень быстро умирают. Это знают все. Это не секрет даже для нашего начальника полиции. Вот и все.

– А раны, как у моего друга…

– Встречались мне в городе несколько раз. Очень странный грабитель, который не оставляет ни капли крови ни вокруг тела убитого, ни в нем самом. Было три таких случая, концов не нашли.