Двинских то ли фыркнул, то ли чихнул, и я бы тоже, наверное, посмеялся, но меня мучил вопрос – а все ли искавшие вампирской любви девушки выжили?

– Может быть, дело не в вампиризме? – произнес уже справившийся с собой Двинских. – Вы не пробовали как-то иначе интересовать женщин?

Вульф не ответил ему. Он, не отрываясь, глядел на мою руку, которую я только что, очищая апельсины, ткнул острием ножа.

– У вас не найдется платка? – спросил я у Двинских.– Порезался, – продемонстрировал я ему выступившую на руке кровь.

Тот помолчал, очевидно, размышляя, а потом медленно произнес:

– Сходите, промойте ранку.

Я поднялся и вышел, сначала за дверь, а оттуда на перрон, где уже начинало темнеть – следующий поезд должен был прибыть с минуту на минуту. Руку я не стал перевязывать, и смело шел вперед, оставляя за собой дорожку из капель крови. Один из фонарей не горел, и именно под ним я и остановился, делая вид, что собираюсь закурить.

Все-таки стереотипы – чрезвычайно вредная вещь. Я почему-то был уверен, что Вульф, как и положено вампиру, будет кусать меня в шею своими собственными зубами, а насмерть закусать одному человеку другого дело нескорое. Я буду сопротивляться, завяжется потасовка, и в этот самый момент прибудет целый поезд людей, свидетелей и спасителей. Вот я и стоял, вслушиваясь в темноту, ожидая нападения, и инстинктивно вжимая основательно укутанную шарфом шею в плечи.

И дождался я крепкого удара по затылку. Мир поплыл у меня перед глазами, пятна света и тени смешались. Обездвиженный, я плыл куда-то во тьму. Спасительный поезд, сиявший огнями, исторгавший из себя живых людей, прибыл, но  был уже так далеко, что казался игрушечным. Я даже крикнуть не мог, а надо мной уже, отражая луну, сиял узкий нож…

– Василий Силантьевич!

Резкий запах привел меня в чувство. Я чувствовал невероятную слабость и головокружение.

– Я жив…

– Да, к счастью, я успел,– раздался рядом со мной голос Двинских.

– Вульф… Вы схватили его?

– Вульф все время был со мной. Мы минут двадцать еще сидели, пока за ним не пришел его брат. Я проводил их до экипажа, а потом только пошел искать вас.

– Он, наверное, перебрал, и не заметил, что разрезал себе кожу до самого запястья,– раздался другой, более басовитый голос. – Хорошо, что он не успел истечь кровью.

Я хотел было возразить, но уже снова летел во тьму.

– Василий Силантьевич, Василий Силантьевич!

Я открыл глаза и с некоторым удивлением увидел подле себя Анну, ее дорожный костюм темнел на фоне белых больничных интерьеров.

– Как вы… Здравствуйте, – я попытался подняться с кровати. – Зачем вы здесь?

– Григорий Андреевич рассказал мне о вашем плане. Это какое-то безумие.

– Нет, почему же. Если бы Вульф… – я не стал продолжать, потому что ранил меня, судя по всему, кто-то другой. – Я думал, что на меня нападет Вульф. Я не говорил вам, но я знаю, что он вампир, – и опять я умолчал и о бочках крови в подвале и о прочем: зачем пугать и без того подавленную девушку? – Я думал, что вдвоем с  Григорием Андреевичем мы Вульфа поборем, а тут и поезд подошел бы.

– А если бы он успел вас укусить? Если бы вы сами стали вампиром?

Я не смог сдержать улыбки, хотя говорила Анна вполне серьезно.

– Что? – недовольно сказала она. – Почему вы так улыбаетесь?

– Не знаю. Мне кажется, едва ли вампиризм передается через укусы, а то у нас бы давно была бы эпидемия. Вульф сам рассказывал, как он кусал… – и я опять осекся: обсуждать пассий Вульфа с Анной мне показалось неуместным, в конце концов, он ведь был ее женихом. – Кусал своих знакомых. Как  я понял, не насмерть. Он просто хотел показаться перед ними настоящим вампиром. И, если бы все они стали после этого пить кровь… не знаю, от внимания общественности это не укрылось бы, вам не кажется?

– Григорий Андреевич уверен, что Вульф просто страдает психическим расстройством. Он настоятельно предлагает мне бежать, – Анна посмотрела мне в глаза.  – А вы что посоветуете?

Я пожал плечами.

– В какой-то мере это дельный совет, конечно, но хорошенько подумайте, прежде чем на такое решаться. На что вы будете жить?

– Но что мне… Идти замуж за Вульфа? – захлопала Анна ресницами.

– Нет, что вы, но не переживайте. Я постараюсь вам помочь, – ободряюще улыбнулся я ей.

– А вы не боялись?– спросила она.

– Что, простите? – я даже удивился ее вопросу.

– Не боялись его?

– Я, как вам сказать…

Определенно, психиатрия – зло, раньше мне и в голову не приходилось задумываться о причинах своей смелости. Какие-то люди больше боятся, какие-то меньше, я из числа последних. Все. Но рассуждения Григория Двинских посеяли сомнения в моей душе. Так ли уж все в порядке с моим бесстрашием? Нормально ли это, или, вдруг, следствие не леченых душевных травм?

– Нет, не боялся, – со вздохом ответил я. – Где вы поселились?

– Пока в гостинице, но скорее всего на днях перееду к Вульфам, – сказала Анна.

– Пригласите нас как-нибудь в гости. Меня и Григория Андреевича.

Анна Константиновна явно поразилась такому предложению.

– Но как я объясню Вульфам такое приглашение?

– А надо объяснять? Вам ведь не объяснили, почему Антон Вульф таскает с собой бутыль крови. Полагаю, Вульфам этот брак нужен не меньше, чем вашему отцу. Так что потерпят.

Анна посмотрела на меня с такой теплой признательностью во взгляде, что я против воли почувствовал себя героем и спасителем дам.

Дом Вульфов в Невьянске был одним из самых больших и добротных домов, с колоннами и пилястрами, светлый, просторный, полный прислуги, и ничем замок Дракулы он не напоминал. И хозяева его тоже были далеки от романтического образа вампиров. Антон Карлович в присутствии брата присмирел, пил умеренно, говорил мало. Он даже от солнца перестал прятаться, хотя заметно было, что дневной свет ему по-прежнему не по душе. Август Карлович, из череды таких же, как и он, промышленников выделялся разве что ростом заметно выше среднего, а так это был обычный владелец завода, с холодным цепким взглядом и уверенными, деловыми манерами. Нас с Григорием они приняли не то чтобы радушно, ведь Анна наше присутствие в этом тесном семейном кругу никак оправдывать не стала, но приняли, и даже пригласили отобедать. Ничего интересного, впрочем, в этом застолье не было. Как, впрочем, и во всем Невьянске в целом.

Мы с Григорием пытались собрать хоть какие-то сведения, хоть что-то, что могло опорочить репутацию Вульфов, и что газеты согласились бы напечатать, но тщетно. То есть сведений мы собрали много, простой люд клеветал на Вульфов («немцев») с удовольствием и взахлеб, но то-то и оно, что это была именно клевета. Вульфы подозревались в чем угодно: в связях с нечистой силой, в растлении девиц (адреса, по которым проживали девицы с многочисленным Вульфовским потомством, прилагались), в умышленном оскорблении православных святынь  – но на то, что Вульфы убийцы и вампиры, народной фантазии не хватало. Даже странный вид Вульфа-младшего, который и в Невьянске успел отметиться мертвенным театральным гримом, истолковали лишь как чрезмерное, недостойное мужчины франтовство. Синематографа в Невьянске не было, и мода на вампиров пока обходила его стороной.

Но то были простые люди, лавочники, разносчики и так далее, образованные же граждане вроде врачей и преподавателей местной гимназии о Вульфах говорить и вовсе не желали. Можно было, конечно, встретиться с рабочими Вульфовских заводов. Их показания, по крайней мере, имели бы хоть какой-то вес, но и это оказалось невозможно. Бараки, в которых жили рабочие, составляли с заводом единый комплекс, находились за мощным забором, и пройти туда было нельзя.

Одно радовало – с Анной было все в порядке, что в гостинице ее, что, когда она переехала к Вульфам. Ей даже никто не препятствовал с нами встречаться, а вот обоих Вульфов при этом она, напротив, видела редко. Они никогда не спускались к завтраку, к обеду появлялись изредка, и вообще почти все свое время проводили на заводах. Даже подготовкой к скорой свадьбе Анна занималась одна. Ей предоставили автомобиль и шофера, и она бесконечно ездила по местным лавкам, составляя списки всего того, что должны были доставить ей из Екатеринбурга. Уже шилось платье, и составлялось меню, приехал уже и поверенный, со дня на день ждали отца Анны, а дело наше так и не сдвинулось с мертвой точки.