Через год службы отец Вениамин должен был совместить свое пастырское служение с педагогической деятельностью. Из состава «ученого монашества» традиционно восполнялись кадры администраций семинарий и академий. 23 июля 1910 года иеромонах Вениамин был утвержден в качестве кандидата на кафедру пастырского богословия, гомилетики и аскетики Санкт-Петербургской духовной академии, ректором которой в это время был уже возведенный в сан епископа Феофан (Быстров). Чуть позже, в сентябре 1910 года иеромонах Вениамин будет избран на кафедру в качестве исполняющего должность доцента и уже 30 сентября окончательно утвержден указом Святейшего Синода. Однако до этого, в самое малое оставшееся время последнего летнего месяца, ему необходимо было по новому учебному уставу столичной академии объединить в один предмет три разные научно-богословские дисциплины. Как это сделать, никто молодому преподавателю не объяснил. Батюшка направился в Зосимову пустынь, чтобы испросить благословения на новый путь у настоятеля пустыни схиигумена Германа (Гомзина). Об этой встрече владыка вспоминает так: «Среди вопросов он [настоятель] задал и такой: «Что вы будете преподавать в Академии?». Я начал с более невинного предмета: «Гомилетику» (учение о проповедничестве).
– А еще? – точно следователь на допросе, спрашивал он.
Я уже затруднялся ответить сразу.
– Пастырское богословие, – говорю. А самому стыдно стало, что я взял на себя такой предмет, как учить студентов быть хорошими пастырями.
– А еще? – точно провидел он и третий предмет.
Я уже совсем замялся.
– Аскетику, – тихо проговорил я, опустивши глаза…
Аскетику… Науку о духовной жизни… Легко сказать! Я, духовный младенец, приехавший сюда за разрешением собственной запутанности, учу других, как правильно жить… Стыдно было…» Но деваться некуда, учебный год близко, а назначение уже состоялось.
Разработать практически три авторских курса в очень короткое время было непросто, поэтому отец Вениамин в течение всего 1910–1911 учебного года лекции читал по пастырскому богословию и аскетике. Занимая кафедру чуть больше года, существенных шагов в деле развития академической дисциплины он сделать не успел. Впрочем, учитывая свой недавний студенческий опыт и будучи человеком небезразличным к церковной проповеди, понимая ее колоссальное значение в повседневной жизни прихода, он привлекал и увлекал учащихся своими практическими занятиями, которые сейчас бы назвали семинарами.
4 и 11 сентября 1910 года иеромонах Вениамин прочитал в академии пробные лекции. Первую тему он избрал себе сам: «Святитель Василий Великий, как пастырь – устроитель Церкви». Вторую же, пришлось говорить по назначению академического совета на тему «Отношение проповедника к вопросам общественной и политической жизни». Стоит отметить, что владыка всегда живо интересовался общественными вопросами. Так, еще 19 марта 1907 года он присутствовал в Государственной думе на прениях по аграрному вопросу. Хотя позже и вспоминал об этом как не очень приятном опыте. В июле 1908 года был участником четвертого миссионерского съезда в Киеве, где присутствовал от Санкт-Петербургской епархии вместе с известным миссионером протоиереем Дмитрием Ивановичем Боголюбовым. Этот съезд современники назвали «некоторым подобием Всероссийского церковного Собора». В числе прочих вопросов, участники съезда просили о создании условий, при которых Церковь находилась бы вне влияния Государственной думы и Государственного совета. Чаяния многих членов Церкви были направлены на освобождение Ее от тесных объятий монархии. Но все это было еще преждевременно. Рассмотрев постановления IV Всероссийского миссионерского съезда, Синод издал целый ряд различных определений касательно дел именно церковной миссии. В частности, рекомендовалось организовывать в больших городах с многоклирными храмами проповеднические кружки духовенства (с участием всех членов причта), где намечались бы темы для проповедей, выступали бы «новички» с опытными проповедями, обсуждались бы вопросы постановки проповеди для лучшего воздействия на паству. И теперь, спустя два года, в академии все это напрямую касалось интересов молодого преподавателя. Помимо того, съезд постановил вести борьбу с сектами через апологетическое книгоиздательство и опровержение лжеучений с православных позиций. И этот призыв не остался без внимания иеромонаха Вениамина. Итогом всего стал курс лекций по пастырскому богословию, который в 1911 году был опубликован отдельной книгой. И брошюра «Подмена христианства (к спорам о Чурикове, «братцах», странниках и проч.)».
Иными словами, этот период служения был важным этапом становления будущего архипастыря, как исключительного проповедника и зоркого наблюдателя за изменениями в церковной и общественной жизни России. «Здесь я узнал ближе профессуру, – вспоминает он. – Нехудые они люди, но многие были ненадежны для Церкви, зато другие (меньшинство) оказались потом на Соборе основательными защитниками Её. Безбожников среди них не было, конечно». Здесь владыка упоминает о Поместном Соборе Русской Православной Церкви 1917–1918 гг., на котором присутствовал и принимал самое активное участие в первой и второй сессиях. Но об этом позже.
Выбор же молодым пастырем для разоблачения секты «братца» Ивана Чурикова был тоже отнюдь не случаен. Талантливый и начитанный в Евангелии выходец из простонародья Чуриков своим учением прельщал, в основном, питерских рабочих и работниц, горничных, кухарок, приказчиков, одним словом – простой народ. Чтобы оградить этот народ от лжеучений, противных Церкви, и выступил в печати будущий святитель, ознакомившись предварительно с идеями чуриковцев и даже лично побеседовав с их «гуру». Основываясь на Священном Писании и творении святых отцов, он произвел тщательный разбор «учения» Чурикова, изобличая и его самого, и его последователей в уклонении от истины. Иеромонах резюмировал «чуриковщину» так: «Если всмотреться в нее, то мы увидим, что и здесь в основе лежит тот же современный кумир, – естественный (душевно-плотский) человек. И во имя защиты прав этого человека идет повсюду борьба, или совершенно открытая, безбожно-плотская, или же, как между прочим и в рассматриваемой секте, более тонкая, заключающаяся в постепенной подмене духовной религии – душевно-плотскою, или благодатного христианства – культом человека, т. е. язычеством под формами христианства». Отрицание церковной иерархии, благодати и самой Церкви были одними из постулатов этой секты. Внешний покров учения Чурикова с первого взгляда мало отличался от обычно-христианского, а потому народ шел доверчиво. И такое совмещение различных «прелестных» сторон учения, по словам отца Вениамина, могло грозить весьма большой опасностью именно для народа. «Но еще более опасны эти ереси вообще, чуриковщина в частности, по существу своему: эта вера в человека в конце концов приведет к вере в антихриста», – писал он. И, подводя итог, отмечал «чуриковщина есть секта, родственная хлыстовству, с основным пунктом его такого или иного обожествления человека, более чистой подмены благодатного – человеческим, духовного – душевно-плотским, жизни в Боге – верой в человека».
Спустя два года после выхода брошюры о. Вениамина с разоблачением этого «учения», в 1913 году петербургский градоначальник запретил Чурикову вести религиозные беседы. А в 1914 году указом Санкт-Петербургской духовной консистории Чуриков был объявлен сектантом как проповедник, не имеющий сана священника, и отлучен от Церкви.
Что же касается процесса обучения студентов, то достаточно рассмотреть темы практических занятий по гомилетике, которые еженедельно по вечерам вел иеромонах Вениамин. Первая тема звучала следующим образом: «Что такое живое проповедническое слово». Причем на эту тему два реферата написал сам отец Вениамин. На последующих занятиях обсуждались такие темы как «Процесс религиозно-проповеднического творчества» и «Личность проповедника». На каждую из этих тем уходило по 2–3 вечерних встречи. Последующие рефераты посвящались таким теоретическим вопросам, как внешняя сторона проповеди, импровизация, метод оценки проповедей, особенно опубликованных. Последние занятия были посвящены святителю Иоанну Златоусту. Поскольку занятия посещались студентами охотно и были всегда очень оживленными, то и результаты стали, по свидетельству самого лектора, более прочными и сознательными, нежели чем при чтении теоретических лекций.
