За шелковой бордовой материей с изображением скрещенных серпа и меча скрывалось светлое облагороженное пространство, предназначенное для отдыха и собеседований. Стойки с инкрустированными доспехами, обитые крокодильей чешуей сундуки, горшки с мазями, овчинные тулупы и какие-то полотна. Сбоку от лежанки располагались сухие пни, являвшиеся заменой стульев, а также дубовая кора, приспособленная под письменный стол. Грузный розоватый человек преклонных лет блестел своей залысиной, склонив голову над пергаментом. Напротив него, потеснившись, сидели бледный бровастый Ворн и щетинистый усатый Витольд, дополняя друг друга, как на карикатурном портрете. Нагретый свечами воздух в шатре еще не устаканился после оживленного повествования герольда. Ворн только что закончил рассказывать барону Гретеру – командиру их состава, каким образом был утерян груз государственной важности. Барон был раздосадован не на шутку – он агрессивно нажимал на кончик пера и выводил символы на докладной бумаге. Из-под опущенной головы разнесся его хрипловатый голос.

– В условиях военного времени за такие промашки вас бы вздернули. Поверить не могу, что в поход на воронье приставили таких сентиментальных тупиц.

Ворн принимал ниспосланные выговоры в общем как справедливые, но Витольд отнюдь не хотел мириться с положением, сложившимся по вине его приятеля. Он сжал мозольные кулаки в попытке сиюминутно выпустить толику пара, и лишь по-настоящему рубанул с плеча, когда барон дал команду “свободны” и оба делегата вышли из брезентовых стен. Дозорного, который был в почетной части под командованием Гретера, перевели к новичкам-десятникам. Ворн осведомился о своих будущим штрафах, получаемых по окончании задания, и отправился следом на выход. Проход к барону стерег тот блондин-часовой в синем сюрко, что не вызвал никаких подозрений у пылкого Витольда. Ворн поинтересовался у него:

– Почему ты не на посту?

– У меня работа такая – патрулировать. Я часовой, зовут Кайн.

Ворн готов был отвернуться и идти своей дорогой, но Кайн настойчиво обращался к нему.

– Вы что-то потеряли, герольд? Барон Гретер давно не пребывал в таком гневе.

Ворн оценил через плечо безмятежное лицо Кайна, уловил колкость в его вопросе и тихо проговорил.

– Это не вашего ума дело, часовой Кайн. Займитесь тем, что умеете лучше всего – следите за периметром.

– У вас нет таковых полномочий, чтобы отдавать мне приказы. Мы с вами на равных, герольд Ворн. Я, как гражданин, исполняющий долг перед родиной, вправе поинтересоваться и узнать у вас, какой дорогой идет наша страна и какие у нее планы на население.

Из шатра с деревянным треском громко разразился барон Гретер.

– Кайн! Тебе нечего ошиваться у моих стен, неси свою службу там же, где и остальные!

Часовой окинул взглядом бордовое полотно позади себя, подтянул ремешки на торсе и зашагал мимо Ворна так, будто между ними и вовсе не было никакого разговора. Витольд безудержно стучал по коленям рядом с палаткой-казармой и пытался прийти в себя. Ворн остановился перед ним на расстоянии нескольких шагов и с сожалением изрек.

– Мне стыдно перед тобой, Витольд. Возможно, я был не прав, что взял с собой документы, но мне необходимо было известить тебя лично.

– Заткнулся бы лучше, – обронил сквозь зубы Витольд, – единственное, что у тебя выходит лучше всего, это держать язык за зубами.

Ворн сожалел о понижении в звании своего друга-адъютанта, о потере драгоценного меча, о кутерьме, в которую он втянул их обоих, и хотел как-то сгладить ситуацию. Безусловно, задание на этом не кончалось, Витольду выдадут плохонький меч из резерва, он, скорее всего, продолжит присматривать за послом Совета, хотя и под руководством менее опытного десятника, и все нормализуется. Нужно было лишь придать оптимизма, ненадолго отвлечься от злободневных вопросов и предаться забаве. На помощь пришли афоризмы, которыми Ворн любил окрашивать трудные минуты в своей жизни.

– Прямо как в том афоризме, – вдруг завел Ворн, – “наши послы тем сильнее, что молчат”.

Старый афоризм одного из первых советников Союза Драйнов на заре его существования слегка раззадорил приунывшего усатого мечника. Тогда Ворн, видя предрасположенность к диалогу, тактично присел рядом со своим другом, посмеялся над шуткой, выдержал паузу и заговорил.

– Ты знаешь Кайна?

Витольд прекратил лыбиться и озадаченно спросил.

– Кто это?

Ворн стал искать взглядом огненную голову, которая светилась бы ярче солнца в вечерней темноте. Поиски увенчались успехом.

– Вон тот часовой возле свечи, – Ворн ткнул длинным пальцем в сторону круга солдат, забавлявшихся какими-то играми в свете пираколора.

Там же снова остановился и сверкающий своими волосами Кайн, который присоединился к обществу отдаленных десятников. – Да и в принципе то собрание ребят-новичков, знаешь?

Витольд пригляделся повнимательнее, сдвинул морщинистый лоб и на короткое время не шевелился. В это время Ворн осмотрел за его профилем вереницу палаток с реющими флагами, а в отдалении, на фоне деревьев, парочку караульных, один из которых что-то доказывал прочим. Происходило это в сопровождении незаметных жестикуляций.

– А, – прервал тишину Витольд, – это якобы выдающиеся воеводы, прошедшие сотни сражений, задушившие пару десятков черных магов и заслуженно повышенные до званий десятников.

– Да ладно тебе, – удивился Ворн.

– Малявки все, бог их душу, – недовольно прошипел Витольд, – скомандуют мне тут, еще чего… Прибыли вроде с западной окраины, из Руперынга-Двуединого. Все, что о них знаю… пока что. Скоро, как говорится, познакомимся поближе.

– Зачем их набрали на поход к черным магам?

– Уж точно не из благих намерений, – тяжело вздохнул Витольд, – все они дети, не вернувшихся с войны отцов, настоящих легионеров старой закалки. Черные выкосили наши ряды подчистую, оставив только самородки, вроде барона Гретера, или подростков, таких как я.

– Не сыпь соль на старые раны, – уныло произнес Ворн, – Если бы не они, от нас бы ничего не осталось…

Витольд скрестил пальцы и опустил голову. Ворн чувствовал, что его все еще донимают мысли о потере меча из фаранда. Когда-то давно, на заре дипломатической деятельности, сияющий от счастья стражник Дворца Совета несся по белым мощеным улицам Раитлона, выкрикивая строчки из песни “О Солдате”. Параллельно из академии шел Ворн, довольный своим финальным результатом экзамена. Витольд столкнулся с ним на перекрестке и чуть не выронил в водосток свои новенькие ножны. Они были едва знакомы, пересекались пару раз на улице или в кабаке, но в тот день преисполненные радостью молодцы скорешились, проведя весь вечер за оживленными разговорами. В тот день за кружкой пива Витольд поведал Ворну о своем сияющем изделии в ножнах: как он всю жизнь мечтал стать рыцарем, как собирал песчинки фаранда на просторах родного края, как потом месяцами не мог найти искусного кузнеца и как, наконец, радовался изготовлению самого острого на свете меча. С тех пор прошло немало лет, утекло немало воды, а Ворн так и не расставался с любимым клинком вплоть до одиозного случая в шинке.

Мысли герольда подтвердились, когда Витольд изрек из своих уст следующее.

– Ещё и меч сколотый или какой похуже выдадут.

– Не тужи ты так, – пытался подбодрить его Ворн, – если это и вправду самый острый меч, как ты когда-то рассказывал, значит, тот русый дошколенок убьется об него быстрее, чем занесет над вражескими головами.

– Или проткнет кого-то непричастного по дороге… от нечего делать.

В этот раз Ворн не рассчитал силы увеселительных слов и погорел. Грусть от сказанного нахлынула и на него.

Прямо перед носом у сидевших собеседников прошла маленькая колонна часовых. Через час, а то и меньше, должен был прозвучать отбой – караульные должны были сменить друг друга. Четверо недовольно глянули на Ворна, будто тот украл их ложку из утреннего пайка. Это были часовые, которых он увидел около леса пару минут назад.