Ёзеф и Джим казались мелочными на фоне этой грубой неотесанной кучи людей, но как только Доброхожий поднялся из-за стола – волосы непроизвольно простыли от ощущения своей ничтожности. Тень колосса в шароварах с кольчужной юбкой затмила собравшихся гуляк. Откуда-то сверху, где оказалась голова Доброхожего, раздался старческий и вовсе не злой голос.
– Здравствуйте, Ёзеф и Джим! Саживайтесь на пеньки, ближе ко мне, рассказывайте, чего принесли, – протяжно звучал его голос.
Как только Доброхожий смолк и вернулся на свое место, попойка бандитов продолжилась. Джиму и Ёзефу уступили места на обсиженных потных пеньках, располагавшихся прямо по левую руку от Доброхожего. По правую его руку сидел жилистый дядька в охотничьем комбинезоне. Его отличал широкий шов, проходящий от уха до нижней части скулы. Глаз в районе устрашающего увечья отличался от левого и был налит кровью, что также вызывало оторопь. Сам приближенный Доброхожего был стреляным воробьем, человеком в возрасте, с маленьким ртом и странной манерой общения. Звали этого родоначальника Алых Клинков Гувашем Прэй, по кличке “Карман”. Как только к Батьке подсели двое молодых ребят, он тут же раззадорился.
– Вай-вай, драпанули от кого опять?! – кисло произнес Гуваш, плюясь капустными листьями.
Джим не был общителен. В разговорах два на один он обычно уступал место лидерства Ёзефу, поскольку, как говорилось ранее, его врожденная атлетическая мускулатура могла повлиять на исход диалога, стоило детине закатать рукав дублета. При этом Патлатый испытывал чувства, схожие с уважением по отношению к Карману. Ему не нравились старики, но от Гуваша еще отдавало тем юношеским прохиндейством, бунтарством, той подростковой прытью, за счет которых жил, дышал и двигался неугомонный Ёзеф. К Доброхожему он тоже лелеял хорошие чувства, но только из-за отцовского опекунства. Джим в полной мере был отдан чуть медлительному старику Доброхожему, который оставался для него не просто главарем всех преступных элементов, но и прямо противоположным существом наедине с Джимом и Ёзефом: добродушным, отзывчивым, в меру строгим – ровно таким, каким хотел бы видеть своего отца ребенок в привычной семье.
Довольный Ёзеф подвинул деревянные миски с обглоданными кусочками овощей и рыбы, поставил торбу перед лицом Гуваша и стал вытаскивать закатанные в свертки документы.
– Видал, да? Нифига подобного, Карман. Мы украли настоящие печати!
– Бумаги с печатями, – поправил его Джим.
– Во-во! Самые что ни на есть! – торжествовал Ёзеф.
Доброхожий потянул руку к Ёзефу.
– А ну-ка, малой, дый сюды. Та-а-ак, – лицо Доброхожего сморщилось как трухлявое дерево, – Диспенсация Высокого Стола…отпущение всех грехов перед народом, свобода и равенство…
На каждое слово бурлящий от празднества стол затихал, бандиты цепной реакцией начинали прислушиваться к Доброхожему. Каждый возвысил свое чело к просвещенному чтецу. Гуваш украдкой посмотрел на Ёзефа. Мальчик, не поворачивая головы, перевел глаза на Кармана и сделал насмешливую улыбку. Губы Гуваша скривились к уголку и бандит снова уставился на Доброхожего. Батько не стал прочитывать вслух весь массив текста, а с серьезным тоном обратился к соседу справа от себя.
– Гуваш, нам нужно отойти.
Только после обращения Доброхожего слова с бумаги осели в мозгу и приняли какой-то смысл. Находка в глазах Гуваша возымела большое значение. Два маститых разбойника поднялись со своих мест и направились к молодому дубу на возвышенности. Бандиты тревожно глядели вслед уходящим главарям, но тут же принялись привычно горланить, как только Доброхожий одобрительно помахал им рукой.
Ёзеф посмотрел на миски Доброхожего и Гуваша, стащил пару каких-то запекшихся кусков и стал жадно запихивать их к себе в рот. Джим довольствовался жареными грибами с дальнего конца стола, которые любезно передали головорезы в черных жилетках. Ребята не ели три дня, в шинке Джиму досталась дешевая похлебка из зеленого лука, от которой только усилился мальчишеский аппетит. У Алых Клинков всегда хватало еды и продовольствия, их снабжали “кормежи” – деревни или глухие выселки, в которых нашла место тенденция сепаратизма. После войны с черными магами Союз Драйнов пребывал не в лучшем состоянии: разруха и голод, недовольство, усиленное крайним расслоением общества в материальных благах. По новым законам крестьяне обязаны были кормить семьи павших в боях воинов, параллельно восстанавливая земельные угодья. Экспроприация нагнеталась тем, что все стали чрезмерно злоупотреблять правилами и требовать все больше от подвернувшихся под руку бесплатных тружеников. На этой почве Алые Клинки расцвели и заблагоухали, отдавая часть награбленного крестьянам, а в обмен получая доверие, добровольцев и припасы. Так, небольшая кучка лесных разбойников прослыла на всю страну, превратившись в серьезную угрозу для одной части населения, и в надежных союзников для другой. Ограбление зажиточных граждан в кругах бандитов теперь называлось “трудом на благо Отечества”.
Джим насытился раньше Ёзефа и ему становилось скучно. Напарник нашел для себя интересным наблюдать за сцепившимися по какому-то поводу волосатыми мужиками. Он блеял и сопел от заполнившей рот еды, как и многие увлеченные перепалкой бандиты. Джим воспользовался моментом, чтобы тихонько соскользнуть с пня, схватить лежащий на полу меч и рысью двинуться за ушедшими главарями.
На выдающемся холме молодой дуб распустил дрожащие тонкие ветви и закрыл своими темно-зелеными листьями беседующих воротил преступного мира. С этой возвышенности открывался чарующий вид на волны лесных морей, на далекие каменистые плато, на цветочные луга и на крошечные деревенские домики. Доброхожий мерно вдыхал запахи смолы, зернистой земли и ночного воздуха, пока Гуваш обдумывал его высказывание.
– Ты как с Луны свалился, Дор, – обращался к Доброхожему Гуваш, – Твоя братва – наша братва, они идут за нами пока текут деньги и харчи. Дай этой трубе забиться, как начнется мятеж. Тебя тут же низложат.
– Мыслишь как те подонки, что бросили умирать наш отряд во время войны, – разразился Доброхожий, – Та шобла, что не пошла со мной вытаскивать раненых из боя.
Гуваш подбоченился и прильнул к дереву.
– Не строй из себя героя, Дор. Ты же прекрасно понимаешь, что нас ничего не связывает с чинушами и их оловянными солдатиками. Эти вольности, общины – нескончаемый бред! Ни капли не вырвешь у Стола!
Доброхожий помрачнел, его осанка стала столь же угрожающей, сколько присевший волк, готовый наброситься на свою добычу.
– Нам выпал шанс зажить по-другому, без ежедневного риска быть убитыми, а ты отвергаешь такое подаяние!? Село на нашей стороне, вся западная окраина! Запросим свободу в обмен на защиту!
Гуваш оскалился в ответ.
– Знаешь что, Дор, от тебя воняет изменой. Когда-то ты начертил на дереве заветные скрижали, связавшие меня, тебя и тех братков под деревом: “грабь сильных и не трожь слабых”. Этот клич поднял из грязи в князи людей слова, людей чести. А сегодня ты хочешь сломать ту святую доску, убив все дерево, которое мы с тобой взращивали долгие годы!
Доброхожий приблизился к нему, заслонив своим телом вид на ночную округу.
– То, что дерево чахнет, как в сухую погоду, и не может расти дальше – заслуга заскорузлых идей. Нам пора двигаться вперед, Гуваш, пора меняться. Иначе погубим и себя, и всех, кого обязались защищать.
Гуваш протолкнулся через телесную преграду Доброхожего и вышел на свет первых звезд.
– Я пошел к нашим, Дор, оглашу все, как требует обычай. С этой бумагой мы озолотимся и станем князьями. С тобой, или без тебя.
Он повернулся к старику и сощурил заплывший кровью глаз.
– Уж ты-то знаешь, что они меня поддержат.
Гуваш натянул шаперон своего кожаного комбинезона и начал спускаться, скрываясь из виду под порогом холма. Доброхожий развернулся к молодому дубу и уперся в него тяжелыми кулаками, чуть наклонив древесное растение. Его печалил не окрас слов Гуваша, но то, что они несли в себе горькую истину. Столько лет Алые Клинки вела жажда наживы и блуда, и тут, вдруг, резкий поворот в сторону бессмысленной свободы и мирного быта. Он надеялся, что сможет взрастить в бандитах склонность к благим поступкам путем свершения справедливости, но, видимо, план его обречен на провал. “Видимо и вправду скрижалям не суждено когда-либо измениться” – с досадой констатировал глава Алых Клинков.
