Луч света выхватил из темноты куст, ростом выше Валерчика. Размашистые ветви, с четырехпалыми листьями и жирными шишками, будто подрагивали от предвкушения, колыхаясь от легкого ночного ветра.
– Травка-муравка вымахала – улыбнулся он и, нежно, погладил листья. Он сорвал одну ветку и они пошли домой. Порезали листья и шишки на маленькие кусочки, смешали с табаком и забили трубку.
– Ну, Тетяна, за конец света – провозгласил он и запыхтел, разжигая трубку. Затянулся. Задержал дым. Передал ей. Она так же затянулась. Передала ему. Они докурили трубку и стали пить чай, поглядывая на часы.
Стрелки приближались к двенадцати.
– Как думаешь, – нервно спросила она, – всё сразу случится или какие-то предвестники сначала произойдут?
Он встал, выключил свет, взял её за руку и вывел на крыльцо. Они сели на ступеньки, обнялись и стали смотреть на звезды.
Смотрели долго. Начали зевать.
– Пойду еще трубку забью – объяснил он и зашёл в дом. Подошёл к часам. Прислушался. Часы тикали. Взял самосад, трубку, вышел на крыльцо и принялся забивать.
– Сколько времени, – спросила она.
– Почти двенадцать.
– Я думала уже больше. Может спать пойдём?
– Так не проснемся ведь.
– Может и не будет ничего? Обойдётся?
Он молчал.
– Да даже если не проснемся, все лучше, чем вот так ждать. Пошли. – И она потянула его за собой.
Проходя через комнату с часами, они остановились. Прислушались. Часы тикали. Донесся еле слышный гул самолета. Мычанье коровы. Блеяние коз. Тукоток их копыт. Скрип половиц под ногами. Дыхание. Тепло руки.
– Всё обойдёт – шепнула она и повлекла в спальню.
Они уснули.
Утром их разбудили козы. Они стучали копытами в стёкла и толкали створки мордами. Створки скрипели и постукивали.
– Я отведу – сказала она, встала и ушла.
Он лежал и, не моргая, глядел в потолок. Встал. Прошёл в комнату. Посмотрел на листки отрывного календаря. Хлопнул себя по лбу. Схватил одежду и, натягивая на ходу, бросился бежать.
– Сосед, сосед! – закричал он, вбегая во двор. – Сосед!
Тот вышел из дома с кружкой кавы и, с вопросом, уставился на него.
– Какой день сегодня? Четверг?
– Да какой же четверг? Пятница уже давно.
– Та нет. Середа была ведь. Четверг сёдня. Я тоже думал пятница, а потом смотрю на календарь, четверг. Два листа оторвал за раз!
– Да шо ты говоришь?! Какой – такой четверг?! Пятница. Вчерась четверг был!
– Я тебе говорю – четверг!
– Да не может быть – изумленно протянул мужик. – Как так-то?!
– Вот так. Сегодня конец света. Сегодня.
– Опять!?
Но Валерчик уже развернулся и побежал к себе. Вбежал в дом.
– Ты где? Тетяна! Тетяна! Четверг сегодня. Четверг!!!
Но в доме никого не было. Он выскочил во двор. Глянул к козам и побежал по тропинке. Добрался до коз, пасущихся у деревьев. Её там не было. Снова побежал домой. Вбежал. Звал. Она не отозвалась. Он опустился прямо на землю.
– Вот и началось… – ошеломленно пробормотал он. – Вот и началось…
Он вскочил, бросился в дом. Из под кровати вытащил рюкзак. Лихорадочно дергая за завязки раскрыл. Перебрал вещи. Достал нож в кожаных ножнах. Повесил на пояс. Набрал в бутылку воды, брызгая и проливая на пол. Бросил в рюкзак. Туда же полбулки хлеба. Заметался по комнате, оглядываясь.
Хлопнула калитка. Он замер. Распахнулась дверь. Вошла она.
– Ты?!
– Я.
– Но… Ты… не…
– Что?
– Ты… четверг сегодня. Четверг! Я два листа в календаре оторвал. К соседу сбегал – четверг говорит. Перепутали мы. Сегодня. Сегодня!
Он схватил её за плечи и затряс. Пойдем на гору. На облака будем смотреть. Я тебе сыграю. Пойдем. Он потащил её за руку.
Она не пошла. Он удивленно остановился и, с вопросом, глянул на неё.
– Я к маме поеду.
– Так не успеешь – удивился он.
– Пятница сегодня – объяснила она. – Всё уже. Позвонила маме. Поеду.
– Ничего не пронесло. Ничего она не знает. Откуда она знает!? Просто… Просто… это же… не за один момент случается. Вот я пришёл – нет тебя. А тут вот это… к маме…
Он замолчал. Вскочил. Уставил на неё палец.
– Тебя уже нет. Это не ты!
Она удивленно отшатнулась.
– Она бы ни за что не поехала бы. Значит ты не она. Ты… Ты…
– Дух – подсказала она.
– Нет! Не дух. Ты… Ты…
– Суууукуууб – воздела она руки со скрюченными пальцами. – Уууууу!
– Да при чём тут это. Какой – такой суккуб. Ты… Это мне мерещится. Это уже всё. Конец света ведь. Все что угодно может быть. Мерещится всё. Всё мерещится.
– У нас дома нет ни копейки денег – сказала она, – а мне нужно купить билет.
– Деньги зло! Мы его победили. Мы изгнали его. Мы избавили себя от него.
– На поезд без денег не пускают.
– Вот. Вот. Я же говорил. Ты не она. Мы с ней вместе сражались со злом. Всё зло в мире от денег. Ненависть. Стяжательство. Предательство. Убийства. Война. Всё от них. Всё! Мы не можем его победить. Оно сильнее. Но мы избавились от зла. Извели его. Выкинули!
– Послушай – раздраженно оборвала она. – Я хочу к маме. Конец света отменился. Ничего не будет. Да и не было ничего. Тебя покрутило. Ты трубку много куришь. Надо попуститься.
– Ты же вместе со мной была у НЕГО! Ты же сама слышала.
– Он наврал.
Он замер на полуслове и, оглушено, уставился на неё.
– Он не мог.
– Наврал. А я дура…
– Ты не она. – Он выхватил нож из ножен и наставил на неё. – – Ты не она! Кто ты? Кто?! – требовательно крикнул он, подступая к ней.
– Ты что, Валерушка? – изумилась она и попробовала взять нож из его руки.
Он ударил её в грудь. Загнал нож по ручку. Она подломилась, как тростиночка, и упала на пол, вцепясь в руку с ножом. Он опустился на колени и встал над ней. Вымахнул руку. Взмахнул. Снова ударил в грудь.
– Вот оно! Вот оно! – вскрикнул он. – Вот он! Вот! – снова ударил он её в грудь. – Так он и говорил. Брат на брата. Муж на жену. Таким будет конец света. Вот он! Вот! Кончился свет. Кончился!!! – Он бросил нож в сторону и вышел на крыльцо. Сел. Из дома доносился стук её пяток. Она умирала, и её ноги судорожно стучали по полу
– Стук-стук-стук-стук. Стук-стук-стук-стук.
Он раздраженно встал, хлопнул дверью и торопливо пошёл в сарай. Вышел и с вилами и, спеша, зашагал по тропинке.
– Всё зло от них. Всё. Вот зачем конец света. Освободить мир от них. Совсем. Чтобы ни вот такой вот капелюшечки не осталось. Ни одной! И придёт любовь. Зла не будет. Будет любовь. Одна любовь. Без зла. Чистая. Прозрачная. Ключевая. Везде. Для всех. Всегда!
– Сосед! Сосед!
– Я же говорил – пятница сегодня! – вышел тот на крыльцо. – Вот, и телефон показывает. И я звонил, справлялся. Пятница. Всё. Всё! А ты говорил – конец света, конец света. А свет, смотри, не кончился. Стоял. И стоять будет. Значит, любит ОН нас. Любит!
Валерчик размахнулся и воткнул вилы соседу в живот. Тот, изумленно, схватился за черенок руками. Он дернул и вырвал. Снова воткнул. Еще раз. Еще. И еще. И еще. И, в уже упавшего, еще раз. И еще. Да и еще раз. Нет, еще один. Ну последний. Совсем последний. Бросил вилы в сторону. Устало сел на крыльце.
Его повязали. Свезли в полицию. Разбирались. Судили. А он всё повторял, что миру нужна любовь. Миру нужен конец света. Чтобы потом была одна любовь. Его судили. А потом появился Монолит. И все про всё забыли. И забили. И занялись тем, чем хотелось заниматься. Тюрьмы охранять явно никто не хотел. Да и вообще, как выяснилось, люди не хотели работать. Абсолютно.
Оказалось, что работа не то что не волк, но даже и не первая необходимость. Как только исчезла нужда доказывать себя, малого стало решительно хватать. И человекообразные обезьяны вернулись к себе и своим желаниям. Простым таким желаниям. Понятным. И стали их осуществлять. Мечты свершились! "Чем бы ты занялся, если бы тебе не надо было работать?" – так спрашивали коучи? Так?
Серо-дымчатый водоворот всосал Колю, протащил и выплюнул обратно. Хлестнул выстрел. Ствол в его руке дернулся. Дробь отправилась в небо. Коля проводил дробинки взглядом и заметил Монолит. Таким, какой он есть на самом деле – сложным, многоуровневым отростком чего-то большего. Коля взглянул на Валерчика и дунул, заставив частицы жизни перестать быть друг с другом.
