Он бредил. В бреду к нему пришла та, кругломордая. Она опустилась на колени. Она рыдала у него на груди. Она клялась в любви. Он не ответил ей. Ему хотелось сдохнуть, так было тяжело. Тогда она принялась трясти его. Она всё твердила о каком-то пути. О том, что он должен отказаться от привычной траектории. О любви и уроке жизни. Но он не слушал. Что она могла знать о его судьбе?!

Однако, время, действительно, лечит. Сил страдать не осталось. Сдохнуть не случилось. Мысли медленно ворочались, думая ни о чем. И мыслям подумалось, что они ошибались.

– Судьба может быть и злым роком, неодушевленным, неолицетворённым, не конкретизированным. Фатум. Досадная случайность. Никем не спровоцированная неизбежность. Можно ли полюбить такую судьбу? – размышляли мысли.

– Что есть судьба? – думалось им. – Судьба – это жизнь. Любить судьбу, значит, любить жизнь. Что есть жизнь? – снова задались вопросом мысли. И тут же ответили – Я и есть жизнь. Не будет меня – не будет и жизни. Что значит любить жизнь? Любить жизнь – это любить себя!

Толстый сел. Посмотрел в тяжелые, грязные небеса и сказал им спасибо. Увидел неопознанный объект, такой масштабный, что казалось, будто это глюк. И сказал спасибо ему. Погладил себя, вскочил. «Я люблю себя!» – заорал он. И небо ответило. Сверху пал смерч, вобрал Толстого, пометелил и закинул на Монолит.

Оказавшись верхом на скале, с Землей над собой, он не изумился такому положению вещей. Наметил маршрут и пошёл восходить на ближайшую вершину. Восхождение заняло пару дней. Воды и еды не было. Сил тоже. Однако добраться получилось.

Вершину и Землю разделяло несколько метров и он прыгнул. Упал на спину. Полежал. Открыл глаза и обнаружил над собой парящую вниз главами огромную гору. «Водки бы…» – подумал он, встал и пошёл…

Склизкий водоворот подхватил Колю, всосал, протащил и выплюнул. Толстый икнул. Два мерклых зрачка смотрели в бесконечность. Губы дрогнули. Из них посыпались слова.– Ты… мешки… все. Туда… Идти… – дал инструкции Толстый, схватился за воздух, развернулся, но переборщил и снова встретился с Колей

– О! – хлопнул он Колю по плечу, но промазал и заколыхался, как водоросль в прибое. – Били. Тебя. Но. Я! Не дал. За мной! – Толстый снова повернулся, теперь точно угадав направление и, вальсирующей походкой, направился в туман. Коля молча встал и побрел за ним, в полутьму рассвета.

Они подошли к барже, лежащей как выброшенный на берег кит. Раззявленная пасть совершено не манила в неё заглянуть, но Толстый подтолкнул Колю и войти в глотку пришлось.

Внутренности рыбины были полны большими мешками с надписью “Евроцемент”. Коля потыкал в мешок пальцем: – Тяжелый?

– Кругом! – икнул Толстый. ,

Коля развернулся к мешку спиной.

– Сидеть!

Коля присел.

– Руки вверх!

Коля поднял руки.

– Взять!

Коля взялся за углы мешка.

– Пошёл!

Коля потянул за углы, устроил мешок на спине и, пошатываясь, потащился из рыбины на свет. Подошел к грузовику и скинул мешок в кузов. Коля развернулся и пошел за следующим мешком.

Много раз входил и выходил Коля из пасти рыбы и, наконец, весь цемент был разгружен. К этому времени Толстый проснулся. Машины разъехались. Им досталось шесть мешков. Они забросили их на телегу, рыба захлопнула пасть, ожила, затарахтела, забурлила и отвалила от берега.

Толстый довольно обхаживал мешки на телеге, укладывал их, подвязывал и даже что-то насвистывал. А Коля просто лег на землю и смотрел в небо. Ему очень захотелось упасть прямо в него и он уже даже начал отрываться от земли, но тут его пнул Толстый: «Впрягайся. На Толковище едем». Коля встал и взялся за оглобли. Толстый пошел наваливаться сзади.

– Ну, пошли родимые, – простонал Толстый.

Коля дернул оглобли и потащил. Первую пару шагов было адски тяжело, а потом стало просто трудно. Они тянули, толкали, ругались, хрипели, но двигались вперед. Наконец они нашли оптимальную конфигурацию, как ее определил Толстый: Коля толкал сзади, а Толстый нес оглобли и поворачивал.

Они даже вошли в какое-то подобие ритма, но начался небольшой пригорок и Коля стал пробуксовывать. Ноги скользили по пыли. Телега встала.

Толстый бросил оглобли и суетился вокруг: – Сейчас… Сейчас… Держи родненький… Я камушками сейчас подопру…. – но камней не нашлось. Телега поползла вниз. «Ёбтыть! Ёбтыть! Держать! И еще раз взяли!» засипел Толстый и тоже уперся в задний борт. Послышался стук копыт. «От жешь!» – с ненавистью в голосе хрюкнул он.

«Куда надрываетесь, комрады?» – весело справился Валерчик. Коля попытался оглянуться, но ноги заскользили по сухой пыли. «Держи», – захрипел Толстый. Он уперся в задний борт и надул губы так, что они стали похожи на два вареника. «Ребятки» – зашлепал ими Толстый. – Ну взяли лошадку, бог с ней. Вам нужнее. Но помогите Христа ради. Не одолеем мы сами эту проклятущую горку. Толкните, хреном… богом молю!.

«Уан момент плиз, – услужливо отозвался Валерчик. – Любовь наша ненаглядная, возьми-ка ты плеточку витую, да прибавь сил мужам усталым».

Коля вывернул голову. Валерчик, как обычно, восседал на лошади. Позади к нему льнула и ластилась Ира. «Ты обещал дать пострелять! – надула она губки. – Хочу вот в этих». «Путь у них еще не окончен. – объявил Валерчик. – Щекотни их плёточкой. Ноги сами и вынесут.

Ира спрыгнула с лошади и требовательно протянула руку. Сразу три плети сунулись к ней. «Михася возьму. У него кончик потолще!». – засмеялась Ира.

Коля вжал голову в плечи. Свистнула плеть. Спину ожгло. Ноги отчебучили коленце и понесли его вперед. Ира засмеялась. Снова взвизгнул воздух и Коле показалось, что пятки воспламенились, подбросили ноги и телега бодро поползла к пригорку. Следующий удар пришелся на Толстого. Тот охнул и засеменил быстрее.

– Богиня, – похотливо зажурчал Серенький. – Хочу вечером возлежать с тобой на райском топчане. Не изволь отказать – молю!

– Одному не дам, – игриво засмеялась Ира. Ты оп и на боковую, а мне что? Нет уж. Троих вас жду в своих пенатах. Я оргию желаю продолжать!

Коле увиделась комната с большой кроватью по центру. На черной простыне раскинулся обнаженный Валерчик. Ира, стоя на коленях, сосала его член. Под Ирой лежал Серенький и лизал её гениталии. Михась стоял позади Иры и вдавливал свой толстый член в ее похотливый анус. Коля услышал возбужденное дыхание Иры за своей спиной. Снова свистнула плеть, но вместо боли, его пронзило возбуждение. Ира сладостно застонала и выгнулась дугой. Она заглотила член Валерчика. Валерчик застонал «Ооооо…!». Михась вошел в Иру до конца и шлепнул ее по ягодице. «Умммм….» ответила Ира. Серенький вставил палец ей во влагалище и быстро двигал им. «Ещеее…» – простонал Коля.

Плеть снова огрела его. Ира оторвалась от Валерчика и закричала, извиваясь и насаживаясь на Михася. Коля зарычал: «Еще! Еще! Да! Да!» Михась яростно вонзался в Иру. Она широко раздвинула ноги и опустилась на лицо Серенького. Валерчик жарил Иру в рот.

Телега выскочила на пригорок. Коля бросил её и завертелся, ища Иру. Её не было! Она, обхватив Валерчика, уносилась на лошади вдаль! В ту комнату!!!.

Коля заревел и кинулся вслед за ними. Ноги не поспевали. Они заплелись в узел и Коля полетел вперед. Но ему не нужна была встреча с землей. Ему нужна была она! Коля несся над дорогой. Скорость его увеличивалась. Уже не было видно отдельных кочек или кустов – все слилось в сплошное мельтешение и тут Колю в грудь ударил поток встречного ветра. Он откинул Колю, но не назад, а вверх и подтолкнул его снизу. И Коля, стремительно, как взлетающая птица, понесся к облакам. И тут он заметил Монумент.

Монумент мерцал. Сами скалы оставались скалами, но то, что, на самом деле, составляло его истинную природу – колебалось. Не было какого-то уловимого ритма. Монумент будто проявлялся в реальности то больше, то меньше. Его суть проявлялась то усложняясь, то упрощаясь. «Он к чему-то готовится», – пронеслась мысль, но тут, краем глаза, Коля увидел белое платье Иры.