Она сделала многозначительную паузу, и на ее губах снова заиграла ехидная усмешка. Последняя ее фраза, как некий вопрос как будто повисла в воздухе, требуя немедленного ответа: «Ты мне доверяешь?»

Доверял ли он ей? Конечно, нет. Он совсем ей не доверял. Он боялся ее. Боялся каким-то животным страхом на уровне каких-то древних глубоких инстинктов, хотя и не совсем отдавал себе в этом отчет и, наверное, не хотел себе в этом признаваться. Однако, будучи человеком власти, он не мог не ощутить, что перед ним сейчас человек тоже обладающий властью, и может быть даже большей властью, чем та, которой обладал он сам. И он понимал, что сейчас наступило его время дать отчет в своих действиях, и он не может просто так подняться и уйти потому, что ему стало страшно нести ответственность за свои действия.

Неожиданно Ятон ощутил гнев. Его душа внезапно возмутилась против всей этой обстановки, против нелепости своего положения, против своей неуверенности, против этого своего непонятного и непривычного страха, против Сакхун, против Астэр, но больше всего против тех, кто убил Камиллу и похитил Азария.

Стиснув зубы, он посмотрел на ворожею исподлобья и спросил:

– А мой сын, Азарий, он жив?

Звонко рассмеявшись, колдунья чуть откинулась назад, но, тут же успокоившись, ответила:

– Ты ведь не за этим сюда пришел, царь, не так ли? Хотя, ладно, отчасти и за этим тоже, поэтому я скажу тебе, что, …да, он жив, но только, сказать тебе, где он, я увы, не смогу. Во всяком случае, не сейчас. Так что, извини меня, Ятон. Но, чтобы однажды вы все-таки встретились, хотя я и не скажу, когда именно, важно, чтобы сейчас ты довершил начатое, то есть, то, зачем ты приехал. И чем более решительным будешь ты, тем быстрее это произойдет. Так что, решай, царь. Пока ты не сделаешь того, для чего ты здесь, ничего не поменяется. Твой сын так и останется там, где он есть под покровительством так ненавистных тебе похитителей, оставаясь в неведении, как в отношении себя, так и тебя, своего настоящего родителя. Поэтому, чтобы принести ему свободу, тебе просто необходимо низвести на этих людей заслуженное наказание. И никто этого не сможет сделать кроме тебя. Или, как я уже сказала, по крайней мере ты должен предоставить мне свободу действовать, чтобы я смогла сделать это сама. Ну, же! Что ты медлишь?

Тяжело вздохнув, Ятон опустил голову и какое-то время пребывал в раздумье. Потом он снова поднял тяжелые, как будто обремененные тяжким грузом глаза на Сакхун, и твердо произнес:

– Ладно. Пусть будет так. Пусть похитителей моего сына Азария, кто бы они ни были, постигнет справедливое возмездие за причиненное мне и моему дому зло. Пусть они будут наказаны за убийство моей супруги Камиллы и всех невинных людей, которых они убили той ночью. Я желаю этого, и я позволяю тебе, Сакхун, навести на них это проклятие. Такова моя воля. Я сказал.

С этими словами он решительно поднялся и дал знак Астэр, что они уходят.

Повернувшись к двери, он оглянулся на ворожею. Она сидела неподвижно с закрытыми глазами и с блаженной улыбкой на лице.

– Что-нибудь еще? – спросил он ее.

Не меняя позы и не открывая глаз, Сакхун ответила.

– Нет, царь. Этого вполне достаточно. Оставь плату в сенях, и вы можете идти.

Царь отправился к дверям, но перед самым выходом в последний раз оглянулся и…, о ужас! …на мгновение он снова увидел, …или ему это только показалось, …что на полу с закрытыми глазами сидит страшная горбатая морщинистая старушенция в серых лохмотьях.

Несмотря на свои габариты, Бегемот был достаточно маневренным судном и входил в островную гавань без каких-либо проблем. Пока кормчий и смотровой проводили корабль по нужному курсу, чтобы не задеть подводные рифы, Серт спешно упаковывал свои вещи.

– Ты куда-то торопишься? – зевая спросил его Атэс, будучи его соседом по каюте.

– Да, тороплюсь, – раздраженно ответил Серт. За последние двое суток это было, пожалуй, первое, что они сказали друг другу.

Атэс какое-то время равнодушно наблюдал за суетливыми действиями друга, а затем заставил себя подняться с постели, и тоже занялся сбором своих вещей. Взяв в руки свой новый кинжал, он на какое-то время замер, с любовью разглядывая его красивое лезвии и безупречно сделанную рукоятку.

– Пялишься на него, как на женщину, – со злостью сказал Серт и рефлекторно потер место на горле, где все еще оставался небольшой шрам от острейшего лезвия.

Атэс лишь чуть ухмыльнулся в ответ и, не говоря ни слова, вложил кинжал в ножны, в то время, как друг, схватив две свои большие тяжелые сумы, вышел из каюты.

Как только Бегемот причалил, Серт один из первых оказался на берегу.

– Куда это он так торопится? – спросил один из пиратов, глядя, как он, смешно увязая в прибрежном песке, старается поскорее добраться до твердого грунта.

– Мало ли? Может он в туалет хочет, – пошутил другой, и все засмеялись.

Придя домой, Серт бросил в прихожей две свои сумки и тут же развернулся, чтобы уйти. На вопрос престарелой матери, куда он собрался, он бросил на ходу, что скоро вернется, и вышел за дверь. Стараясь идти окольными путями, там, где его встретит как можно меньше островитян, он дошел до большого и крепкого дома Бывалого, находящегося, как ему сказали, почти на окраине старой части пиратского поселения.

Перед тем, как войти, Серт остановился, тяжело вздохнул и, постучавшись, открыл дверь.

Видимо, его никто не услышал, поскольку, войдя в просторную трапезную, он увидел старика Бывалого, сидящего на полу возле низкого столика и посмеивающегося над чем-то.

Подойдя ближе, молодой человек увидел, над чем смеется старый пират. Перед ним находилась большая длинная коробка, а в ней наперегонки, преодолевая разные выложенные там препятствия, бегали большие черные тараканы, что, видимо, очень забавляло старика Бывалого.

– Ну-ну! И куда это ты полез? Самый умный что ли? Ну, а ты что задумал? Давай обратно! – ласковым тоном комментировал пират тараканьи бега, корректируя действия насекомых длинным ровным прутом.

Серт встал перед Бывалым так, чтобы тот его увидел, и снова поздоровался.

Старик чуть вздрогнул от неожиданности, увидев непрошенного гостя, а затем, накрыв коробку ровной доской, так, чтобы тараканы не убежали, кивнул в ответ на приветствие и спросил:

– С чем пожаловал, сынок? Что-то случилось?

– Разговор есть, Бывалый. Уделишь мне время?

– Ты, чей сын-то? А то я вас молодых уже не всех знаю.

Серт представился, назвав своего отца, и старик, удовлетворенно кивнув, жестом показал ему, чтобы тот присел напротив.

– Ну, и что у тебя ко мне за разговор? – спросил он с насмешливым выражением лица. – Что-то серьезное, али как?

– Для кого как? Для меня вопрос может обернуться, наверное, даже смертью, поэтому у меня просьба никому о нашем разговоре не говорить? – ответил Серт многозначительно склонив голову.

– Даже так!? Хм…, ладно, заметано, если только это между нами, – ответил Бывалый. – Давай, начинай.

Серт перевел дух и задумался. Оказалось, это не так просто, взять и начать задавать столь интересующие его вопросы.

– Да, не бойся, раз уж пришел, – подбодрил его Бывалый. – Начинай уж с чего-нибудь, а дальше пойдет как пойдет.

Пожав плечами, Серт вздохнул и, как будто решившись на прыжок с высоты, проговорил:

– Мой друг Атэс, сын капитана Кратиса, взял с меня слово, что я никому и ничего не расскажу, пригрозив меня убить, если я его ослушаюсь. Поэтому я просто спрошу то, что меня очень волнует. – Он снова прокашлялся, тяжело вздохнул, потер шею и продолжил: – Почти двадцать лет назад ты был в рейсе с капитаном Кратисом. В этом рейсе произошло что-то, от чего все погибли, и в живых остался только ты и малец Атэс… ну, или Азар, как его тогда звали. Мне бы хотелось знать не из рассказов, а от тебя, как от очевидца, что же там все-таки произошло?

Как только Бывалый услышал имя Кратиса и Атэса, улыбка моментально сошла с его лица, и он стал смотреть на Серта внимательным испытывающим взглядом, ловя каждое его слово. Дождавшись конца вопроса, он прищурился и спросил: