– Отдыхай. Может, тебе следует сходить в следующий раз? Сейчас сил у тебя явно недостаточно.

– Нет! – Лилит не без усилий встала на ноги, опираясь о кирпичную стену дома. – Я пойду с тобой сейчас.

– Главное, не пожалей об этом потом. Пошли.

Тюрьма для наемника приравнивалось к окончанию их профессиональной карьеры. Причина этому всегда была одна – из тюрьмы не выбраться, как бы ты ни старался. Утвердилось такое правило благодаря многочисленным наемникам, что, не жалея жизней, стремились выполнить невозможное – перебрать все известные способы побега, заодно придумывая собственные. Но ни один не принес успеха. И каждый наемник это прекрасно знал. Неизвестно откуда, однако всегда и везде в тавернах пристанищах ходили слухи о том, каким методами очередной бедолага старался раскрошить стену, взломать замок рыбной костью, даже пытался переодеться в стражника и стать первопроходцем, чтобы потом где-нибудь на другом краю страны за кружечкой пенного рассказывать постояльцам бесполезные советы. Истории, и правда были, но совсем иные. Для такого случая даже тост был: «За того, не знаем кого, но за единомышленника по работе».

Спать в не очень подходящих местах Пантир уже привык, и даже оханья и скрежет не мешали ему лежать и осознавать ситуацию. С усилием открыв глаза и наблюдая за грязным мхом, свисающим с потолка и стен, наемник тяжело вздохнул.

– А мог просто пойти к старику. – вслух размышлял он.

На деле Пантир редко вообще открывал рот и во многом старался молча рассуждать. Ему казалось, что так правильная мысль приходит быстрее, да и подслушать такое нереально, а следовательно, лишних ушей не достигнет жизненно важная информация. Однако сейчас это почти не играло роли. Всё когда-нибудь будет впервые – эти слова он услышал от какого-то генерала в отставке, который, одурманенный алкоголем, показывал детям у таверны трюки с мечом. И ведь действительно, впервые попасть за решетку является неописуемым опытом. Пантир старался всеми способами найти что-то хорошее в данной ситуации, но тщетно.

Холодный каменный пол не сулил ничего хорошего даже такому закаленному бойцу, а потому Пантир постарался как можно быстрее отогнать от себя философские мысли и осмотреться. В одной клетке с ним был беловолосый мужчина. Если бы не его телосложение, наемник подумал бы, что с ним сидит девушка. Длинные грязные и слипшиеся волосы небрежно закрывали его обнаженную, полную шрамов спину. Не обращая ни на что внимания, заключенный сидел лицом к кирпичной стене и что-то царапал небольшим камушком. В клетке напротив одиноко сидел молодой парень, бубня под нос какую-то считалочку. Других заключенных Пантир не видел, во многом потому, что его камера была угловой и единственное, что во всех деталях мог разглядеть наемник, это прибитые к стене кандалы и затертая временем кровь на стенах.

Где-то монотонно капала вода, приглушая грубые и четкие шаги патрулируемой стражи, которая то приближалась, то уходила в противоположный край тюрьмы. Но четче всего Пантир слышал постоянный скрежет камня о стену.

– Может, хватит? – довольно грубо спросил наемник.

Беловолосый на несколько секунд остановился, но затем вновь продолжил своё занятие.

– Я спрашиваю, может хватит?

– Без толку. – Заговорил парень из противоположной камеры. – он не прекратит.

– Почему же? Глухой?

– Я не глухой. – Едва слышно прохрипел беловолосый.

– Тогда почему ты делаешь это? Это до ужаса неприятно. – едва сдерживал себя Пантир, чтобы не ударить мужчину.

– А говорят, если тысячу раз написать имя недоброжелателя, то он умрет.

Только сейчас Наемник заметил, что повсюду было нацарапано одно и то же имя – Вульпес Корвум. Где-то его едва можно было заметить, а где-то оно отчетливо читалось даже в полумраке. Когда Пантир вслух прочитал надпись, беловолосый обернулся. Его полное морщин лицо блестело в свете тусклого факела. И блестело оно не от пота, а от слез, которые стремительно бежали по щекам. Неуверенно встав, беловолосый начал руками ощупывать стену, медленно перемещаясь. Найдя наконец свободное от надписей место на стене, он вновь начал противно скрежетать.

– Надо же, а я отсюда не вижу, что он там выкорчевывает. – Прищуриваясь, сказал парень из клетки напротив. – Ну что же, друг по несчастью. Меня зовут Малик. Я тут, по официальным словам стражи, за измену родины. Тот чудной старикашка – за убийство семьи. А ты за что?

Пантир не ответил. Его не волновали причины, по которым кого-то упекли в металлическую клетку. Однако узнать причину его помещения сюда было бы интересно. Наемникам зачастую приписывали чужие грехи, за которые стоило наказать хоть кого-нибудь, чтобы пострадавшая семья наконец успокоилась. Но они несли ответственность и за свои многочисленные деяния.

– Чего молчишь? Хоть бы познакомился с последними в жизни друзьями. – настаивал Малик.

– Вы мне не друзья.

– В этом месте никого не делят. У нас, в конце концов, общая последняя в жизни полоса, независимо от возраста, цвета волос или прошлых достижений. Я вот хорошо на флейте играю, а кто-то хуже, но все равно на одной плахе окажемся. Не перед кем показывать свою благородную кровь.

На философскую болтовню парня пришел стражник, и, ударив ножнами о железные прутья, грубо выругался.

– Закрой пасть, Малак. Либо я тебе ее сам закрою.

– Я Малик.

Стражник ничего не ответил. Вместо этого он повернулся и посмотрел на седоволосого. Тяжело вздохнув, он пошел на своё место в другой конец коридора. Малик хотел было что-то сказать, но не решился, и просто лег на старый тюфяк. В камере Пантира таких было три, и, отыскав какой помягче, наемник последовал примеру парня.

– Хотя бы здесь я буду в безопасности. – Шёпотом размышлял наемник. – Если та девчонка не умеет контролировать свои способности, то едва она разозлится, жди беды. И о чем он думал, растя ее закрытой от мира?

– Я, я слышу в твоем голосе беспокойство. – Не отвлекаясь от своего дела сказал седоволосый. – Но сказать ты пытаешься совсем иное. Словно тебя не беспокоит ничья судьба.

– Не беспокоит. – спокойно ответил наемник.

– А сейчас я слышу ложь. Молодежь намеренно говорит всё наперекор своим же мыслям? Ну что же. Мне, тому пареньку, да даже страже перед последним судом можно врать, нам не увидеть твоей судьбы. У тебя добрый голос, так постарайся тогда делать только хорошее.

– Смешно слышать это от того, кто сидит в тюрьме.

– Я злой. Я убил невинных, и жизни мне не хватит искупить эту вину.

Седоволосый горько улыбнулся и шмыгнул носом.

Шум тяжелых сапог стражи не прекращался ни на минуту. Однако сейчас он был как никогда громок – видимо, разговаривали заключенные слишком громко и стоило их утихомирить. Вскоре два высоких стражника в таких же доспехах, какие Пантир видел на улице в компании Такера, встали напротив двери в камеру наемника. Недолго погремев ключами, один из них открыл скрипучую дверь и скомандовал парню выйти. Другой держал наготове старый мешок и длинный шпагат. Малик из своей клетки удивленно спросил, почему новенького так быстро отправляют на плаху, но ответа не получил. Тем временем Пантир уже вышел из камеры и его руки туго связывали веревкой. Седоволосый прекратил свое царапанье и неуверенно подошел к прутьям. Только сейчас наемник увидел пустые белые, слепые глаза старика, которые словно заглядывали Пантиру прямо в душу.

– Я был прав. Ты хороший человек. – прохрипел беловолосый и направился обратно к своему месту. – Прощай.

Связав руки, стражник надел на голову наемника небольшой мешок и взял конец веревки в руку. Другой толкнул его в спину, и они медленно поплелись к выходу.

Квартал нищих не требовал представления. Обветшалые дома, которые того и гляди обрушатся, грязные улицы, едва живые люди. Лилит с удивлением смотрела на реальность, которая скрывается за прекрасным городским фасадом. На протяжении всего пути они не встретили ни одного стражника, только толпы нищих. Они выглядели словно ходячие мертвецы, жертвы неудачного магического эксперимента. Гостьи ловили на себе любопытные и полные отвращения взгляды.