Сюжет истории, которую Джеха начал писать ещё во время своего отпуска в Германии, вертелся вокруг двух подруг, заочно знакомых друг с другом по интернет-переписке, но в реальности ещё не встречавшихся. Они решают встретиться до того, как закончится их двадцатилетие, так как уверены, что их жизнь после этого обязательно изменится. Роуз не может принять собственную ориентацию, это пугает её и ещё больше отдаляет от матери. Сэра больна раком и это уже четвёртый рецидив, надежды у неё остаётся всё меньше. Одиночество и отчаяние, которые испытывают обе девушки, толкают их на совместное приключение, во время которого узы становятся крепче.

Увидев синопсис, редактор Кан с одобрением взглянул на Джеху, но по мере чтения его лицо омрачалось. Проблемной рукопись стала с того момента, когда героини, преодолев все мыслимые и немыслимые препятствия встречаются, и выясняется, что первая девушка влюблена во вторую, о чём она в слезах признаётся.

– Не пропустят, – цокнул языком редактор Кан. – Точно не сейчас. А ведь рукопись хороша, Джеха! И дело даже не в однополой любовной драме, на которую слетятся независимые режиссёры, дело ведь в тексте. Один из лучших твоих текстов, вот правда.

Когда Джеха вышел из кабинета, ему захотелось закурить, хотя он ни разу в жизни не держал сигарету. Он тут же представил себе кинематографичный образ: хмурый молодой мужчина с расстроенным лицом проходит через стеклянные двери и судорожно ищет пачку сигарет, а найдя, привычным движением подкуривает и выпускает в небо плавную струйку дыма. Камера сначала наезжает, берёт его в фокус – скрюченные пальцы цепляются за сигарету и трясутся от жадности, узкие губы высыхают от горячего дыма, глаза блестят, но не потому, что живые, это светлое небо отражается в них, затем камера уезжает вбок и вверх, человек размывается и вот уже это всего лишь здание, одно из многих.

Редактор Кан опасался, что выпуск подобной книги вызовет ненужное внимание. В их стране, где даже с появлением «болезни нелюбимых» вопросы об однополых отношениях не поднимались уже долгое время, как такое вообще возможно? Джеха понимал его, безусловно, но и соглашаться на полное изменение сюжета не мог. Легче было отложить эту историю «в стол», где уже находилось несколько незаконченных рукописей, в принятии которых издательство не только отказало, но также сослалось на «несвоевременность публикации такого романа», а к другим ему не позволяла пойти совесть. Нет, он просто был привязан к людям и вещам, непрактичное и бесполезное чувство.

Джеха потёр лицо ладонями, в глазах у него немного жгло, словно туда попал песок. Возможно, в воздухе снова была взвесь, о которой прогноз погоды не предупредил. В вагоне метро было душно и людно, он повис на поручне, позволяя телу болтаться в пустоте.

В душе он знал, что не посмеет тронуть этот мир. Не поднимется у него рука стереть сильную и храбрую девушку по имени Роуз, которой на жизненную долю выпало столько испытаний и теперь вот ещё одно – самое страшное. Что хуже: существовать в чьём-то одном разуме или не существовать вовсе? Джеха усмехнулся себе под нос.

Нет, он даже не будет пытаться заменить её на мужской прототип, потому что вся история дышала феминностью. Это был его небольшой гимн о том, что верить в себя, любить себя – необходимо. Роуз была прекрасна в своей хрупкости и непоколебимости, когда она шла против мира и обретала себя, Джеха чувствовал, что вот она – его писательская ответственность. Довести героиню до конца, не выстилать перед ней жёлтую кирпичную дорогу, но бросать бобы, если она совсем заплутает. Внести правки означало предать смысл этой истории, а Джеха не выносил предательства.

Джеха не помнил, когда нахлынуло смирение, ему всё чаще казалось, что он из тех творцов, что горят ярко, но единожды. Все ждали от него повторения успеха, устремляли на него взоры, мол, чем порадуешь в этот раз, а Джеха выкладывался в каждой истории по максимуму, получая в ответ невнятную гримасу на лицах. Они могли не говорить, но он знал. По пальцам он мог пересчитать людей, которые продолжали в него верить. Редактор Кан, неизвестный фанат из его писательского блога и младшая сестра. Даже мама посреди телефонного разговора могла вставить усталое: «Ну как ты там? Всё ещё не хочешь вернуться? Твой отец мог бы договориться, знаешь ведь». Как сильно было искушение перестать сопротивляться, чтобы волна принесла его к родительскому берегу, где тихие воды расступаются и принимают обмякающее от прекратившегося напряжения тело.

Но разве он мог? Джеха закрывал глаза, пытаясь представить себя в ином значении, и сразу спокойствие сменялось тревогой. Предал! Его мечта отказывалась воплощаться в физической оболочке, но раздирала душу, гнала его в любое время, перехватывала контроль над руками и дурманила разум так, что он ей поддавался. Он был рождён, чтобы писать. На кончике языка слова зудели, они ощущались на самых кончиках пальцев, где папиллярный узор причудливо определял социальную надёжность людей.

***

В «Никогде» всегда было мало покупателей. Именно покупателей, которые могли позволить роскошь неторопливо пройтись между стеллажей, разглядеть книги и полистать их, вчитываясь не только в буквы, но и заложенный ими смысл. Суетливые прохожие вбегали с улицы, что-то спрашивали и быстро выбегали, ветряные колокольчики даже не успевали закончить первую трель. Джеха задумчиво водил стрелкой туда-сюда по тексту, что-то ему не нравилось, но пока он и сам не мог понять, что именно. Минчже опаздывал на полчаса, правда, он предупредил, что задержится. Очередной промоушен подходил к концу, расписание его группы постепенно разгружалось, появлялись свободные окна между съёмкой в модный журнал в полдень и интервью на радиостанции в пять часов утра, но накладки случались время от времени.

С недавнего времени Джехе начали сниться сны, иногда лёгкие и воздушные, полные золотого сияния карих глаз и тёплых плеч под рукой, а иногда сладко-тяжёлые с жаром и чувством томления. Джеха, прекрасно себя зная, подозревал, что он попросту влюбился. Давно такого не происходило, обычно он долго и придирчиво рассматривал людей, убеждая себя в том, что ему и одному прекрасно живётся. Чтобы окончательно убедиться, он попросил о встрече, Минчже на приглашение откликнулся с радостью. Но ответ он уже и так знал, сердце выстукивало собственный код и словно говорило: «Ну где же он?».

Хозяйка магазина снисходительно посматривала на его барабанящие по столу пальцы, однако ничего не говорила. Она вообще была немногословной девушкой. Джеха был знаком с такими людьми – живущие в своём мире тихони, которые медленно и упорно настигали намеченную цель, словно идущие по следу охотничьи псы. Он даже не знал её имени, на недавно появившемся бейджике красовалась буква «А» и ничего больше. Хозяйка на все вопросы по поводу её настоящего имени молчала или попросту их игнорировала, а Джеха так и привык даже в мыслях называть её хозяйкой магазина.

Переливчато зазвенели колокольчики на входе, посмотревший в ту сторону Джеха успел заметить, как вошедший в помещение Минчже вздрогнул от неожиданности. В чёрных очках и тёмной одежде он всё равно привлекал внимание подтянутой фигурой, ровной осанкой и какой-то неуловимой взгляду аурой, которая всегда окружает по-настоящему красивых людей. Он неловко улыбнулся хозяйке магазина и прошёл внутрь помещения, направляясь к столу Джехи, однако по пути зацепил ногой стоявшую возле стеллажа пустую коробку из-под книг, отчего та отлетела в сторону.

– Прошу прощения! – сказал поспешно Минчже. Могло показаться, что он совсем не смутился, но уши у него запылали красным. – Я сейчас поставлю её на место.

– Да не волнуйтесь, – фыркнула хозяйка. – Коробку давно надо было перенести, лучше проходите.

Минчже признательно ей улыбнулся и подошёл к Джехе, стаскивая с себя ненужные очки.

– Привет, – сказал Джеха, рассматривая уже полузабытое лицо с жадностью, которая удивила его самого.

Даже для айдола Минчже был неприлично красив, но не той «цветочной» красотой, которой отличались остальные мемберы его группы. Внешность Минчже говорила о привлекательности естественной, а потому совсем удивительной и поражающей, словно она происходила изнутри, как свечение души. Когда он улыбался, в уголках глаз собирались морщинки, Джеха увидел это отчётливо только сейчас, ощущение было таким, словно он знал это всю жизнь.