Большинство музеев, где выставляются старые картины, похожи друг на друга, как родные братья и сёстры. Джеха застыл посреди первого зала, крутя головой в поисках указателя, и на мгновение почувствовал себя экспонатом – опознанным, отреставрированным и помещённым на пьедестал со специальной инвентарной пометкой. Он впитал эти ощущения и медленно побрёл вслед за другими посетителями. Приближение шедевра он опознал по нарастающему гулу толпы, который он смог ощутить, даже его не слыша. И пройдя под высоким прямоугольным проёмом, Джеха поднял глаза и столкнулся взглядом с картиной.
Некоторое время он стоял без движения, его наполнило восхищение и даже робкое благоговение перед печальными и мудрыми глазами младенца-Иисуса. Никакое описание, никакие реплики не могли подготовить его к тому, что он испытал, столкнувшись с оригиналом. До слёз в глазах Джеха всматривался в Сикстинскую мадонну, пока не насытился. Он никогда не был религиозен, но в мире всегда будут вещи, которые для него стоят выше религии и прочей надуманной людьми суеты. В момент, когда его глаза встретились с нарисованными, ему открылась новая грань любви, безусловной всепрощающей любви, когда помимо того, что есть, ценят и то, чего у тебя никогда не будет. Ему захотелось закричать в полный голос, но всё, что он смог сделать, так это сфотографировать на телефон картину и послать снимок в ответ на последнее сообщение Минчже.
На душе Джехи установилось затишье перед бурей, своеобразный эмоциональный штиль. Он не знал, когда начнётся буря, но отчаянно надеялся, что она обойдёт его стороной. Он шёл дальше по коридорам галереи, но больше ничего не запомнил. И люди, и полотна размылись в единое пятно – непонятное, серое и скучное. С трудом Джеха нашёл место в подъехавшем автобусе, дышал в рукав, потому что от водителя пахло резкой хвоей и ему казалось, что он заперт в старой машине, в номере он сел на кровать и одержимое существо вырвалось на свободу, судорожно перебирая буквы, как струны. Приступ творчества продолжался до глубокой ночи, после чего он закрыл потёртый ноутбук и свалился, скорее не от усталости, а от эмоционального истощения. На телефон он ни разу не посмотрел.
На следующий день Джеха нашёл время, чтобы зайти в попавшийся по пути в метро книжный магазин. В небольшом помещении, которое ютилось на улице вдалеке от центра, не нашлось ни консультанта, ни толковой вывески, обычная антикварная лавка с книжным отделом. Джеха искал что-то особенное, не очередное издание книги, а что-то… душезахватывающее, как сказал Минчже. Он брал книгу одну за другой и рассматривал их внимательно, хотя немецкого он не учил и вряд ли мог понять, что написано на обложке.
На одной из книг золотом и строгим готическим шрифтом были вытеснены слова «Jenseits von Gut und Böse». Джеха достал телефон и с помощью приложения-переводчика расшифровал для себя немецкое название. «По ту сторону добра и зла». Ему не потребовалась дальнейших поисков на корейском, он и так знал, кто автор9. Разговор жестами с продавцом, пожилым мужчиной с аккуратно подстриженной бородкой, ни к чему толковому не приводит. Ему уступают десяток евроцентов, не более, но Джеха радуется книге на языке, который он, возможно, никогда не выучит.
В аэропорт он приехал с книгой в шуршащем пакете и несколькими магнитами для знакомых, в кармане – пара неистраченных евро. Он идёт в кассу, где возвращает налог на купленные подарки, куда входит бутылка крепкого немецкого ликёра для редактора Кана.
Выбрать сувенир для Минчже оказалось сложнее, чем думал Джеха. Тот упоминал, что, несмотря на плотный график и статус знаменитости, пытается продолжить своё обучение в университете. Для Джехи студенческие дни запомнились как череда бесконечной учёбы с редкими ясными моментами, когда он обнаруживал себя в компании ШиУ и других ребят с его этажа. Блуждание в корпусах, бег наперегонки до маленькой закусочной на углу квартала, первые свидания вслепую – всё это Минчже пропускает, меняя раннюю славу на юность. Всё, что Джеха знает о нём, так это то, что Минчже пробыл трейни10 порядочный период. Он пожертвовал ради сцены многими важными вещами, их перечень слишком долог. Счастливые школьные воспоминания явно не про него, а вот бесконечные тренировки в тусклой студии уже что-то ближе.
Джеха знает, что зов мечты бывает слишком сладостным и манящим, чтобы отступить ни с чем. Он не сразу захотел стать писателем. Он пришёл к этой цели в каком-то неясном для него самого озарении. Но с тех самых пор не жалел, хотя трудные времена были и Джеха знал, что они ещё будут. Его всё устраивало. Джеха почти уверен, что и Минчже тоже ни о чём не жалеет. А это, как он считает, главное в жизни – не жалеть об упущенном.
В магазине Джеха долго выслушивал советы от симпатичной немки с холодными как лёд, глазами, буква «р» рычала, урчала и ревела в её словах, эдакий грубовато мурлыкающий флирт продавца с упрямым покупателем, который сам не знает чего хочет. Когда она выдохлась и переключила внимание на других туристов, он с облегчением схватил то, что заприметил уже давно. Когда самолёт поднялся в небо, на дне его сумке лежал нотный блокнот с кожаной обложкой и вытисненными буквами: «Man muss noch Chaos in sich haben, um einen tanzenden Stern gebären zu können»11. По опыту Джеха знает, что нет лучшего слушателя, чем пустые страницы.
В Ч. стояла тёплая и солнечная погода, но Джеха, порядком уставший от дороги из аэропорта, поторопился домой, в свою небольшую, но привычную квартиру, где можно поскорее отдохнуть и выспаться, смыв с себя воздух чужой страны. По пути он заметил, что на стене соседнего с его домом здания разместили огромный рекламный баннер. На нём девушка с белоснежной, почти прозрачной кожей и шелковистыми чёрными локонами легко прижималась губами к изящно выточенному пузырьку с лавандовой жидкостью. Джеха мимолётно отметил, что лицо модели кажется ему знакомым, но усталый мозг совсем не соображал и гнал его в постель. Уже позже, лёжа в постели и задумчиво разглядывая родной потолок, в его памяти всплыли отдельные черты девушки. Джеха попытался вспомнить, где и когда он видел девушку из рекламы, но его веки налились тяжестью и, не доведя мысль до конца, он уснул.
Во сне он бродил по плохо освещённому лабиринту, узкие стены высились и вместо потолка клубилась вязкая тьма, вдалеке же мелькала чья-то спина. Джеха подумал, впереди такой же потерявшийся человек, он потянулся за ним, чтобы тут же растерянно остановиться. Незнакомец, а это была широкоплечая мужская фигура, удалялся от него прочь, его тень стелилась за ним точно чернильный след. Джеха начал сомневаться, в этой темноте всё казалось таким одинаковым. И когда решился свернуть в другую сторону, туда, где тени казались слабее, человек впереди перестал убегать и развернулся к нему. Он показался из-за угла, тесня сутулую тень, белая рубашка сияла в темноте и пузырилась на невидимом сквозняке. Незнакомец был бос и шёл по земле лабиринта неторопливо, но неумолимо.
У него было гармоничное лицо – с правильными чертами, большими лучистыми глазами, чувственными губами, волосы обрамляли овал со скульптурными скулами и подбородком.
Человек в темноте носил лицо Минчже, но в то же время это был не он, а холодное и отстранённое его отражение. Как только не-Минчже подошёл ближе, Джеха сразу всё понял и где-то внутри почувствовал нарастающий ужас от одной мысли, что в лабиринте может бродить его собственный двойник.
– Ты всего лишь сон? – едва разлепляя губы, прошептал он.
Отражение молча подошло к нему так близко, что ему невольно захотелось отступить. Спиной он чувствовал холодок от неосвещённых частей лабиринта, ему показалось, что вокруг них сгущается темнота, а может до него добралась тень не-Минчже. Оно смотрело на него пристально, не делая никаких попыток отстраниться и ни один мускул на его лице не двигался, но оно стояло так близко к нему, что Джеха замер, не в силах двинуться. Но отражение ничего не делало, постепенно он успокоился.
