«Какой может быть туман у человека в глазах?» – одернула себя Келен.

– А откуда у тебя здесь столько знакомых? – спросила Эшли, когда большая часть народу скрылась – интересно, почему, подумала Келен, – в левом ответвлении холла.

– Столько – это сколько? Всего лишь Карт да эта, Дженни. Первый – по несчастной случайности, вторая – в принципе тоже. Да разве ты ее не знаешь?

– Не припоминаю…

– Значит, сюда тебя привел кто-то другой?

– Да. Один очень приятный юноша.

«И почему всем остальным везет больше, чем мне?» – сокрушенно подумала Келен.

«У тебя, в отличие от остальных, есть мы, так что не жалуйся», – самодовольно сказала Левитация.

– Посмотрите-ка, кто здесь очнулся… – пробубнила Келен, размашисто вписывая свое имя в одну из строк длинной таблицы.

Она была пригвождена рядом с входной дверью, доставая до самого пола, так что девочке пришлось сесть на корточки. Списком это можно было назвать очень условно: все понаписанные здесь имена (некоторые повторялись с подозрительной частотой) умещались одни поверх других, жирно обведенные, ярко выделенные маркером, в облачке из чернильных сердечек. В общем, изгалялись все, как только умели.

– Это ты мне? – вопросительно посмотрела на нее Эшли.

– Нет.

– А, ты наверняка беседуешь со своими духами, – догадалась та и тоже расписалась прямо под фамилией Келен. Рост Эшли позволял ей лишь слегка наклониться, чтобы добраться до нужной строчки. Подумав, она не удержалась и поставила рядом со своим именем цветочек, какой учат рисовать детей дошкольного возраста.

– Какие они у тебя? – спросила Эшли, и это было, конечно же, про духов.

– Беспардонные хамы.

– Я не об этом… Что они олицетворяют?

– Энергию, Левитацию и Скорость.

«С дубу рухнувшая?! А как же секретность, личное пространство, эффект неожиданности в конце концов?»

«Дженни, значит, говорить можно было».

– Звучит очень круто, – заверила Эшли. – А моих зовут Воздух, Невидимка и Крылья. Строго говоря, их у меня четыре, потому что Крылья – близняшки, – объяснила она без просьб.

«Знаем их, – опять вставила Левитация. – Такие из себя все неземные, что аж тошно становится».

– Ты можешь жить с четырьмя? – скривившись, пожала плечами Келен. – И тебе нормально?

– Ну, они хорошие, – наивно протянула Эшли, снова переплетая пальцы между собой в мертвый узел. – Очень добрые, все мне разъясняют и на… – раздалось замявшееся «э-э», – …намереваются сделать из меня достойную Воскресшую. Воздух даже рассказывает разные истории. О том, с кем они работали раньше, где побывали. Все это очень интересно.

– Махнуться не хочешь?

– Что?

– Ничего. Это все, что от нас требовалось? – спросила Келен, тыкая в список.

– Кажется, да.

– Класс. Пока.

– Ты уже уходишь? – огорчилась Эшли.

– Никто никуда не уходит!

К ним, сияя улыбочкой, пристроился очередной малознакомый чудик. У Воскресших это было в порядке вещей.

– А как же познакомиться друг с другом? Вы уже заглядывали в наш обеденный зал? Нет? Ну так ведь никуда не годится. Пойдемте, милочки, я с удовольствием покажу вам дорогу.

«Не-е-е-ет…»

Милочка по имени Келен огорченно поплелась вслед за ним, стараясь, чтобы ее лицо не треснуло от разочарования. Эшли справа от нее, кажется, была довольна.

– Вы откуда, девчонки?

– Я из Лондона, – ответила Эшли.

– Маленький город рядом с Брайтоном, – уклончиво сказала Келен.

– Ходите друг к другу в гости. Вы знали, что отсюда можно попасть, куда угодно, если с вами находится человек родом из этого места?

«Кто вас просил сейчас это говорить?» – подумала Келен, глядя, как Эшли расцветает лучезарной улыбкой.

В конце концов, Келен не могла с уверенностью решить, чего в ее нынешнем отношении к Эшли Вандер преобладало больше – раздражения или удивления. Она не привыкла, чтобы за ней хвостом следовали маленькие девочки, равно как и не привыкла к тому, чтобы с ней здоровались за руку и дружелюбно общались. Все это выглядело если не подозрительным, то уж точно странным.

Они завернули в левый коридор, туда же, где исчезла добрая половина людей. Из его глубин веяло будоражащими душу и желудок запахами. Келен вдруг вспомнила, что ничего не ела с самого утра (потому что на завтрак в меню снова был клубничный джем), и вся неприязнь к лесу куда-то испарилась. На некоторое удобное для нее время.

Коридор был слепым, без окон, приукрашенный человеком с явно дурным вкусом. О том, что он вел именно в обеденный зал, намекали лишь писаные маслом картины, изображающие корзинки с фруктами, длинные столы с горой блюд и прочие вещи, вышедшие из моды в прошлом веке. К тому же картины поместили в рамы, противно переливающиеся позолотой, это выглядело невкусно и пошло.

– Они туда еще и фальшивых стекляшек понапихали… – сказала Келен, приглядевшись к мелькавшему то тут, то там блеску в изгибах рам.

– О, не-не-не, – заверил проводник. – Это настоящие.

Келен посмотрела на рамы совершенно другим взором, как на что-то украденное.

– Откуда они у вас?

– Выращиваем.

– В смысле?

– Выращиваем, – повторил тот как что-то само собой разумеющееся. – У нас в ботаническом саду много таких наберется.

«Точно сперли где-то… Они еще и воры ко всему прочему?»

«Судя по твоему жаднющему сиянию глаз, воришкой здесь скорее станешь ты».

Они подошли к двустворчатым дверям, уходившим под каменный потолок. Обе части были закрыты и плотно примыкали друг к другу, так что не оставалось даже шанса заглянуть внутрь и проверить место хотя бы на относительную безопасность. Келен хотелось остановить Воскресшего и попросить дать ей собраться с духом, но она бы не сделала этого ни за что. Поэтому ей осталось лишь стеклянно впериться в драматично распахивающуюся перед ней створку.

Огромный зал, представший перед ней, находился в полутьме. Окон не было, настенные канделябры, в которых догорали ровными желтыми огоньками свечи, освещали лишь часть помещения. Основной же источник света находился где-то под полом. Его голубое сияние переливалось и искрилось, точно отблески воды в кафельных стенах бассейна.

«Стойте… Там и правда вода!»

Келен стояла одной ногой на прозрачной стеклянной поверхности. Глубоко под ней сверкала ярко-голубая лента, утекая неизвестно куда. С двух сторон она была ограничена скальными, грубыми стенами, точно в этом месте Земля вдруг разверзлась, позволяя заглянуть в свои недра. По периметру всего зала было расставлено невероятное количество столиков, за которым, скрытые тенью, сидели люди.

– Проходите. Не стесняйтесь! Места всем хватит, а если не хватит, притащим еще стульев.

Их провожатый откланялся, мигая щурящимися глазами, и растворился в тени, только его силуэт замаячил между ромбовидными столами.

– Я никогда еще не видела такой прелести! – восхитилась Эшли. Все ее лицо превратилось в плавающую, полную водянистых голубых бликов, полосу.

Келен не решалась продолжать свой путь, в упор глядя на далекие потоки реки под собой. Ей казалось, что стекло не выдержит…

– Келен, смотри, я знаю их! – Эшли указала на два сдвинутых друг к дружке стола, за которыми в кучу собралось несколько подростков. – Они из наших, точно новенькие.

– Ты что, их запомнила? – со скепсисом поинтересовалась Келен.

– Выходит, что запомнила. – Лицо Эшли на миг стало слегка удивленным. – Да…

Как раз в этот момент из эпицентра сборища новичков донесся заливистый смех.

– Пойдем к ним?

Келен не знала, стоило ли принимать данное предложение, но кругом все, кроме Эшли, были совершенно незнакомыми и чужими, и пришлось идти.

Чем ближе они подходили к ним, тем чаще и безостановочнее длилось чье-то истеричное ржание. Кажется, оно исходило от одной из девочек, которая взгромоздилась на стул со скрещенными по-турецки ногами. Помимо нее в общую композицию входила вторая барышня с забранной в очень внушительный пучок прической и квадратными очками, оживленный собственной беседой темнокожий парень и еще один мальчик в дамской накидке, вжавшийся в спинку своего стула до такой степени, что уже начинал понемногу сползать с него под стол.