Келен стремительно проваливалась в подступающую к ней темноту. Она засыпала? Или просыпалась?

– Увидимся.

Вокруг нее все сквозило сыростью и прохладой. Щека Келен неприятно упиралась во что-то твердое, липкое и слишком шершавое, чтобы оказаться автобусным окном.

– Девушка?

Не первый раз Келен обнаружила себя лежащей ничком на земле. Это успело ей порядком надоесть. На этот раз поверхностью для ее привала оказался мокрый и серый асфальт.

– Эй, мисс! У вас все хорошо?

Келен не понимала, обращались ли сейчас именно к ней, но на всякий случай невразумительно замычала.

– Вам не нужна помощь?

Келен отерла тыльной стороной ладони лицо. В нос тут же ударил запах жидкой сырой земли, в простонародье – грязи.

– Вызвать скорую?

Случайный молодой человек, которого Келен, к счастью, нигде прежде не видела, очень настойчиво тряс ее за плечо.

– Нет. Нет, я в порядке.

«Боже, наверное сейчас я похожа на бомжа сильнее обычного».

– Говорю же, нормально все, – повторила Келен, старательно отворачиваясь. – Я просто поскользнулась.

– С тех пор, как я вас заметил, вы лежите здесь уже пять минут.

– Неважно, сейчас мне уже лучше, большое спасибо за заботу, – Келен встала на ноги и, отделавшись от грозившей ей скорой помощи, поспешила к выходу на главную улицу. В одном из мимо скользящих отражений она вдруг увидела чудовище, но, когда в страхе отпрыгнула прочь, поняла, кем оно было на самом деле.

Ее одежда и лицо были измазаны ужасными бурыми пятнами, волосы из-за идущего дождя и грязи слиплись в плотные клейкие сосульки. К тому же ее до костей пробирал холод, а это могло означать лишь то, что валялась она в переулке довольно долго. Привычного голубого ободка на голове не было, но Келен не хотела возвращаться искать его.

Уже было совсем темно. Оранжевый свет фонарей смущал ее, она старалась держаться в тени и никому не попадаться на глаза. Окна домов превратились в тысячи горящих свечей.

Келен чувствовала себя очнувшейся от недельного сна. Сейчас она потерялась где-то между позапрошлым вечером четверга и сегодняшним утром. Что произошло в этом временном отрезке? А главное: что произошло после него?

Перед ярким прожекторным лучом очередного фонаря Келен, силясь придать себе вменяемый вид, потянулась рукой к волосам. Что-то больно дернулось в клубке ее запутавшейся шевелюры и хрустнуло под нащупавшими пальцами.

Келен долго вглядывалась в маленький кленовый листочек, чей панцирь из бронзы дал трещину, обнажив ссохшуюся чешую. Она поднесла его к лицу. Из трещины тянуло увядшими цветами.

«Господи».

Келен в ужасе сорвала с себя подвеску, словно это была чумная крыса, и с размаху швырнула себе под ноги. А затем прислушалась, но не к тому, что находилось снаружи.

Все было тихо.

Тогда Келен галопом понеслась к автобусной остановке, страшась смотреть на электронный циферблат часов, висевший над расписанием. Из-за ее несвежего вида (а может из-за напряженной застывшей гримасы) люди стремились держаться от девочки на почтительном расстоянии. Поэтому место в автобусе рядом с Келен пустовало вплоть до окончания поездки.

«В задницу этот лес, этих духов… Что я маме-то скажу?»

Но никаких светлых мыслей Келен в голову не приходит. Кроме разве что попытки с помощью носового платка привести одежду в более или менее надлежащее состояние – благодаря ей лишь сильнее размазалась грязь.

Последняя надежда на то, что миссис Фаэр задержалась на работе разлетелась вдребезги, когда Келен увидела горящие светом окна первого этажа.

– Мам?

Келен переступила порог, а вместе с этим где-то из недр дома послышался приближающийся топот.

– Келен?

В прихожую на полном ходу выскочила миссис Фаэр, как она есть – в неснятых после работы чулках и с двумя трубками, по каждой на руку, от домашнего и мобильного телефонов.

– Что случилось? Где ты была? Что случилось с твоим сотовым? Что с твоей одеждой?!

Келен никогда не переставала удивляться, как легко ее маме удавалось перепрыгивать с абстрактных вопросов на материальные и приземистые.

– Мне стало плохо…

– Плохо сейчас станет мне! Ты совсем рехнулась?! – Миссис Фаэр выразительным жестом указала на Келен с головы до пят. – Ее теперь просто на помойку! Ты знаешь, сколько мне приходится работать, чтобы содержать тебя? Ты вообще представляешь это себе?

Келен не представляла сейчас ничего, кроме своих раскрасневшихся свекольных щек и разодранных до крови заусениц на руках, которые она прятала за спиной.

– Ты… бессовестная…

Келен много раз слышала дальнейший список, перечислявший все ее достоинства. Она заучила его практически наизусть, словно самокарающую мантру.

Миссис Фаэр истерично громко шмыгнула носом под конец и, наговорившись, отчалила обратно вглубь дома. Словно не было этих пяти минут, проведенных у столба позора.

«Вау. Какая забота о твоем благополучии. Мы все тут очень тронуты».

– Никуда не исчезайте, ясно? – Келен неприятно вздрогнула. – Надо поговорить.

Истерзанная рубашка отправилась в корзину с грязным бельем сразу же после того, как Келен очутилась у себя наверху. Хотя возможно милосерднее было бы сразу отправить ее в мусорное ведро.

– Теперь, пожалуйста, рассказывайте с самого начала и по порядку. – Келен присела на краешек кровати. – Не знаю, настоящие вы или нет, но я вас слышу и терплю, значит, вы меня – тоже. О каких чудовищах не рассказала мне эта сволочь, чтобы сбить с толку?

«Сволочь» говорила о тех, кто не был создан изначально природой, как например мы. Это Страхи – человеческие, и живут они ровно до тех пор, пока живы люди».

«Если представить, что завтра случится конец света, то мир родится заново, совершенно без Страхов, а мы позаботимся о том, чтобы он со временем стал прежним, только уже будем гораздо, гораздо умнее. – Левитация вздохнула. – Согласись, насколько это логично. Вместо бесполезной борьбы, можно просто пренебречь несколькими людскими жизнями и парочкой подарков научного прогресса, зато каков результат… Почему-то никто мою идею всерьез не воспринимает».

– На что они похожи, эти ваши Страхи?

«Ну, совершенно на что угодно. От гигантских пауков до человекоподобных созданий».

– Почему за свою жизнь я не встречала ни одного? Я тоже много чего боюсь.

«Вот прям щас они начнут перед тобой вылезать и ручками махать. Самый лучший способ напугать человека – знаешь, какой? Не давать ему понять, что именно его пугает».

«К тому же, девочка, Страхи появляются в жизни человека, который находится уже за гранью обычной депрессии».

«Пара-тройка лет – и ты станешь такой же…»

«…Если не останешься с нами».

– Не останусь, тем более что вы меня шантажируете.

Келен немного посидела, раскачиваясь взад-вперед и слушая скрип железной кроватной сетки. Она воображала себе монстров и чудовищ, подходивших под описание Страхов. Но с фантазией, особенно ее зрительной частью, у нее всегда было плохо. Так что ничего нового, кроме увиденных где-то и когда-то обрывков графических фильмов, у нее в сознании не всплывало.

Вместо этого всплывала ноющая головная боль.

«Кстати говоря, можешь прекратить разговоры сама с собой как полоумная, – посоветовала Левитация. – Мы прекрасно слышим твои мысли».

– Что, все? – ужаснулась Келен.

Глумливое хмыканье девчонки подтвердило ее худшие опасения.

«Пока мы в твоей голове – да».

С внезапностью грома распахнулась дверь в ее комнату. На пороге замерла мать – такая же ледяная, как статуи, что расставляют по паркам каждый год к Рождеству.

– Ты голодная?

– Нет.

– Тогда иди в душ и ложись спать, – совсем черство отрезала та. – Завтра приберись на кухне, а в выходные займись историей.

Келен молчала. У миссис Фаэр был странный метод вразумления дочери: беспричинно взваливать на нее любую работу, которую она могла выдумать на ходу, даже если до того та не заставляла девочку делать что-либо целый месяц.