Замок производил впечатление гигантского муравейника. Вместо величественных мраморных коридоров, укрытых благоговейных тишиной, Келен видела широкую и бурную реку, сотканную вперемешку из людей, ответвляющихся от нее ручейками в разные стороны, музыки, больших светлых окон, многоцветных рисунков на стенах, шума, смеха, сбивающихся под ногами разномастных ковров, звука хлопающих дверей, временами появляющихся всполохов неизвестного происхождения и еле уловимого запаха подгоревшей карамели. Их словно перенесло из замкнутого пространства на одну из улиц мегаполиса, в котором Келен ни разу не была. Поэтому она постоянно впиралась в идущих навстречу людей и спотыкалась о чьи-то ноги. В то время как Дженни продвигалась вперед с неуловимостью дымной струи. Но поражало Келен совсем другое.

Абсолютно любого, кто попадался им на пути, будь то человек возрастом отца Дженни или ровесника Келен, первая встречала открытой ладонью с широко расставленными, точно сети, пальцами. И ни один из них не оставлял ее приветствие без внимания.

– Дженни, привет!

– Я тебя здесь уже неделю не видел, ты снова разгуливала по крышам?

– !!! – раздался звук хлопка чужой ладони о ладонь Дженни.

– Райлен, чтоб в эти выходные без отговорок, поняла?

– А кто это с тобой?

– Добро пожаловать домой, девочка моя!

– Тебе здесь понравится, – шепнул кто-то на ухо Келен, проходя мимо. Та вздрогнула и поспешила догнать шагающую впереди Дженни.

Лишь однажды им на пути встретился человек, лицо которого странно тускнело среди изобилия местных красок. Келен запомнила тонкую и долговязую фигуру, делающей его похожим на какое-то насекомое. Взгляд его был тяжелым, окруженным сетью фиолетовых морщин. При встрече с ним Дженни опустила пятерню и молча улыбнулась.

– Кто это? – спросил мужчина. Его взор непрерывно скользил по чертам лица Келен.

– Узнаешь еще, – прозвучал странный ответ.

Тот молча обогнул их и ушел восвояси.

Если не считать этого персонажа, остальные прохожие всматривались в нее с пристальным любопытством. Одни странно двигались, почти как Дженни, шагая на пружинах, а не на собственных ногах. Лица других как будто бы покрывало понимание – абсолютно всего, начиная от сумбурных мыслей Келен и заканчивая устройством вселенной, оно не было похоже на обычное раздутое самодовольство. Третьи улыбались. Всего лишь улыбались, но делали это настолько искренне, что оставалось лишь убеждать себя в благополучии их психического здоровья. Короче говоря, на всех, кого ни встречала Келен, лежал отпечаток странной безунывности, подозрительного умиротворения и необоснованного счастья.

«Это просто нелепо».

«Что конкретно тебе не так?»

«Им словно мозги промыли. Такая радость просто неестественна».

«Это не радость, девочка. Это называется жизнью. Тебе не понять».

– Насколько я вижу, – Келен все же догнала Дженни и едва сдержалась от порыва ухватиться за ее майку как маленький ребенок, – здесь все танцуют и развлекаются, как могут. Это, конечно, хорошо, но многим ли вы так помогли?

– Больше, чем ты можешь себе представить. А знаешь почему? – Дженни остановилась возле одной из многочисленных дверей. – Пока ты сам несчастен и не нашел себе достойного развлечения, ты никому и никак не сможешь помочь.

Келен украдкой заглянула в виднеющуюся щель возле дверного косяка. Уж очень ей было интересно увидеть, как выглядел замок за пределами этого шумного коридора. Внутри было светло. Временами мелькали чьи-то неясные тени. Дженни молча толкнула дверь рукой так, что та с грохотом врезалась в стену, а затем в наступившей тишине громко произнесла:

– Здорово, ребятки. Одному любопытному новичку захотелось посмотреть, чем вы тут занимаетесь. Покажете?

И не успела Келен опомниться, как ее буквально втащили за собой несколько пар рук. Она испугалась, потому что ожидала наказания за то, что сунула нос не в свое дело.

– Привет, зайчик. – На нее смотрела смуглая женщина лет сорока со сливающейся до черноты зрачков радужкой глаз. – Ты здесь впервые? Небось Дженни тебя до смерти напугала своей экспрессивностью…

– Смотри, что мы умеем делать! – ту перебила совсем еще молодая девчушка, с такого же цвета кожей и таким же тонким и крючковатым носом. – Сейчас покажу.

Помимо этих двух в комнате находились еще люди, однако они не покинули своих мест. На каждого из них приходилось по простому деревянному столу, щербатого, как лицо прыщавого подростка. Столы были завалены распотрошенными на лепестки, тычинки и стебли цветами, а внизу располагалась самая настоящая свалка из медных стружек, пластиковых ошметков и прочего мусора.

– Гляди-ка! – Девочка подвела Келен за руку к своему столу и, покопавшись под кучей мусора, показала ей крошечный лист клена, который целиком обволакивала пленка бронзового цвета. Между пальцев девушки свисала тонкая цепочка, делающая из него подвеску.

– Нравится? – Пожилая женщина обращалась к их гостье почти что как заботливая мать. Такого приятного голоса Келен еще никогда не слышала…

– Хочешь? Забирай! – Не дожидаясь ее согласия младшая обхватила цепочкой шею Келен и в два счет справилась с застежкой. – Бери-бери, не стесняйся, мы много еще таких сделаем.

Келен совсем потерялась от столь внезапного проявления внимания. Не чувствуя в себе сил сказать простое «спасибо», она спросила:

– Вы их продаете?

– Ну что ты, мы всего лишь скромные покупатели, – заверила женщина. – Сейчас, например, мы купили твой искренний восторг нашими безделушками.

– Мне кажется, тебе очень пойдет пух одуванчиков. Я сделаю кулон специально для тебя.

Когда Дженни все-таки соблаговолила вмешаться и увести ее из бронзовой комнаты, обе мастерицы усиленно махали ей руками и просили «обязательно прийти еще».

Так повторялось из раза в раз. Дженни без разрешения распахивала перед ней двери замка, а перед его обитателями – маленький, рассчитанный лишь на одного человека, внутренний мир девочки. Келен почти что с нетерпением ожидала, когда же хоть кто-нибудь выставит их вон подальше из сетей своего плотного графика. Но все словно сговорились: они интересовались, кто она, приветствовали ее, как старого друга, и без слов уверяли в том, что здесь для нее самое место. Больше всего происходящее походило на сборище религиозных фанатиков, только не в пример веселее.

Неизвестно, сколько это могло бы продолжаться, не окажись в одной из зал антикварных напольных часов, стрелки которых навеки замерли на без десяти четырех. Зато они напомнили Дженни о таком понятии как время.

– Ты с нами? – Вопрос был настолько прямолинейным, что притвориться тупой становилось практически невозможно. Келен понимала, что ответа от нее требуют здесь и сейчас.

– Нет, – на выдохе произнесла она, и почувствовала, насколько легче стало говорить после этого короткого слова. – Эти голоса, они мне надоели. Нет, они мне не нужны. Нет, я не желаю иметь с ними ничего общего. Послушайте, – Келен упорно боролась с собственным раздражением, – вы же знаете, как их прогнать. Скажите мне. Умоляю.

– Ты постоянно просишь меня только об этом, – слегка раздосадовано произнесла Дженни.

– Потому что это беспокоит меня больше всего! Мисс… – Келен опять забыла ее фамилию, – Дженни, поймите, мне ничего этого не надо. Я бы не стала вас беспокоить вовсе, только с этими духами мне житья нет. Я не хочу что-то делать среди… вас. Веселиться и избавлять людей от депрессии? Для такого занятия вы, пожалуй, нашли худшего кандидата из всех возможных. Поэтому просто дайте мне уйти и заберите ЭТИХ с собой!

В течение долгих месяцев Келен не чувствовала, чтобы ее что-то заботило по-настоящему, без самодельного притворства. А сейчас слова, которые обычно надо было вытаскивать из нее клещами, наперебой рвались наружу с такой скоростью, словно боялись, что в монологе для них не останется места. Но Дженни с ответом не спешила.

– С тобой сложно договориться, – наконец произнесла она.