– Сколько здесь этажей?
– Двадцать три.
– А лифты есть?
– Скорее всего, ввиду их отсутствия редко кто поднимался выше десятого уровня.
Келен поняла, что Дженни себя некомфортно вовсе не чувствовала, а значит и болтать с ней ей не было нужды. В поисках новой темы для разговора Келен повернула голову налево, в другую сторону от однообразной стены замка. На приличном расстоянии от них девочка увидела менее масштабные постройки всей инфраструктуры, как например: полуразвалившуюся беседку, скрытую в кущах не на шутку разросшегося фруктового сада, двухэтажное здание с наружной лестницей на второй уровень, а помимо бесконечного спуска, которым они воспользовались несколькими моментами ранее, от стены замка отделялся узкий крытый проход примерно на высоте седьмого этажа. Он вел в круглую наблюдательную башню из серого камня. Проходя точно под ним, Келен даже не знала, с чего бы начать свою кипу вопросов.
– Зачем вам вот это? – она указала на двухэтажный домишко.
– А на что оно, по-твоему, похоже?
– Откуда мне знать… На какую-нибудь оранжерею.
– Нет-нет, оранжерея у нас находится внутри замка. В два неполных этажа. А это – наш птичник.
– Попугайчики, что ли?
– Ну, – Дженни чему-то усмехнулась, – ну типа.
Чем ближе становился поворот за угол, тем больше звуков долетало до ушей Келен. То, что прежде она принимала за общий шум ветра, оказалось тесным смешением множества шелестящих голосов и особо выделявшегося элемента – смеха.
Он не был той случайной пародией, которая резко возникает и неловко стихает в повседневном общении. Этот смех был звонким, веселым, истеричным, хриплым, но во всех вариациях – искренним. Понемногу Келен начала различать отдельные предложения.
– Так, ребята! – Послышалось два громких хлопка. – Хватит расслабляться, давайте еще раз.
Келен увидела, как из-за угла выглянули высокие ворота то ли позолоченные, то ли взаправду золотые. Они опоясывали весь замок по периметру, а часть зубчатой решетки терялась между деревьев леса. Створки ворот были намертво сцеплены друг с другом широкой цепью с замком, который размером был с голову взрослого человека.
Судя по кустам великолепного розария, мраморным скамейкам и среднего размера фонтану, Келен находилась со стороны главного входа. Фонтан украшала статуя прекрасной женщины с обращенными к янтарному небу, словно в молитве, руками и лицом. Вокруг него, прямо на земле, словно после побоища валялось с десяток человек, раскинувших руки и ноги по разным сторонам.
– Простите, – Келен неуверенно постучала Дженни пальцем по руке, – но я там… вон, у этой статуи в руках… там что, правда колонка? Так должно быть?
Вдруг оглушительно вдарила музыка. Келен подпрыгнула от внезапности и сбросила руку Дженни со своего плеча. Услыхав знакомые им оборванные слова песни и резкие ноты, лежачие в один миг вскочили и принялись носиться, умудряясь попадать в такт оглушающей музыке, в безумных конвульсиях вокруг фонтана. Либо они единовременно пытались изобразить человека, которому в пятку вонзился гвоздь, либо танцевали.
Келен увидела, как лицо Дженни озарила вспышка недовольства.
– Брай! – крикнула она поверх нескончаемо повторяющихся песенных строчек. – Здесь вам не место для танцулек, дуйте в репетиционный зал!
– А ты сама туда загляни, Джей! – сквозь сжатые зубы передразнил ее молодой Брай. Изо рта у него торчала дирижерская палочка. – Ботаники твои опять какую-то гадость вырастили, от нее воняет на весь этаж!
Дженни тем временем кинулась к розовым кустам. В спешке расчистить место для танцев, кто-то скинул все мраморные лавочки именно туда.
– Вырубай шарманку, говорю!
Брай закатил глаза и что-то промычал. Келен не поняла, была ли между этим какая-то связь, но песню тотчас же зажевало на одной ноте, а ее громкость уменьшилась ровно вдвое. Танцоры замерли в тех позициях, в каких их настигло лишение музыкального сопровождения.
Дженни вплотную подошла к Браю и бесстрашно ткнула указательным пальцем ему в нос.
– Я эти розы два года выращивала.
– Дженни, умоляю, не начинай…
– Вот этими, – в голосе Дженни появились драматические, высокие нотки, срывающиеся на визг, – вот этими руками, Брай! Ночами не ела, – она схватила наблюдавшего весь цирк парня за куртку, – днями не спала! Мой многодневный труд – разбит, раздавлен, убит! УБИТ! – И она рухнула наземь, повиснув на Брае как на лиане.
– Хорошо-хорошо, я понял, – согнувшись под тяжестью груза, согласился тот. – И уже наказан: на твою актерскую игру смотреть тошно.
– Я тебя предупреждала, – приглушенно раздался стандартный голос Дженни снизу. – Видишь ту деваху в сторонке?
Келен ошалело встретилась взглядом с Браем.
– Новенькая, а в помощниках у нее – Левитация. Тронешь мои кусты еще раз – попрошу ее засунуть твою любимую дирижерскую палочку в… кхм, в самый высокий пчелиный улей. Доставать будешь сам. Давайте двигайте отсюда, а с ботаниками я потом поговорю.
Затем Дженни щелчком пальцев указала на сломанный куст, его раздавленные ветки срослись в единое целое и разрослись вширь настолько, что без следа поглотили угодившую к ним в объятья лавку.
Пляшущая банда тем временем ретировалась, забрав колонки и оставив после себя изрядно вытоптанную траву.
– Это и есть ваша работа? – недоуменно спросила Келен.
– Нет – отдых. Мы вообще здесь делаем все, что придется. – Дженни принялась загибать пальцы. – Танцы – один из отличных и проверенных способов побороть угнетающую депрессию, так же как рисование, занятия музыкой и физические тренировки. Так многие тут расслабляются и отдыхают. Но сейчас Брай с ребятами репетировали это специально для вас.
– Кого – нас?
– Новичков, – пояснила Дженни как что-то само собой разумеющееся. – Вы в начале осени появляетесь как грибы после дождя. Вот погоди, через недельку сможешь познакомиться с такими же, как ты. Уверена, тебе будет интересно не меньше, чем мне.
– Новички появляются только осенью?
– В основном – да.
– Почему? – Келен вспомнила серую, бесснежную зиму. – Неужели в остальное время года никто из людей не хочет попасть к вам?
– А ты спроси своих помощников, почему, – хмыкнула Дженни.
«Потому что, – незамедлительно подал голос Энергия, – в остальное время людские мозги категорически никчемны, скучны и заняты совершенно другими заботами: летом – отпуском, весной – амурными делами, а зимой вы настолько сонные ходите, что не замечаете ничего вокруг».
Келен проследовала за Дженни к широкой парадной лестнице с гладкими, отшлифованными сотнями подошв, ступеньками. Весь замок ослепительно сверкал в свете бессолнечного неба, будто бы сделанный из сахарной глазури.
Холл, в котором они оказались, был на удивление теплый, сухой и светлый. Келен сразу же отмела все представления о подземных темницах, заплесневелых, сырых коридорах и прочих неприятностях средневековых замков, уже успевших вообразиться ей. Наверх вела очередная лестница, спиралевидная по своей форме, как будто бы оплетающая гигантскую невидимую колонну. Она брала начало возле дальней стены холла, но Дженни к ней не пошла. Вместо этого она свернула в правый узкий коридор. Пол в нем создавал ощущение стремительного поднятия в гору. Келен поняла, что ее вели на второй этаж. Пока она переставляла ноги, ее голова с легким посвистыванием переваривала ситуацию, и на посторонние картины внимания уже не оставалось.
Ключом ко всему, как ей теперь представлялось, были духи. Именно они решали, кого сделать «Воскресшим», а кого оставить обычным человеком. Тогда это усложняло дело, ведь Келен-то считала, будто бы Дженни должна была помочь ей избавиться от них.
«Она – всего лишь посредник, они сами добровольно никогда не уйдут… Что мне делать?»
Между тем ее водили то вниз, то вверх, и у Келен начало складываться четкое ощущение, что экскурсию устроили вовсе не для удовлетворения ее любопытства, а для других людей, которым появление Келен, похоже, заменяло ежедневный досуг.
