Эол передал кинжал.

Марк Крысобой, с присущей ему улыбкой заправского маньяка, прирезал двоих фуррей, после каждого глотая кровь и мажа лицо. Затем несколько секунд постоял, словно погруженный в свои мысли и тихо скорее прошептал, чем спел:

— Расскажи мне высокую правду

Своей суровой жизни,

Научи утолять эту жажду —

Эту вечную жажду убийства.

Я стану прилежным адептом,

Проникну я в самую суть,

С длинным лезвием и стилетом

Повторю твой изысканный путь.

Путь убийства- процесс перманентный:

От рождения и до седин

В ожидании момента

Нами движет выбор один.

Выражаясь фигурально,

Убивать- это способ жить:

Не летать невозможно пилоту

И убийце нельзя не убить.

"Ужасный ты человек, Марк". - усмехнулся про себя КПВ. — "Но хорошо, что ты с нами. Пока что хорошо".

Крысобой ещё несколько минут постоял, залипая на лезвие кинжала. А на нем ни капли крови. То ли они с него стекают, то ли оно их впитывает…

Крысобой несколько раз моргнул, приходя в себя и передал нож Грани.

Гном обоих своих жертв заколол ударами под кадык. Последнего зверолюда он поднял выше себя, пробил ему горло и прям подставил рот под кровавый поток. Полностью измазал лицо и бороду.

— Я люблю когда рублю! — вращая осатанелыми глазами, заявил гном. — Люблю когда с девочкой сплю. Шумлю, хвалю, грублю, с друзьями выпить я люблю. Когда врага гублю, глаза давлю и топором прям в лоб влеплю. Люблю. Леса люблю, люблю и горы. Походы, битвы и шатры. Люблю в ночи я жечь костры. Все остальное, что я вижу, я просто вусмерть ненавижу!

Гном закончил. Довольно недолго залипал в плане желаний и передал КПВ кинжал.

"Рукоять будто пульсирует".

КПВ схватил своего фурря дымчатой масти, перезал ему глотку, проглотил несколько капель крови, измазал лицо…

"Песня, песня нам строить и жить помогает… Чтобы спеть?"

КПВ постарался уловить свое настроение. Оно прям какое-то первобытное. Родо-племенное, блин. Хотя атмосфера располагала.

— Безумство схватки у чёрных скал,

Твой лик ужасен, свиреп оскал.

Горячий норов дурманит кровь,

Один на сотню ты рвёшься вновь.

Суровый натиск, слепая ярость.

Как волк в овчарне, забудь про жалость.

Твой рёв звериный в запале битвы

Заглушит всхлипы чужой молитвы.

Такое больше ранятники любят, но оно показалось КПВ подходящим под атмосферу языческого жертвоприношения.

"Теперь желание… Чего хочу то… Верни мне Акаирис. Хочу жить долго и весело. Крепкие кости, крепкие нервы, силы немеряно и удачи в бою!"

Затем Кириллов вложил кинжал в ладонь Акаирис. Девушка вдруг дернулась. В глазах ее появился испуг, что КПВ обрадовало. Уже не кукла и хорошо. Она боялась, но не сопротивлялась. Кириллов легко её рукой перерезал горло лучнику зверолюдов. Пару капель крови на сухие губы, несколько отпечатков на лицо.

КПВ уже хотел передать кинжал дальше, но Эол произнес:

— Напои ее своей кровью.

Сказано — сделано. Глаза девушки, действительно, ожили. Она смотрела на него.

"Живая…"

Пришла очередь Альбрехта.

— Кровь за кровь, в том воля не людей, а богов. Смерть за смерть.

"Пошли по классике".

Лестер колебался.

"Пожалуйста, не проебись. Вдруг этот ритуал сорвать можно…"

Однако парень вздохнул, несколько раз рубанул по воздуху и неуклюже, в три-четыре удара на каждого прикончил оставшихся жертв. Кровью весь замарался, но глаза у него поменялись. Успокоился и прочувствовал магию, витавшую в воздухе.

— Тяжело ступая в рыцарских доспехах

Молча к ее дому я подходил

Благородным видом понравиться хотел я

Женщине, которую очень любил!

Мы из дурки ночью убежали

Я и мой приятель — Леня де Сад

Хоть друг друга сильно уважали

Расставаться с ним был я рад!

В дверь твою я буду ломиться

Хоть до самого утра

Мне так нужно объясниться

Как меня ты узнать не смогла

Я же рыцарь, я всех сильнее

Я готов покорить тебя!

Ну, открой мне дверь скорее

Ну, давай, пусти же меня!

"Совсем по классике пошли".

Лестер закончил и вопросительно посмотрел на Эола. Тот же стоял, закрыв глаза, и что-то без слов напевал.

— Кому теперь кинжал? — уже напрямую спросил Лестер. Эльф не ответил.

КПВ заметил, что слова Лестера звучат слишком тихо и далеко. Словно их разделяло метров пятнадцать, а не два с половиной. Листья вокруг продолжали танец. Они уже не падали на землю, кружась по спирали, а затем снова поднимались, уносимые будто бы ветром. Однако воздух вокруг не двигался.

— В глазах темно. — заявил Марк. — Я присяду.

Действительно. Свет вокруг угасал, хотя солнце продолжало ронять лучи сквозь кроны деревьев.

"Волшебный трип?" — КПВ вдруг стало очень весело. Он взял Акаирис за плечо и потащил за собой прочь из круга. Куда? Зачем? Над такими сложными вопросами он тогда не задумывался. Свет практически померк. Сквозь тело как будто шли слабые электрические разряды. КПВ понял, что теряет сознание. Он сел прямо на траву вместе с девушкой, а затем…

Лес, снова лес, но не тропический островной, а самый оьычный. с

Средняя полоса России. КПВ поднялся.

"Это сон, да?"

На нем была старая ролевая сведенка из алюминия, черная стеганка, льняные шаровары и сам он был словно моложе.

"Это не сон. Магический трип. Мы принесли жертву…"

— Ну ты прямо богатырь! — слышится сзади знакомый голос.

КПВ повернулся.

— Дед?

Егор Алексеевич, его дедушка по матери стоял около мощного дуба. Старик был одет как всегда в лесу: охотничий камуфляж. На ремне висела старая двустволка.

— И вы так одеваетесь и лупите друг друга палками?

— И железками тоже. — ответил КПВ. — А ты откуда здесь, ты же…

"Умер".

— Я здесь всегда был, Павлик. Моя вотчина. И железным, значит тоже? Во даете. Но я больше охоту люблю… А ты же с подругой приехал? Где же она?

— С подругой? — КПВ вспомнил про Акаирис. — Не знаю.

— Так давай найдем её? — усмехнулся дед. — Маленьким девочкам в лесу одним не надо оставаться. Красную шапочку же читал?

— Эта девочка старше меня в три раза! — усмехнулся в ответ КПВ.

— Брось. Можно расти да не вырасти. — ответил дед, направляясь вглубь чащи. КПВ последовал за ним. — Рост там где схватка. Преодоление себя, понимаешь? А если всю жизнь на острове песенки петь. Какой же здесь рост?

— Вот какая у тебя философия.

— Это не философия. Так устроена природа.

Они прошли мимо мёртвого птенца, которого облепили муравьи.

— Если не научился летать, то долго прыгать не придется. — усмехнулся дед. — Тебе не страшно было первый раз охотиться?

— Это когда ты меня повел уток стрелять?

— Нет. Тогда ты смотрел просто. Стрельнул разок-другой по деревьям. Я о другой охоте. Недавно, в лесу под Новгородом.

КПВ понял о чем речь. Полукровки, что жертву принесли Морготу.

— Не страшно. Но я ударил не лезвием. Не привык тогда ещё… Живых рубить.

— А я и не знал, и не помнил, что значит зуб, а что клык… Только потом то я понял, а уж потом и привык. А ты привык, КПВ?

Кириллов вспомнил свои художества в отношении зверолюдов.

— В процессе.

— Вот и славно. Так… Кто тут у нас…

Дед раздвинул кусты и поманил КПВ рукой. У молодой осины сидела Акаирис, мелко дрожа. Она не плакала, но глаза ее были пустыми, излучая какую-то беспредельную тоску. Девушка поджала ноги, обхватив колени прикрытые лёгким платьем.

— Какая несчастная девочка. Ты посмотри на нее… Совсем ничего не хочет.