– Боже, будь со мной, не оставь меня в этой трудной и необъяснимой для меня ситуации! – устремив взгляд к небу, я всё шептала свою просьбу и шептала.

Почувствовав, что на меня подул лёгкий прохладный ветерок, я как будто очнулась от продолжительного странного сна. И в то же время это дуновение как будто завернуло меня в лёгкую пуховую шаль, от чего стало спокойно и умиротворённо.

– Ох, как хорошо, – повернувшись лицом к солнышку, проговорила я.

А закрыв глаза, представила себе картину: песчаный пляж, море и я.

Звук шелеста бумаги привлёк моё внимание, обернувшись, я посмотрел на журнал, который лежал на кухонном столе. Заметила, что он открыт, хотя я точно помнила, что его не листала. Подойдя ближе, увидела на странице статью под названием – «Ты скоро всё поймёшь».

Это произвело на меня странное впечатление, поэтому принялась изучать статью, но дочитав до конца, разочаровалась – ко мне она никак не относилась.

«Надо чем-то себя занять, иначе так и в психушку попадёшь…», – решила я и встала, но в это время опять подул лёгкий ветерок, и листок журнала перевернулся на другую страницу. На этой странице была какая-то детская реклама, но одно слово привлекло моё внимание – «Терпение».

– Это – точно знак, – решила я. – Скоро всё прояснится!

Утешая себя этим, решительно отправилась принимать ванну. Набрав горячей воды и добавив много-много пены, я тут же забралась в неё. Вода произвела на меня мгновенное воздействие, тело начало расслабляться, тревожные мысли куда-то улетучились. Я впала в полную эйфорию спокойствия и лёгкого счастья.

И именно тогда, когда мне стало так хорошо и спокойно, почувствовала нежное прикосновение к моим волосам.

Я замерла…

Нет, это был не обман моего сознания, чьи-то руки уверенно, но ласково приглаживали и расчёсывали мои волосы.

Машинально подняв руку к голове, я дотронулась до этой руки. Да, это была рука. У меня тут же сработал инстинкт самосохранения, потому что я сразу же закрыла глаза, как будто это могло уберечь меня от чего-то странного и непонятного.

В ужасе я продолжала лежать в воде, просто боясь открыть глаза, не то, что бы пошевелиться.

Руки продолжали что-то мастерить с моими волосами, через несколько минут всё закончилось, но моё оцепенение не позволяло мне двинуть и мизинцем. Наступившая тишина пугала ещё больше. И всё же, собрав свою волю в кулак, я вскочила в ванне и оглянулась – никого. В этой комнате я была одна.

Это что, игра моего подсознания?

Возвращаться к прерванным водным процедурам уже не хотелось. Ополоснувшись, я вышла из ванны.

– Господи, это что, был сон? – сердце бешено колотилось. – Это надо же – заснуть, лёжа в воде, – начала корить я себя вслух. – Так и утонуть, наверно, не долго. Да, не осмотрительно! – представив себя утонувшей в ванне и подойдя к зеркалу, я поёжилась. – Вот нелепая была бы смерть…

Закутавшись в полотенце, я посмотрела на себя в зеркало и замерла. То, что я там увидела, выходило за рамки моего сознания – мои волосы были аккуратно уложены в шикарную причёску. Все волосы были зачёсаны на одну сторону, без «невидимок» и каких-либо заколок. Края волос накручены в лёгкие завитушки. Между завитками и гладкой стороной причёски был заплетён колосок, который и держал всю причёску. Выглядела я так, как будто собралась на какой-то вечер, где будут собраны сливки общества.

Я всё ещё стояла и разглядывала себя в зеркале, поэтому и не сразу заметила, что его затягивает паром, а на стекле появляются буквы. Медленно – буква за буквой. Как будто писавшему доставляло удовольствие наслаждаться моим ошарашенным видом.

– «С», – прочитала я букву.

Я старалась всмотреться в запотевшее зеркало, чтобы рассмотреть пишущего, но тщетно, а затем на стекле появилась буква «К».

В этот момент раздался голос из-за двери:

– Мам, – услышала я дочь. – У тебя всё хорошо?

Дёрнув дверную ручку, дочка заглянула ко мне и, увидев меня в полотенце и с необыкновенно красивой причёской, удивлённо поинтересовалась:

– Ты куда-то собралась?

Отрицательно покачав головой, посмотрела на неё. Мне не хотелось, чтобы дочь увидела буквы на стекле.

А на зеркале уже появилась всё слово – которое для меня должно было что-то значить? – «Скоро».

– Мамочка, ну что с тобой? Ты сама на себя не похожа стала. Я зову тебя, зову, а ты меня игнорируешь, не отвечаешь, я же волнуюсь за тебя… – сбивчиво стала оправдываться дочка, обойдя меня, а затем не выдержала и спросила. – А как ты такую причёску смайстрячила? Ты ведь кроме фена и плойки ничем и пользоваться-то и не умеешь. Ты куда всё-таки собралась? Причёска шикарная у тебя получилась! Откуда такой талант взялся? – она не унималась. – И как ты её всё же сделала?

– Зеркало… – проговорила я осипшим голосом.

Дочка посмотрела в зеркало и одобрительно проговорила:

– Ну очень красивая причёска. Любой мастер позавидовал бы такому шедевру.

– Надпись… – прошептала я.

– Какая надпись? – не поняла она.

– На зеркале – надпись.

Дочка посмотрела на меня и, совсем растерявшись, смущённо взяла меня за плечи.

– Давай я помогу тебе халат надеть.

– А надпись? – неуверенно проговорила я.

Тут дочка взорвалась и закричала:

– Мама, ты опять меня пугаешь! Какая надпись? О чём ты? – она провела по поверхности зеркала, показывая, что там ничего нет, её рука была сухой, на ней не было и следов пара. – То ты, как мумия, сидишь не шелохнёшься, то по машинам чужим скачешь! Я больше не могу на это всё смотреть. Я боюсь! Мне страшно. Понимаешь – страшно!

Я молчала…

Истерик раньше за дочкой никогда не наблюдалось, поэтому я не знала, как мне реагировать сейчас на это.

А она, выплеснув свои эмоции, притихла, молча надела на меня халат, взяла за плечи и проговорила:

– Пойдём чайку попьём.

Но увидев мой отрицательный жест, повела в спальню и уже там спокойно и рассудительно проговорила:

– Мама, я очень волнуюсь за тебя, – подбирая каждое слово, она довела меня до кровати. – Ты ложись, тебе поспать нужно. А я рядом посижу с тобой. Хорошо?

Она уложила меня и укрыла пледом, как маленького ребёнка.

В этот момент у неё зазвонил телефон, и дочка вышла из комнаты, чтобы не мешать мне своим разговором.

Я услышала разговор, хоть она и старалась говорить тихо:

– Алло.

– Нет, сейчас не время… Нет, я вам сказала… Да, приезжать не надо…

Звонивший человек что-то долго ей объяснял, но Кира терпеливо выслушала, хотя опять ответила довольно-таки резко:

– Вы понимаете, что она за весь день толком и не разговаривала. Она молчит. Несколько часов провела в ванне.

Дальше я не расслышала – видимо, дочка опять, выслушивала чьё-то настойчивое желание к нам приехать.

– Куда? Кого? – спросила возмущено моя девочка. – Вот если бы моя мама была психически нездоровым человеком… – тут её голос задрожал, она не договорила, и я услышала всхлипывание. – Побойтесь бога, она вам жизнь спасла. А вы?!

Трубку дочь не бросала, а продолжала слушать. Затем устало, но уверенно проговорила:

– Я не знаю – как. Но факт остаётся фактом. Быть вам сейчас в морге, а не…

Она не стала договаривать и отключилась. А потом – нервы её совсем сдали – она разрыдалась.

Я не стала подходить к дочке, ей надо было выплеснуть свои негативные эмоции, и моё присутствие только помешало бы этому. Через некоторое время дочь успокоилась, и услышав её тихие шаги в мою сторону, я сделала вид, что сплю.

Она зашла в спальню и легла рядом со мной, обняв меня, как когда-то в детстве обнимала её я. Мне стало тепло от её тела и радостно от того, что в моей жизни есть человечек – самый родной, самый любимый! – который никогда меня не бросит, сумеет всегда поддержать и согреть своим теплом и заботой.

«Доченька, солнышко моё…», – засыпая, подумала я.

– Она проснулась, – услышала я радостный незнакомый женский голос. – Иван Сергеевич, Иван Сергеевич… – голос удалялся. – Пациентка из пятой палаты пришла в себя. Иван Сергееви-и-ич!