Я прошла в вестибюль, где стоял большой телевизор. Здесь было много народа, которые с нетерпением ожидали начало интересующей их передачи. Они воодушевлённо говорили и о предшествующих, и о предстоящих сюжетах, каждый настаивал на своём варианте. Но только я отошла от спорщиков, как услышала тихий женский голос:
– Смотри, это она…
Я невольно обернулась. На меня смотрели все присутствующие. В глазах которых я почему-то заметила и страх, и непонимание, и удивление, и даже радость.
– Садись, доченька, с нами, – предложил мне старичок, который больше всех спорил о передаче, он подвинулся, показывая на освобождённое место. – Сейчас новости пройдут и эти… – он забыл название передачи. – Ну, эти, которые на острове. Их только четверо осталось.
– Да, – помогла ему одна из старушек. – Герои на острове борются за миллион. Вот мы и ждём, кто выиграет. Кто миллионом владеть будет.
– Мы даже ставки сделали, – гордо проговорил опять старичок. – Так садись с нами, посмотришь, кто кубышку-то из нас заберёт.
В общей казне – как я узнала от него – была одна тысяча рублей. Но для стариков главным была не сумма, а азарт – кто станет победителем. На эти деньги они всё равно решили купить что-нибудь к чайку и отпраздновать этим чаепитием всем вместе победу будущего героя.
– Ты садись, новости хотя бы пока посмотришь.
– Нужны ей твои новости, – пробурчала одна из спорящих.
– Как это не нужны? – вступила в разговор словоохотливая бабушка справа от меня. – Очень даже нужны. Она сколько проспала, – и уточнила ворчунье. – Полгода. Вот сколько всего пропустила.
– Да и впрямь, что особенного она пропустить могла? Ничего за эти полгода не произошло из ряда вон выходящего. Ну что такого на твоей памяти?
– Ну как это! Много чего… – пытаясь вспомнить прошедшие полгода, бабушка даже лоб сморщила. – А и впрямь… Ничего. Что осенью, что зимой, что сейчас – всё одно и то же, – сдалась она.
– Вот же, – ехидно проговорила ворчливая старушка. – Ни-че-го.
Спорщики вели беседу, уже не обращая внимания на меня. А тут ещё и началась их долгожданная передача, и они совсем забыли о моей персоне, уставившись в экран телевизора и ловя каждое слово ведущего.
Я же потихоньку, не привлекая их внимания, покинула место просмотра и решила дойти до конца длинного коридора. В палату совсем не хотелось возвращаться.
Я медленно и бесшумно брела по тёмному коридору, пытаясь вспомнить до мельчайшей подробности событий, от того заснеженного вечера до сегодняшнего дня. Мысли путались. Мне было страшно. Я чувствовала себя беззащитной и одинокой.
Как не гнала я от себя мысли о потусторонней силе, но глубоко в душе понимала, что это всё не просто так: голос, девочка, постоянно уложенные волосы на моей голове, этот страшный сегодняшний человек, который на расстоянии умеет лишить рассудка…
И что всё это? Разве не мистика?
Так я брела по коридору, никого и ничего вокруг не замечая.
– Доктор, медсестра! – раздался резкий крик, от которого мурашки побежали по телу.
Я встала как вкопанная, не понимая, кто кого и зачем зовёт.
Из двери последней палаты в конце коридора, до которой я не успела дойти, выскочила женщина средних лет с книгой в руках и закричала:
– Кто-нибудь, помогите!
Я бросилась к ней и услышала позади себя шум. Это бежал весь дежуривший медперсонал и любопытные больные.
– Доктор, – увидев приближающуюся помощь, женщина проговорила. – Я книгу читала, а бабушке плохо стала. Она задыхается.
Подойдя ближе, я увидела пустую палату, только на одной кровати в правом углу тихо лежала старушка, не подавая признаки жизни.
Подбежавшие медики начали приводить её в чувство. Доктор что-то сказал медсестре, и та, выбежав из палаты, понеслась в процедурный кабинет.
Я удалилась от дверей этой палаты. Мешать не хотелось, ведь помочь я ничем не могла. И тут я услышала из палаты напротив голос:
– Доченька, подойди ко мне, пожалуйста.
Я вошла в тёмную палату и увидела на кровати старушку. По виду ей было далеко за девяносто. Сухонькое тело занимало четвёртую часть кровати.
Старушка показала на тумбочку, где стоял пустой стакан, и попросила:
– Налей мне, пожалуйста, водички, – и пояснила. – Не могу встать, ноги совсем не ходят. Из крана прямо наливай, не ходи в столовую. И много не наливай, не удержу, – пока я набирала воду, старушка поинтересовалась. – Опять Катюша пытается уйти в мир иной?
Я посмотрела в сторону противоположной палаты, где врачи боролись за жизнь больной. Там стояла суматоха.
– Отпустили бы уже, зачем её мучить? – продолжала старушка.
Я подала ей стакан, но уходить не торопилась. Отпив немного воды, старушка попыталась поставить его на тумбочку, но чуть не уронила. Я помогла ей и поинтересовалась:
– У неё уже не первый приступ? – я задала вопрос не столько из любопытства, сколько для того, чтобы поддержать диалог.
– За эту неделю – пятый.
– Ого!
– Ей пора туда, её уже ждут.
– Кто ждёт? – не поняла я.
– Как кто? Муж, дети. Они все уже там, впрочем, как и мои. А мы ещё с ней тут, в этом мире. Она уходит, а врачи её возвращают. Зачем?
– Это их работа.
– Это так, милая. А у нас возраст такой, что нам пора. Мы с Катюшей одного года. Хватит, пожили, пора место и другим освобождать. Да и устали мы в этом тяжёлом мире жить, хочется тишины и спокойствия уже. А тут, ну что нам делать?
– Ну что вы такое говорите, – укорила я её. – Сколько нам отведено – столько и будем жить.
– Вот именно, сколько отведено, так эти супостаты не пускают, – она махнула рукой в сторону той палаты, где находилась её подруга.
Я не нашлась, что на это сказать, но решила всё же поспорить с ней:
– Откуда нам знать, что наше время уже пришло?
– Придёт когда твоё время – узнаешь, – она внимательно посмотрела на меня и объяснила. – Твоё время ещё не пришло.
Меня как молния ударила от этих слов. Ведь я уже не раз слышала эту фразу.
А старушка взяла мою руку и добавила:
– Не бойся, милая, – ласково и спокойно проговорила она. – Чтобы ты жила – нам надо уйти.
Её тёплая шершавая рука крепко сжимала мою, и я присела на краешек её кровати. Старушка не отпускала меня, пока я не почувствовала, что её кисть начала холодеть. Старушка ослабла, и её рука беспомощно упала на кровать.
– Живи, доченька, а она тебя убережёт от него, – еле слышно прошептала женщина.
Она замолчала, улыбнулась и закрыла глаза.
Тут я поняла, что бабулька уже не дышит. Раньше мне не приходилось видеть смерть так близко, но мне не было страшно. Я продолжала сидеть и смотреть на умершую женщину.
В палате, где был весь медперсонал, тоже наступила тишина. Все стали медленно выходить из палаты.
Доктор, увидев меня в соседней комнате, подошёл ко мне.
– А вы что здесь замерли? – спросил он, но перехватив мой взгляд, сразу всё понял, взял меня под руку и повёл из палаты. – Настя, ещё одну каталку везите и санитара зовите, – он грустно протёр очки и добавил. – Сегодня вниз поедут два тела.
– Что, и бабушка Соня? – спросила подбежавшая Настя.
– Печально, но факт.
Девушка ахнула и молча отправилась исполнять поручение.
– Боже, вот ведь как бывает… – проговорил доктор, ведя меня уже по коридору. – У них день рождения – в один день, а теперь получается – и смерть тоже в один день, только с разницей в несколько минут. А вам здесь не место, идите в палату.
И доктор вернулся к умершим пациентам, так как по коридору уже ехал последний транспорт для покинувших нас старушек.
Я не смогла уйти и осталась стоять там, где оставил меня доктор.
Постепенно ко мне присоединились и другие больные, чтобы проводить их тела и души в последний путь. Когда старушек провозили мимо, все грустно смотрели им вслед, но только я видела, что позади каталок шли две счастливые сухонькие подружки, взявшись за руки. Когда они поравнялись со мной, то улыбаясь, взмахом руки позвали меня за собой.