Однако откуда у меня взялся этот 1 % сомнения? – да я и сам не знаю. Но, наверно, всегда, когда речь идёт о каком-то сборе или мероприятии, и когда нужно тупо собрать народ, у организатора присутствует определённая неуверенность в конечном успехе сего действа. И даже если все в один голос крикнут, что, дескать, «мы пойдём!» и «куда ж без нас?!», необходимо всё равно учитывать возможность форс-мажора. Я не случайно говорю об этом, потому что даже наш великий организатор Костя не раз сталкивался с этим, и, кстати, именно отсюда и проистекает его громадный опыт. Но, действительно, сколько раз соратники из Компании в последние секунды перед чем-то важным заболевали, просыпали, отравлялись, всё на хрен забывали или находили какие-то неотложные дела?!.. – да много раз! Так что пусть Читатель рассудит вместе со мной, что если собрать воедино все эти возможные форс-мажорные ситуации, то вот и получится 1 % сомнения, волнения и страха за полный провал. Да, наверно, следующий день убедительно показал и доказал, насколько ничтожными и пустыми они были, но … ведь всё это уже случилось после.

Тем временем, мои ожидания поспешили материализоваться – наступил долгожданный понедельник. Погода предстала в сей день не особенно радостной – не было солнца, – но сегодня меня это волновало не так сильно, как возможность дождя и сильного ветра. В Питере осенью дождь – частый гость, а ветер – постоянный, – однако в этот день оба были совсем нежеланными, ибо они обычно – главные враги при дворовой игре в пинг-понг. Но пока, к счастью, их не предвиделось, и это уже радовало.

Следуя договорённости, мы с Костей встретились в 10:00 у крыльца. Я сразу же рассказал ему про теннис и про Виталика, – а в ответ, к безумной радости, увидел всенепременное желание Таганова принять участие в намечавшемся теннисном празднике. Кстати, подумали мы и о том, чтобы пойти к столу сразу же после выхода из школы, – но тут, конечно, всё уже целиком и полностью зависело от времени. Нужно было ещё зайти домой за ракетками, … да и вообще сейчас мы больше думали о вчерашнем школьном происшествии.

Поднявшись на второй этаж, мы сразу же встретились там с Щепкиной, которая, очевидно, вовсю нас ждала. Без промедлений она провела Костю и меня в актовый зал, где, как оказалось, уже трудились некоторые учителя.

Там был, разумеется, наш трудовик Михаил Геннадьевич Басурманов – он активно работал, стремясь закрыть образовавшуюся яму, но, судя по всему, столкнулся с непредвиденными трудностями, поэтому лицо его выражало недовольство и озадаченность одновременно. Рядом суетился Долганов, наверняка обдумывавший в голове, как бы сделать всё это побыстрее, – чтобы как можно скорее свалить из школы. Дело в том, что он всегда очень трепетно относился к своим выходным, а понедельник для него таковым и являлся. Поодаль стояли ещё какие-то женщины (видимо, учителя начальных классов) – они о чём-то базарили, причём по эмоциональности их болтовни я быстро смекнул, что беседа их продолжается уже как минимум час.

Дарья Алексеевна обратила внимание Басурманова и Долганова на наш с Костей приход, и вскоре мы, наконец, увидели суть проблемы.

Заключалась же она, строго говоря, в том, что добрая четверть закулисной части сцены была в поистине критическом состоянии. Помимо ямы, именно в этой четверти выделялись и хорошо чувствовались все дефекты покрытия; там ощущалась явная непрочность… – в общем, того и гляди, что на хрен всё провалится.

После того, как мы с Костей с осторожностью осмотрели состояние сцены, у Таганова появились очень интересные мысли:

– Очень странно… Такое впечатление, что здесь специально было сделано пустое пространство. И сделано не так давно, – заметил он. – Как будто так и планировалось…

– Но это невозможно! – строго произнёс Басурманов, у которого, к слову, был очень громкий, ясный, слегка грубый, но всегда заметный голос. – Эту сцену проектировали ещё двадцать пять лет назад! Я ещё только начинал здесь работать!

– Кстати, в других местах сцена вроде бы прочна, – заметил я. – Нет даже и намёка на пустоту. А вот в этой зоне…

В это время в зале появились Долгов и Никанорова, и, глядя на их лица, я понял, что они тоже очень заинтересованы произошедшей историей. А чуть позже явилась Барнштейн, но, увы, её реакцию я уже не видел, так как разговаривал в этот момент с Костей.

– Странно, – размышлял лидер Компании, – что происшествие случилось именно в закулисье. По идее, большая нагрузка должна приходиться на переднюю часть, но там всё в порядке. Яма же не такая большая, но покрытие около неё не является надёжным…

– Может, кто-то из рабочих допустил просчёт?..

– Да вряд ли. Эту сцену ещё в том веке делали. А яма наверняка появилась недавно.

– Тогда как? Даже во время капитального ремонта изменили весь зал, но не сцену, – вспомнил я.

– Да, это точно.

– Я вообще не понимаю, как могла так просто провалиться сцена?!.. Для этого нужно особо жёсткое хулиганство или вандализм!

– Нет, это сразу исключаем. Дарья Алексеевна говорила, что грохот раздался внезапно, и никто даже не пытался что-либо сломать.

– А мелкие?

– Ну им бы тяжести даже всем вместе не хватило!..

– Да, логично.

Внезапно я рассмеялся от очередной мысли:

– А там не мог быть какой-нибудь потайной пункт? Именно под сценой!

– А вот это интересная мысль! – неожиданно оценил Костя. – Безумная, но интересная. Ведь, в принципе, если это так, то расчёт наверняка был на то, что никто никогда бы не догадался, что он там есть. Действительно, ну разве можно предположить, что внутри помоста сцены может что-то скрываться?!

– Нет, конечно, – заверил я.

– Вот именно. Если бы происшествие не случилось, то никто ничего бы не узнал! Но теперь!.. Слушай, это реально интересная мысль, – загорелся Костя.

Неожиданно для себя я и сам понял, насколько необычным, но стоящим является моё предположение. Поэтому решил напомнить:

– Тем более, там нашли предмет…

– О! Вот это правильная тема! Нам же надо не забыть поговорить с Дарьей Алексеевной о предмете…

Но прежде нам пришлось поработать, – и помочь Басурманову и Долгову ликвидировать яму. Все остальные учителя, кроме Дарьи Алексеевны, уже успели покинуть помещение, – так что работать нам, фактически, никто не мешал. Отмечу, что наши совместные действия на четверых увенчались успехом, и пробоина, наконец, была засыпана; после этого оставалось ещё уложить новое покрытие, но его пока не было. Впрочем, Басурманов заверил Щепкину, что сам всё купит и сделает, а мы с Костей и Долгов можем быть свободны (кстати, он ещё успел поблагодарить нас за помощь).

После этого Таганов сразу обратился к Щепкиной:

– Дарья Алексеевна, не могли бы вы показать нам с Колей найденные вчера на месте происшествия предметы?

– Точно! – ответила она. – Идёмте.

И мы пошли в её кабинет. Замечу, что, выйдя из зала и шагая по коридорному пути, я не раз оборачивался по сторонам и с удивлением обращал внимание на то, что многие кабинеты открыты, – что ж, видимо, преподы работают и в каникулы, подумал я. Закрыты были, впрочем, кабинеты Чивер – она, как я слышал, уехала в командировку, – и Бандзарта – Феликс, по-видимому, тоже куда-нибудь смотался.

Тем временем, мы подошли к кабинету Щепкиной. Поначалу нас с Костей удивило, что он был открыт, однако тут же выяснилось, что Дарья Алексеевна сознательно решила лишний раз не использовать ключи.

– А зачем? В школе сейчас нет посторонних лиц, – уверенно сказала она, разумея наверняка мелких.

Мы с Костей оценили её логику и вошли внутрь. Разумеется, Таганов сразу принялся осматривать помещение, вглядываясь во все стороны и пытаясь увидеть какую-нибудь бросающуюся в глаза вещь, но, увы, ничего такого он, видимо, не обнаружил и, наверно, скорее, от любопытства, не выдержал и спросил:

– Где же предмет, Дарья Алексеевна?

Тут Щепкина, только что зашедшая в свой кабинет, сразу устремила взоры на письменный стол, однако … не прошло и двух секунд, как раздался недоумевающий вопрос. Мы с Костей так и вздрогнули, а уже в следующее мгновение Дарья Алексеевна, с застывшими руками, повторила: