На этом слове он осекся, помрачнел и даже ослабил хватку, и я поняла, что затронута какая-то важная тема. Про бумаги узнаю потом, а лекарства…

— Он это кто? У Вас же есть оранжевое лекарство! — выпалила я, вспомнив про случай с Ку-ку. — Ай! Разве нужны еще? — решила выведать информацию.

— Да, — с каким-то сожалением вымолвил жених. — Оранжевое, как ты говоришь, лекарство — для особых случаев. Потому что его слишком мало.

В голове моментально засветилось желание взять пробу таинственного вещества. Мое сознание исследователя продолжало работать даже в такой унизительной ситуации. Что в целом говорит о моем хорошем психическом здоровье. В отличие, конечно, от здоровья моего жениха.

— А про кого Вы говорили?

— Неважно, — процедил Ратмир и отстранился. Я пожала плечами, мало ли какой деревенский житель.

— А бумаги? — выкрикнула я, решив под шумок добыть максимум сведений.

— Бумаги?.. — с каким-то замешательством произнес тиран и вроде задумался. Использовать наказание он перестал и вдруг прикоснулся к моей пострадавшей коже кончиками пальцев.

— Эй! — дернулась я от щекотки, но он не обратил внимания, словно погрузившись в какие-то мысли. Руки не убрал, что безусловно бы прекрасным поводом подать жалобу на добрачные посягательства. Однако такой поворот событий мне окончательно не нравился. Быть может, у жениха на уме какие-то изощренные фантазии! Я попыталась пнуть негодяя, но безрезультатно.

Вывернув шею, я присмотрелась, что творится у него на лице, но оно словно окаменело. Мужчина ушел в себя, сосредоточившись только на ему ведомых мыслях. Однако он продолжал держать меня суровым захватом, пальцами другой руки касаясь моей до неприличия задней части и что-то вспоминая. Было щекотно, и это отвлекало от саднящей боли, не сильной, но весьма неприятной. Однако какой порядочной девице понравилось бы такое положение? В душе закономерным итогом разлилась горьковатая обида. Возможно, я и была в чем-то неправа, не поинтересовавшись, какие товары были в кортеже. И может, в самом деле кому-то очень нужные лекарства… Но упрекни меня в этом тиран открыто — я бы испытывала куда большее чувство вины, чем в положении нашкодившего ребенка! Поборник морали — сам губил жизнь незнакомой девицы, не испытывая и толики сомнения!

В какой-то момент его хватка ослабла, и я дернулась, освобождая руки и тело от захвата, перекатилась на кровати и вскочила на пол. Быстро натянула портки и оправила платье. Бросила в жениха тот гневный взгляд, на который было способно лишь попранное девичье достоинство. Волосы растрепались от борьбы, кулаки сжались сами собой в остром желании хорошенько прогуляться по невозмутимой физиономии тирана, а рот (не иначе как перекошенный) собрался послать страшные проклятия на его голову. Но одного взгляда хватило понять, что жених меня не слышит. Деспот сидел безучастно и, казалось, не имел никакого желания продолжать дальнейшую дискуссию. От собственных мыслей он даже ссутулился и поник, как жук, скукожившийся к холодам.

— Это… слишком! — только и смогла выдавить я, а слезы обиды так и подкатывали к глазам, грозя вырваться и окончательно превратить меня в ребенка. — Ни за что! Даже не думай, что твоим планам суждено сбыться, Ратмир. Ни за что и никогда ты не сможешь удержать меня в этой глуши. Разве что… убьешь и прикопаешь за одним из твоих деревьев-гигантов!

Я не видела смысла таиться и изображать хорошее отношение после произошедшего. Жизнь с таким деспотом с самого начала казалась бесперспективной, а теперь и вовсе стала опасной.

Ратмир продолжал молчать, с неясной тоской глядя на меня. Он не спорил и не спрашивал, куда же делись мои заверения о нашей совместной судьбе. Неужели догадывался, что это все игра?

Казалось он вовсе не собирался уходить из моей комнаты. Что-то его держало здесь. Мне не хотелось выяснять, что, и я предпочла удалиться сама, гордо задрав сопливый от слез нос.

— А платья… Платья пусти на тряпки для уборки дома! Я их не одену, даже если это будет последняя одежда на всем белом свете! — колкое пожелание на прощанье.

— Ты так ненавидишь это место, что развернула кортеж? Все из-за платьев, да? — глухо рассек тишину голос Ратмира.

Он раскусил мои мысли, но я лишь недовольно поджала губы и вышла, громко хлопнув дверью так, что вздрогнуло все поместье.

— Лес не отпустит… — донеслись слова, скрываясь в тишине.

Остаток дня я провела, гуляя в лесу и зализывая душевные раны. Раз за разом я возвращалась к мысли, что жених позволил себе так обращаться со мной. Это была самая последняя точка моего терпения. Хотелось немедленно очутиться дома, тем более, что наблюдений накоплено достаточно. Заглянуть бы только в потайную комнату… Быть может, там есть образец редкого оранжевого лекарства. Нужно совсем чуточку!

Когда начало темнеть, я засобиралась в поместье. Не хватало, чтобы ночью со мной приключилось злодеяние, которым запугивал Ратмир. От ужина отказалась, после волнений кусок в горло не лез. У меня созрел план, как выбраться из этого странного леса…

Изнутри меня поднимался огонь, освещая всполохами кромешную тьму. Пламя истово горело, заставляя бешено биться сердце, скручивая внутренности тугим узлом. Заставляя тянуться туда, где она. Алёна. И бороться с желанием подчинить, приблизить, притянуть, проминая пальцами тонкую кожу. Что скрывается в этом имени, почему оно стало слишком важным для меня? Каждый раз, когда оно пролетало в голове, словно легкая птица, я вздрагивал.

У меня было объяснение происходящему. Лес почуял так нужную ему кровь, недостающий набор элементов, и стал влиять на меня, выворачивая мой ум наизнанку. Хотелось поговорить с упрямой девчонкой, рассказать все как есть, но момент не настал… С этим местом нас связывала тонкая связь, незримая, вечная, паутиной разбегающаяся по сторонам, к каждому дереву, к каждой травинке, неуловимая живая нить. Обитая здесь, я привык в унисон дышать с этим огромным вековым живым организмом. И каждое мое дыхание ровной волной расходилось вокруг, встречая ответ снаружи. Мы были единым целым, я столь же нуждался в Лесе, как и он во мне.

Для меня ничем иным он не являлся. Когда что-то случалось в лесу, я сам выступал инициатором происходящих явлений. Я заботился о лесе, подсказывая и направляя его развитие. Это сложно объяснить, но даже от моего настроения зависело многое. Будет ли растительность жаркой южной или холодной северной, зацветут ли пышные цветы или пустят иглы жесткие кустарники, разольются ли топкие болота или заблагоухают разноцветные поляны. Я давно не играл с этим… лес превратился лишь в выражение моего собственного нутра. Но я не мог даже предположить, что меня самого поглотит стихия. Алёна. И что в этой хрупкой, но дерзкой девушке необычного? Сам бы я точно не стал смотреть на неё с таким томлением. Но лес ведет, завлекает, туманит разум и горячит кровь. Заставляя думать о ней.

Алёна играла. Провоцировала. Дерзила и насмехалась бесконечно. За её словами никогда нельзя было понять, какие истинные чувства спрятались в голове за внешней развязностью и кем она являлась на самом деле если содрать с хрупкого лика все маски. Это забавляло до некоторого времени, потом начинало надоедать, следом злить, поднимало внутри глухую яростную волну и желание с силой бросить куклу к стене. Так, чтобы пегие глаза изумлённо распахнулись, обнаруживая истинный океан чувств и мыслей, роящихся за показной оболочкой. Хотелось вытрясти то настоящее, что жило в нем, скрываясь за бесконечными насмешками. Пусть силой, хоть как… Лишь бы серые глаза стали смотреть серьезно, без иронии. И я это сделаю, обязательно…

И ещё одно желание… древнее, как мир, и сильное, как ураган, сметающий все на своём пути. Накрывающее с головой и лишающее способности к трезвому мышлению. Желание продолжения рода… Желание соединить воедино тела, мысли и чувства и выплеснуть этим соединением нечто новое. Нечто особое, целостную единую сущность… а может ребёнка… Гармоничное сочетание, дающее всплеск новой энергии, новой жизни, нового сознания. Как же далеко меня завел лес! Вроде я, а уже не я… Или чьи это мысли?