Говорила я почти правду или во мне, наконец (и к счастью Джит), проснулись актерские таланты — получилось убедительно. Визитер проникся и теперь сочувственно смотрел на меня, сжимая костлявые кулаки.

— И… я бы не хотела, чтобы пострадал кто-то еще. А в Вас я вижу хорошего человека. — Я грустно улыбнулась и пристально посмотрела в светлые, почти прозрачные глаза, а мужчина побледнел.

— Что Вы хотите этим сказать? — прошептали налившиеся подозрительной синевой губы.

Я закрыла глаза руками, собираясь с мыслями, и выпалила:

— Возможно, я не должна Вам об этом говорить. Но я не смогу простить себе, если с Вами случится страшное.

— Что?!

— Ратмир… он не прощает. А в прошлый раз кортеж доставил ему костюм не того размера и рябчиков не первой свежести…

— Но мы не возим на такие расстояния рябчиков! — попытался найти рациональное зерно в нашем разговоре незнакомец.

— Да?.. Тогда я теперь точно знаю, куда подевался наш прошлый повар, — всхлипнула я, подстраиваясь под вновь открывшиеся факты.

— И куда же? — проявил любопытство мужчина.

— Только, пожалуйста, не выдайте меня! — сложила я руки в мольбе. — Но у нас вокруг поместья очень много странных холмиков… Свежих!

После этого незнакомец побелел как снег, что даже мне стало его жалко. Но еще жальче мне было за свою будущую загубленную девичью честь. Поэтому я вздохнула и продолжила устрашение:

— Да. Все именно так, как Вы поняли. Знали бы Вы, какие стоны доносятся по ночам из подвала… Иль Ратмир как раз сегодня с утра был в буйном настроении. Он уже не раз говорил, что попадись ему посыльный… — я перешла почти на шепот, — то… последнее, что тот увидит, это — злосчастный костюм, в котором он отправится в последний путь, накрывшись ковром, порченным мышами по дороге…

— Ах! — только и смог вымолвить несчастный, а я дожала:

— И заставит есть тухлых рябчиков!

— Но мы не возим рябчиков! А костюм можем поменять! — пытался сгладить ситуацию мой собеседник.

— Поздно! — трагично изрекла я, заламывая руки. — Его уже не остановить… Он, если заведется, то пока на ком-то не отыграется, не остановится! И эти крики по ночам… Неужели Вы хотите доказывать ему, что ковер испортили не ваши мыши, будучи привязанным к стулу в подвале?

— Но у нас нет мышей в кортеже! — никак не мог смириться со страшной информацией мужчина.

— Не важно. Вы поймите, больное воображение иль Ратмира не исправить. Этот человек нуждается в помощи, причем в серьезной. Нужно бы пригласить сюда лучших профессоров, чтобы назначить лечение, но кто же поедет в такую глушь?

Мы немного помолчали, переваривая каждый свою информацию. Посыльный обдумывал свою будущую судьбу, а я впечатлялась тому, на какие выкрутасы оказался способен мой скромный язык, стоило лишь коснуться злосчастных платьев.

— Что ж, если все так, как Вы говорите… — наконец вымолвил он со вздохом и промокнул испарину на лбу аккуратно сложенным белоснежным платком, — то мне, пожалуй, лучше действительно не показываться ему на глаза…

— Верное решение! — подбодрила его я и подмигнула. — Он долго приходит в нормальное состояние разума. Знаете, это просто умственно… эмоционально… страдающий человек… Отложите прибытие кортежа на максимально возможное время! А лучше — смените работу!

Посыльный кивнул и поспешил больше не появляться около дома. Он убрался тихо и незаметно, а я с чувством выполненного долга по защите своего женского достоинства приступила к сбору образцов среди ближайших кустарников. Поющие лягушки привлекли мое внимание. Дойдя до декоративных прудов в саду около поместья, я выловила парочку руками, не совсем подобающе для приличной девицы раскорячившись над тухлой водой. Холодные твари выскальзывали из ладоней, оставляя после себя дорожки слизи, дрыгали лапками, пытаясь вырваться из захвата и снова плюхнуться в застойную жидкость. Я изо всех сил пыталась удержать хотя бы одну, вторую отложив на траву. С виду земноводные твари казались самыми простыми лягушками. Буро-зеленое тельце, вертикальный зрачок, большая пасть, сильные лапы, слизь. Внезапно пальцы нащупали шероховатость снизу.

Перевернув тварь (на этом Клозель бы нахмурилась и поправила — божественное творение), я с любопытством вгляделась в светлое брюшко. Я снова погладила животное пальцем, кожа явно отличалась. Повертела и покрутила лягушку так, чтобы лучи света упали вскользь. На гладком с виду брюшке явственно проступали ячейки. Это была ничто иное как… чешуя. Чешуя? У лягушки? Разве такое бывает? Чешуя присуща следующему в эволюции организму — ящеру.

В недоумении я еще раз присмотрелась и повертела животное под разными углами, пока квакша недовольно открывала рот. На ярком свету даже на спине можно было различить ровный ячеистый узор. Получалось невозможное. Лягушка медленно, но уверенно приобрела черты ящерицы. Да и отросток хвоста у нее имелся… Могло ли быть, чтобы в этом лесу каким-то образом сохранились архаические переходные виды? Звенья, которые связывают непохожих животных? Все ученые с ног сбились в их поисках… Было бы здорово прочитать доклад по поводу обнаружения новых организмов! В предвкушении я потерла руки, слыша в голове овации, доставшиеся мне как первопроходцу.

Я представила, как стою на кафедре перед светом научного сообщества Изыскария и зачитываю сенсационные факты о неожиданных открытиях. Чопорные профессора недоверчиво перебирают путанные седые бороды, по залу несутся удивленные возгласы, выстраивается каскад рук от желающих задать вопросы, а газеты строчат шокирующие новости с моим именем… Я мечтательно вздохнула, решив претворить фантазию в жизнь. Перестав мучить лягушек, я отпустила их обратно и отправилась записывать наблюдения в блокнот.

Возмездие разразилось внезапно, когда, как казалось, в поместье наступил полный штиль. Остаток дня я провела в исследованиях. На полднике Мэри не раз озабоченно вопрошала, куда подевался посыльный. Я косила глаза и пожимала плечами, тонкий голос совести навязчиво пищал в ушах, подсказывая о поступке, способном погубить репутацию порядочной девицы, а кроме всего никакой вареник в горло не лез при воспоминании о голодном посыльном. В душе же я ликовала, ощущая себя придворным интриганом. Ликование мое продлилось не так долго, как хотелось бы. Ночь и следующее утро прошли без происшествий, это окончательно успокоило меня и убедило, что история с кортежем замялась и в ближайшее время мне ничего не грозит. Днем я сидела в своей комнате, сосредоточенно записывая личные наблюдения по поводу травянистых растений данной местности. Я настолько увлеклась своими записями, что даже удивиться не успела, когда дверь моей комнаты без предупреждения распахнулась и на пороге возник Ратмир.

Как в замедленном сне, я оторвалась от письма, все еще находясь в своих мыслях, и посмотрела в сторону незваного гостя. Едва не пропустив его приход мимо ушей, я уже хотела продолжить писать дальше, как что-то заставило меня насторожиться и взглянуть на хозяина внимательней. Первой до сознания дошла мысль о нарушении субординации в общении с благородной девицей. Не было таких правил, по которым жениху дозволялось вваливаться в мою комнату без стука. Я успела открыть рот, чтобы высказать эту мысль, как замерла, потому что до сознания, наконец, дошел неоспоримый факт — лицо жениха было перекошено от ярости и не предвещало ничего хорошего. И, более того, сулило вполне неблагоприятные последствия.

Я быстро захлопнула тетрадь и вскочила из-за стола, готовясь к самообороне. До меня, все еще витающей в научных терминах, которые могли бы лучше описать сложные соцветия местных трав, дошло не сразу, по какому поводу может так осерчать жених. Некоторое время я так и стояла, глядя на его перекошенный сжатый рот, горящие ненавистью глаза, ходящие желваки и стиснутые до белых костяшек кулаки (а также слушала прерывистое дыхание, разве что пар из ноздрей не вырывался). Проняло его основательно!

В другой ситуации я бы обрадовалась, но никак не один на один с пышущим гневом мужчиной. Я видела Ратмира под влиянием разных эмоций: строгим и отстраненным, насмешливым и провокационным, подавляющим и руководящим, и даже совершенно равнодушным. Но такой ярый эмоциональный отпечаток на его довольно привлекательном лице наблюдался впервые. Типаж прекрасно бы подошел для барельефов со сражающимися за независимость воинами… Первая мысль, родившаяся в голове, — бежать, и очень далеко. Но вторая поспорила, что для забега места недостаточно, разве что в окно прыгать, прямиком в колючие розовые кусты.