— У моей мамы были почти такие же. Длинные-предлинные!

— А где сейчас твоя мама? — спрашивает Тилия, но вспомнив слова Руки о том, что он сирота, прикусывает язык. Но уже слишком поздно.

— Она мертвячка, — до ужаса обыденно эти два слова звучат из уст маленького мальчика. — Она долго лежала у нас дома, пока не раздулась… В-в-взрослые были очень недовольны, а я просто не хотел, чтобы её у меня забирали, — внезапно переходит он на шёпот и отводит в сторону заблестевшие от непролитых слёз глаза.

Поражённая словами Като, Тилия, словно вживую видит картину, где ещё совсем маленький мальчик охраняет свою мёртвую маму, боясь остаться совсем один в этом жестоком мире. Этому ребёнку слишком рано пришлось узнать, что такое взрослая жизнь. А сколько ещё вот таких же одиноких, никому не нужных малышей, разбросанных по городам-спутникам, которые из последних сил стараются выжить и избежать той участи, что уготовил им Совет.

— А что ты делал в том месте, куда тебя отправили? — спрашивает она, пытаясь справиться с эмоциями.

— Всякое. Чистил отхожие места, носил мусор, ухаживал за животными, — перечисляет Като, догрызая заячье бедро. Оставшуюся кость он не выбрасывает, а бережно кладёт за пазуху. — Мне там не нравилось.

— А здесь тебе лучше?

— Здесь бьют только, если своруешь. А так ничего… А тебе в Яме нравиться?

В первое мгновение она теряется от такого вопроса. Что ей ответить? Правду? Говорят, дети, как никто распознают ложь.

— Не особо, но я привыкну, — честно признаётся Тилия и заканчивает про себя: «Если не сбегу раньше».

Они ещё какое-то время болтают, но вскоре мальчик поднимается на ноги:

— Ладно, мне пора, — глянув на небо, говорит Като, спешно перекидывая обратно пустой мешок из-под воды, но по его чумазому лицу видно, как ему не хочется уходить.

— Я приду через два дня, — вслед убегающему мальчику кричит Тилия, поднимаясь с земли и разминая затёкшие ноги. Она готова поклясться, что перед тем, как исчезнуть за густым пролеском, на детском лице Заячьей Лапки появляется радостная улыбка.

Возвращается Тилия той же тропой, что привела её к барьеру. Теперь уже ставшей знакомой ей дорога, занимает куда меньше времени. К своему удивлению, за всё время пути она ни разу не сходит с тропы и не блуждает бесцельно среди колючего кустарника, в поисках каких-либо опознавательных знаков.

Силки, расставленные Рукой, всё так же пусты, чему она, жительница Башни, в душе только рада — добить невинное животное, было бы не так-то легко. Но здравый смысл, и та её часть, что уже начала привыкать к порядкам Долины, понимает, что явиться с пустыми руками, значит не отработать свой кусок за общим столом.

В Башне, если кто-то плохо работал или был в немилости у властей, получал на руки гораздо меньше продовольственных карточек, а значит и ел меньше. Как обстояли дела на других уровнях, Тилия не знала, но судя по недовольным разговорам взрослых ничуть не лучше. В этом и состояла разница между двумя мирами: здесь в Долине, всё делилось поровну и неважно, как хорошо ты отработал этот день. Не повезло сегодня, повезёт завтра. Вопрос был лишь в том, сможет ли она уважать себя, если вернётся ни с чем?

Ещё в прошлый раз на Луже она приметила знакомые высокие стебли с коричневыми початками на самой верхушке и корнями, которые, как она знала, употребляли в пищу. Из рогоза в Башне делали муку и выпекали хлеб. В Теплицах его генномодифицированный вид разводили именно для этого, отдавая значительную площадь под посадки и тщательно следя за ростом. Сейчас же вся проблема заключалась в том, что рос рогоз в том месте, где она раньше видела изгнанника.

«Может, стоит сначала поговорить с Варой и убедить её отправить к Луже несколько человек?» — размышляет Тилия, пытаясь найти решение, при котором ей не придётся в одиночку идти к водоёму. Всё это сильно попахивает трусостью, а ведь ей так хочется быть полезной! И вот уже ноги сами прокладывают себе путь.

Когда она, наконец, достигает нужного места, противоположный берег абсолютно пуст. Не раздумывая больше ни секунды, она преодолевает расстояние, отделяющее её от цели, чувствуя, как пропитанная влагой земля под ногами слегка проминается. Длинные стебли с тёмными вытянутыми макушками застывшие над её головой не слишком глубоко уходят под воду, и ей почти без труда удаётся выдернуть несколько корешков. Не испорченные насекомыми, и как она знала сладковатые на вкус клубни, размером с её кулак, радуют глаз. О лучшем и мечтать не нужно! Такая добыча должна, хоть и на время, усмирить не один десяток пустых желудков.

Уже через час, посвежевшая после купания и с чувством выполненного долга, она с охапкой рогоза через плечо возвращается в лагерь. На ужин в этот вечер — сладковатые запечённые корни, многим пришедшиеся по вкусу, а от похвалы Вары и едва заметного, и, как ей кажется, одобрительного кивка главного по кухне за спиной словно вырастают крылья.

Когда приходит время снова идти на встречу с Като, Тилия вызывается сама. За эти два дня сообща они скопили достаточно еды, чтобы мальчик наелся до отвала, и кое-что прихватил с собой. И вот спустя почти час он уже удовлетворённо потирает вздувшийся живот и сообщает, что ему нужно возвращаться назад.

Но Тилия не намерена отпускать его так быстро. Она перекидывает через барьер аккуратно завёрнутый лист и наказывает сейчас же намазать воспалённую кожу, надеясь, что целебные травы Галии помогут. Мальчик с недовольством, но всё же выполняет наказ. Брезгливо сморщив нос, он быстро наносит зелёную массу, от чего кожа приобретает слегка сероватый оттенок, после чего, дождавшись одобрительного кивка от Тилии, тут же уносится прочь.

Ей тоже пора возвращаться. Запрокинув сумку через плечо, она пускается в обратный путь, что идёт параллельно животной тропе. Так учила её однорукая гоминидка. Теперь, когда та не могла делать свою работу, часть её обязанностей негласно перешли к Тилии.

Вчерашний день оказался весьма удачным: пара зайчат, к счастью уже сдохших к тому времени, как она их обнаружила, да набитая до отказа сладковатыми клубнями сумка. Она доказала всем и в частности самой себе, что тоже может быть полезной. Оставалось надеется, что сегодняшний — порадует не меньше.

По пути назад Тилия раз за разом останавливается и проверяет силки, но те по-прежнему пусты. Она заметно устаёт. Местами доходящая до бёдер трава мешает двигаться вперёд. А ступни ног от долгой ходьбы по неровной земле снова начинают гореть, и она готова признать: её хлипкая хамповая обувка, подходящая для жизни в колонии, здесь оказывается совершенно бесполезной.

Преодолев больше половины пути, Тилия уже готовиться свернуть со звериной тропы, когда краем глаза улавливает едва заметное движение впереди. Сердце тут же, как трусливый зверёк проваливается в пятки, по спине бежит неприятный холодок. Как можно тише Тилия отступает на пару шагов назад и скрываемая колючим кустарником, приникает к земле, радуясь, что высокая, мягкая трава скрывает от посторонних глаз.

Что же её так напугало?

Затаив дыхание, она напряжённо вглядывается сквозь колючую зелень, словно всю в ядовитых капельках крови, уверенная, что впереди притаился тот самый изгнанный гоминид, когда понимает, что ошиблась. Склонённая над землёй фигура не такая широкая в плечах и облачена в нечто, чего раньше ей видеть не приходилось. Чёрная, лоснящаяся накидка из шкуры неизвестного ей зверя небрежно накинута на сгорбленную спину, от чего кажется, что перед ней притаилось огромное животное. Капюшон надвинутый на низко склонённую голову, полностью скрывает лицо, и ей никак не удаётся разглядеть сидящего на земле незнакомца или незнакомку. Уверена она только в одном — перед ней определённо гоминид, по-другому и быть не может.

Когда взгляд Тилии натыкается на выдернутый из земли деревянный кол, злость багровым цветком распускается в груди, постепенно заполняя до самой макушки. Вот ведь сволочь! Верёвка, из которой Рука делала петли для силков, змейкой сиротливо валяется рядом. Тилия знает — это последняя ловушка однорукой гоминидки на этой звериной тропе и, если пройти несколько сотен шагов вперёд, то можно выйти прямиком к лагерю.