«Это был бы не самый скверный вариант, по крайней мере, в этом случае мотивацию создателей, возможно удалось бы понять и хотя бы теоретически попытаться с ними договориться. Но, боюсь, дело обстоит гораздо хуже. Впрочем, мне не хотелось бы сейчас об этом говорить, поскольку ничего определенного на этот счет, кроме смутных домыслов, мне в голову пока не приходит».

Тропард некоторое время нерешительно открывал и закрывал рот, явно взвешивая, стоит ли говорить о том, что его ещё беспокоит.

«До отправки материалов в Стэнфорд, – продолжал доктор, – я хочу провести одно исследование… похоже у некоторых людей может существовать врожденная защита от этого вируса, которая никак не связана с деятельностью иммунной системы. Я не хотел пока вам об этом говорить, поскольку и уже сказанного мной вполне достаточно, чтобы счесть меня не вполне… м-м… адекватным, что, похоже, уже приходило вам на ум в начале нашей беседы, – улыбнулся он. – Поэтому мне не хотелось бы сейчас забегать вперед, но, обещаю, что первым о результатах тестов, которые я начну завтра, узнаете вы… правда только в том случае, если мои догадки подтвердятся», – закончил он, провожая Николаса к выходу из лаборатории.

Николас вздрогнул от шума вибрирующего в ухе динамика:

– Алло, ты что, отключился? Ну точно, вчера опять всю ночь пил! – негодовала в трубке Мэй, – Ты слышал, о чем я тебя спросила?

– Да, конечно, слышал. Я договорился о встрече на завтра с Саймом Тропардом из FGR, ну помнишь я тебе о нем рассказывал – известный вирусолог… Надеюсь он прояснит ситуацию, и я сразу же тебя после встречи наберу и сообщу обо всем, что мне удастся узнать, – соврал Николас.

В трубке на некоторое время повисло молчание, потом Мэй неожиданно спокойно начала говорить так, как обычно говорят с расстроенными детьми:

– Ты, наверное, еще не видел сегодняшних новостей, Николас. Дело в том, что Тропард погиб вчера ночью во время взрыва у него в лаборатории.

Диктор привычно встревожено бубнил на фоне кадров развороченных внутренностей лаборатории, обгоревших стен, кусков искореженной мебели и оборудования, сваленных в кучи и не отличимых теперь от обычного строительного мусора. Камера поочередно наезжала то на останки стола, то на верхушки газовых баллонов, причудливо распустившихся от взрывов, то на пятна реактивов, мерзко расплескавшихся по полу и по вспученным от огня пластиковым панелям. Основная версия несчастного случая – взрыв баллонов с кислородом, – заставила Николаса в очередной раз раздраженно дернуть головой, как бы уверяя диктора в полном её неприятии. Последний час он торопливо просматривал новостные блоги в интернете и мессенджерах, и непрерывно переключался с одного телевизионного канала на другой, в надежде услышать подтверждения официальной версии, хотя он понимал, что подобного подтверждения быть не может. Несколько обстоятельств катастрофы никак не вписывались в версию несчастного случая, призванную успокоить город, и людям, хоть немного знакомым с Тропардом, трудно было поверить в ЧП по вине злостного нарушения правил техники безопасности. В этот момент лихорадочных размышлений Николас задался вопросом, а много ли вообще людей знало о его недавних работах, особенно о его ПОСЛЕДНЕЙ работе. Доктор сказал в конце их встречи, что Николас единственный, если не считать самого Тропарда, кто знает о белка́х-убийцах интеллекта. Но… стоп! Единственный ли теперь?

Сообщение Мэй о взрыве в лаборатории повергло его в шок, который, странным образом, послужил неким триггером, запустившим цепочку воспоминаний, позволив воссоздать картину произошедшего накануне более-менее отчетливо. Конечно же он сцепился с Воном у Цу́керов после своего рассказа о невероятных выводах, к которым пришел Тропард. А, собственно, почему бы и нет, доктор же не брал с него обязательств по неразглашению, напротив, он просил Николаса решить, что делать с полученной информацией и как ею распорядиться. В этом месте Николас поморщился, ощущая некоторый внутренний дискомфорт, поскольку Сайм, передавая ему эксклюзивные права на распространение информации, имел в виду, все-таки, не возможность поделиться ею в узком кругу знакомых, вызвав их неподдельный ужас и восхищение рассказчиком. Конечно же, доктор надеялся, прежде всего, на тщательный анализ возможных последствий её распространения и хирургически точную подачу с соответствующими комментариями и оценками. Да, легкомысленно как-то получилось – Николас выглядел просто мальчишкой, которому не терпелось похвастаться перед друзьями неожиданно свалившимся на него сокровищем… Хотя, надо признать, что к своим почти сорока, он, в сущности, так и остался мальчишкой с горящими глазами, рыскающим по окраинам и заброшенным фабрикам в поисках невероятных тайн и несметных сокровищ. Мэй иногда подтрунивала над ним, заметив в нем эту мальчишескую наивность еще на заре их отношений. М-да… Сначала подтрунивала, но с годами стала зло высмеивать, уверяя его, что он никогда уже не повзрослеет…

Однако, вернуть уже ничего нельзя, что сделано – то сделано! Признаю́, похвастался, но, с другой стороны, внезапная гибель автора сенсационного открытия, некоторым образом, как бы даже и реабилитировала Николаса, хотя он еще не вполне понимал, как именно… Итак, публике, уже изрядно принявшей смесь горячительных, был преподнесен рассказ о белка́х-убийцах интеллекта во всех подробностях, которыми Николас его снабдил, поднаторев в онлайн вирусологии после встречи с Саймом. Конечно же, он рассчитывал произвести впечатление прежде всего на Вона, хотя на него чуть позже, во второй части своего рассказа, когда подошло бы время триумфального изложения версии Николаса о возможных создателях вируса.

И впечатление было произведено, еще как произведено! В комнате повисла гнетущая тишина, женская часть компании в лице Лолы Цукер, Вики, и как теперь выясняется, Евы, с застывшими лицами медленно осознавала услышанное. Ошеломленные рассказом Николаса девушки явно пытались представить себя в роли пораженных преждевременной деменцией. Бедная Вики! Она ведь недавно переболела и ужас явственно проступал на её лице сквозь румянец недавнего радостного возбуждения от выпитого и рассказано-услышанного до сообщения Николаса. Микаэль придвинулся ближе к Лоле и взял ее руки в свои, пытаясь поймать ее взгляд, Борис, будучи человеком легкомысленным, ничего в жизни не принимающим всерьез, как всегда в подобных случаях, попытался отшутиться:

«Зато толерантность к умственным инвалидам теперь поднимется на небывалую высоту!»,

– но встретившись глазами с Вики, неловко осекся.

«А ты хорошо его понял… какое он впечатление производил, тебе не показалось, что он был… ну… не совсем в себе?», – бросился в бой Микаэль, немного придя в себя после того, как он убедился, что с Лолой все в порядке и она на удивление спокойно восприняла шокирующую новость.

«Представь, фактически то же самое я спросил у него, – улыбнулся Николас. – Но его психофизиологическое состояние не вызвало у меня никакого беспокойства».

«А он показал тебе результаты своих исследований, ну, там, какие-нибудь цифры, записи, таблицы…», – продолжал допытываться Микаэль.

«Нет, да это было бы и бесполезно, я все равно мало что в этом понимаю…Точнее, понимал, поскольку после нескольких дней усиленного изучения вирусологии, я уже вполне могу считать себя дипломированным специалистом! Может Тропарду сто́ит передать мне результаты его исследований, а не отправлять их в Стэнфорд?»

«Я думаю, что Тропард действительно сделал открытие, о котором нам поведал Николас. Вывод, к которому Сайм пришел, вряд ли можно подвергнуть сомнению, я знаком с некоторыми его работами, это очень крупный, вдумчивый исследователь, который никогда не делает поспешных выводов, перепроверяя результаты по несколько раз, – наконец подал голос Вон. – К тому же, я, судя по всему, уже наблюдал подобное расстройство когнитивных функций у одного из первых переболевших, не подозревая, впрочем, что это расстройство вызвано именно вирусом, точнее белка́ми, которые он производит».