– Леди Крамблс, время моих полетов позади, – кашлянул сэр Герберт. – Но я не понимаю, почему не могут выступить ваши дамы. Здесь и миссис Роббинс, и Грета Форсайт, и мисс Гилберт. Нам придется обойтись без леди Лауры и миссис Энжевен, так как они совсем недавно покинули нас.

Когда леди Крамблс ушла, инспектор Крейтон выдохнул. Затем и он покинул тент диктора и пошел к ангарам. Там, за перегородкой, была комната, в которой уже сидел Брей. Он проверял список.

– Мы взяли всех, – сказал он. – Пилоты больше всех протестуют и заявляют о своей невиновности. Некоторые из них говорят вполне убедительно. В одном случае заявление о невиновности было особенно ярким. Но, судя по записям, все они когда-то перевозили наркотики. Валентайн Гонтлетт рвет и мечет, поминая имя своего дяди. Но Рэнделл выглядит довольно весело. Некоторые другие все еще доказывают Мургатройду свою непричастность.

– Кто-нибудь сделал официальное заявление? – спросил Крейтон.

– Нет нужды принимать заявления у людей, которые клянутся в своей невиновности. Чего-то стоят разве что слова того парнишки, Вэйна. Он сказал что-то довольно странное.

Брей обратился к помощнику Крейтона:

– Мургатройд, если Вэйн все еще хочет сделать заявление, приведи его, хорошо? Остальные двое могут быть свободны.

– Аресты пришлись на очень неподходящее время, – проворчал Крейтон. – Леди Крамблс в ярости. К счастью, лорд-лейтенант уже ушел.

– Их эмоции все равно ни к чему не приведут, – отметил Брей. – Важно, чтобы аресты прошли как можно более синхронно. А в Германии они прошли немного раньше, чем у нас, и уже это может вызвать накладки. Но я не думаю, что это произошло, ведь мы взяли всех, кого следовало.

– Всех? – усомнился Крейтон.

– Всех, кроме Шефа, – ответил Брей. – Мы надеемся, что конфискованные бумаги подскажут нам ключ к его личности. Я все еще испытываю чувство, что тот парень, Томас Вэйн, он же Вандайк… Ох, а вот и он!

К настоящему моменту Томми Вэйн смог придать себе типичный для него беззаботно-веселый вид. С короткой стрижкой и экстравагантным шарфом он казался ужасно юным. Он сел на стул, лицом к двум полицейским.

– Вы желаете сделать заявление? – спросил Брей, выполняя формальности.

– Да, – ответил Вэйн.

– Сначала назовите ваше настоящее имя и гражданство?

– Я – британец, выпускник одной из ведущих частных школ, – весело ответил Вэйн. – Должен ли я стыдиться, упоминая об этом? У меня бедные, но честные родители. Вернее так: честные, и потому бедные родители. Моя фамилия – Хартиган, позднее меня стали называть «Спайдером» Хартиганом – из-за небольшого трюка, который я проделывал в Штатах, лазая вверх и вниз по тонкой веревке, прикрепленной к аэроплану. Мое другое имя, Теодозио Вандайк, пришло мне в голову из-за того, что такое имя может носить богатый молодой американец, а Томас Вэйн, как вы можете заметить, это вариация примерно того же имени – например, с точно такими же инициалами. А мое настоящее имя – Клод Джереми. Довольно ужасно, не правда ли? Я бы предпочел, чтобы меня называли Спайдером.

Оба полицейских сохраняли бесстрастное выражение лиц. Томми Вэйн беспокойно заерзал на стуле.

– Я не совсем понимаю, как вы взяли наш след, – нахально продолжил он. – Кажется, вы досконально все проработали.

– Возможно, более досконально, чем вы думаете, – заметил Брей, внимательно наблюдая за юношей. – В одно и то же время аресты прошли не только здесь, но и в Германии, Франции, Бельгии и Голландии.

– Это естественно, – пожал плечами Вэйн, – если одна из наших организаций потерпит крах, то за ней последуют и другие. В этом наша слабость, как я всегда говорил Шефу.

– И кто же Шеф? – спросил Брей.

– Всему свое время, – улыбнулся Вэйн. – На чем я остановился? Ах, да. Я часто указывал Шефу на слабые места в нашей организации. Но он настаивал на том, что все в порядке. Возможно, с этого следует начать мое заявление. Я, Клод Джереми Хартиган, в здравом уме и твердой памяти... или эта формулировка используется только в завещаниях? Как бы то ни было, запишите, как принято: я заявляю, что в течении двух последних лет я был вовлечен в гнусную контрабанду наркотиков. «Гнусная» – подходит, или для официального заявления это слишком выспренне?

– Проявите любезность, говорите простыми словами, – терпеливо попросил Брей.

– Прошу прощения… Не считая Шефа, я был главным организатором и внес немалый вклад в формирование окончательной схемы поставок. Но основные черты исходили от Шефа. В любом случае, самым важным моментом были политические и социальные связи Шефа: они позволяли разместить ядро нашей организации в Париже, при этом оставаясь вне подозрений. Ссылаясь на Шефа и компанию, я смог представить себя перед мэтром Роже в роли эксцентричного миллионера и убедить его выступить своим представителем во время покупки «Газетт». Капитал для этого был представлен не Шефом и не мной самим – оба мы были удручающе бедны. Деньги выделил производитель наркотиков из Болгарии, а мы пообещали ему, что будем распространять только его товар. Среди преступников тоже есть понятие чести, и мы были верны. Кстати, ваши французские товарищи арестовали Роже?

– Да, – ответил Брей.

– Это довольно плохо, – печально покачал головой Вэйн. – Я думал, что репутация Роже обезопасит его от подозрений. Он во всем был добросовестен, и я уверен: он будет крайне удивлен, когда узнает, что очаровательный мистер Вандайк – преступник (а мне было так трудно выглядеть очаровательным).

Томми Вэйн улыбнулся полицейским:

– Вся красота нашей схемы заключалась в том, что мы использовали невиновных людей. Это было безопасно и довольно дешево. Я уверен, это было основной причиной, по которой нас так долго не подозревали. Заверяю вас, только пять человек, связанных с «Газетт» думали, что она была в центре наркоторговли. Этими пятерыми были Гранде и его четверо помощников, имевших судимости, и все они трудились вдали от прочих сотрудников, так что никто не мог ничего заметить. Надеюсь, вы передадите эту часть моего заявления французской полиции.

– Думаю, что передам, – задумчиво ответил Брей. – Кажется, я припоминаю, что Дюран говорил о чем-то таком, хотя улики против Роже выглядят внушительно.

– Хорошо. Беднягу Роже нужно обелить. Ну, я предполагаю, что нет нужды вдаваться в тонкости механизма дистрибуции наркотиков – думаю, вы уже все знаете. Его суть заключалась в подкупе необходимого числа таможенников в каждой из стран и хитрости, благодаря которой в главный офис передавались сведения о том, когда они будут на посту. По-настоящему гениальным было использование аэротранспорта, благодаря чему наркотик оказывался в руках потребителя уже к вечеру того же дня, в который он покидал склад. Надеюсь, вы оценили искусность этой идеи и эффективность, с которой она работала?

– Мы оценили все это, – сухо ответил Брей.

– Да, но не вполне, – возразил Вэйн. – Вы сделали явную ошибку, предположив, что все основано на взяточничестве и коррупции. Но это не так. Самая восхитительная особенность в том, что сами сотрудники аэротакси и не подозревали о природе их груза!

Брей и Крейтон удивленно переглянулись.

– Что?! – воскликнул Брей. – Вы хотите сказать, что «Аэротакси Гонтлетта» не было частью вашей организации?

– По большей части, – удивленно ответил Вэйн. – Процедура по доставке газет в каждую из стран включала конкурс на лучшего перевозчика. Доставку выполнял победитель тендера. Это снимало все подозрения, ведь мы нанимали фирму, порядочность которой была хорошо известна и полиции, и министерству авиации!

– Как рискованно! Это потрясает! – воскликнул Брей.

– Это лишь десятая часть того риска, который появился бы, если бы все пилоты и водители знали о природе грузов. Учитывая количество народу, секрет непременно бы раскрылся. Кроме того, было бы трудно нанять до такой степени недобросовестных пилотов. И цена такой организации стала бы непомерной.

– Да, – отметил Брей, – этот момент озадачивал нас.