Вот она, сжимая митину шапку, вылезает через дыру на асфальтовую дорожку. Волосы цепляются за сетку, на пальто — синие ошмётки отставшей краски. Рыдая в голос, врывается в квартиру и пытается объяснить бабушке, в чем дело. Вот бабушка звонит отцу на работу. Вот они вместе с соседями бродят по территории бывшего интерната, зовут Митю. В отдалении стоит машина, около неё милиционер говорит по рации. Вот мамины побелевшие пальцы на синей решетке. Сил на слёзы и горе уже нет, на смену им пришло отупение. Как больно смотреть на родителей. Вот…

Митю нашли, когда темнота уже несколько часов как опустилась на город. Все уже отчаялись, а он, оказывается, сидел под кривым клёном в углу ограды и смотрел в просвет между домами на шоссе. Машины возникали на дороге пятном света и шума и пропадали в темноте. Брат даже не повернул головы, когда Катя, разрыдавшись, начала его трясти. Отец, оттолкнув её, схватил сына на руки и тоже заплакал. Митя молчал. Только когда прибежала мама, он перестал переводить слишком спокойный взгляд с одного предмета или человека на другой и прижался к ней, обхватив руками за шею. Мама несла его до дома как, бывало, носила совсем маленького. Катя шла за ней и видела, что по лицу Мити катятся слёзы.

На следующий день дети в школу не пошли. У Кати болело горло, а Митя полночи просидел у мамы на руках.

Катя открыла глаза. Она лежала, силясь понять, почему плакала во сне. Она помнила, что потеряла брата, но он же нашёлся? Повернув голову на подушке, она смотрела, как по стеклу барабанят капли мелкого осеннего дождя.

— Ты кто?

Катя вздрогнула от неожиданности. Рядом с постелью стоял Митя, уставившись на неё в упор. С удивлением Катя отметила, что пижама, из которой он почти вырос, стала ему длинна.

— Мить, ты чего? — оторопело спросила она. — Температура? С кровати упал? Сестру не узнаёшь…

Для уверенности Катя хотела пощупать ему лоб, как это делала мама, но брат увернулся.

— У меня нет сестры, — отрезал он. — Брата тоже нет. Я у мамы один, поняла?

— Ничего я не поняла, — теперь Катя окончательно проснулась, и вчерашние горе и растерянность сменились злостью на брата. — Ты совсем чокнулся, мелкий. Куда ты вчера от меня сбежал?

— Я от тебя не сбегал, дура. Это ты ко мне полезла, когда я под деревом сидел.

— Я полезла? Полезла?! Да мы чуть все с ума не сошли, пока тебя искали!

— Ты… — мелкий словно выплёвывал слова сквозь зубы по одному. — Мне. Не. Сестра. Это. Только. Моя. Мама.

Катя недоуменно посмотрела на него, пытаясь найти объяснение. Может он и вправду с кровати упал и головой ударился? Потом помотала головой и покрутила пальцем у виска. Такой придури у мелкого она ещё не видала.

Митя вышел, не удостоив сестру и взглядом. Катя фыркнула и потянула на себя одеяло. Хорошо бы поспать ещё немного, раз можно в школу не идти.

— Ай! — в пальце вспыхнула боль. Катя случайно надавила на вчерашнюю занозу. Рука покраснела и распухла, чёрный кончик обломанной колючки был почти не виден. Вздохнув, Катя отправилась на кухню, где бабушка варила для внуков какао. В доме было холодно — отопление ещё не включили, поэтому бабушка, взглянув на болячку, погнала Катю за тёплыми носками, иглой и зелёнкой.

Колючка не желала выходить из-под кожи. Катя терпела из последних сил. Бабушка ковырнула палец, и из ранки брызнула кровь.

— Больно же! — Катя не выдержала и сунула палец в рот.

— А чего ты хотела? Дай сюда, — бабушка заставила внучку вернуть руку в прежнее положение.

— Странно, — задумчиво протянула она, разглядывая катин палец со всех сторон, — куда делась заноза? Только что тут была.

Катя подняла глаза. В дверях кухни стоял Митя и глядел на них. Во рту Катя ощущала железистый вкус крови и ещё чего-то. Она моргнула. На секунду перед глазами у неё появился дом на холме, тот, за синим забором. У него была крыша. И стена была целой, а деревья вокруг — совсем невысокими, они даже не доставали вершинами окна второго этажа. Она моргнула ещё раз. Картинка сменилась. Теперь она видела небольшую поляну с чёрным высоким камнем посередине. Перед ним — Митя, спиной к ней. Но ведь он же тут, дома? Или это не Митя? Катя моргнула в третий раз.

— Ну вот и всё, — бабушка помазала палец зелёнкой и потянулась к коробочке с пластырем, которая лежала на полке над кухонным столом. — Сейчас заклеим… А теперь одевайтесь — и завтракать.

Митя повернулся и ушёл в комнату, так ничего и не сказав.

Он вёл себя вроде бы нормально, и о том, что Катя ему не сестра, не заговаривал, но чем дальше, тем больше Кате было не по себе. Брат перестал клянчить у родителей разрешения поиграть на компьютере, забросил модели самолётиков, которые ему подарили на день рождения. Как-то он вытащил все книги из шкафа, но даже маме отказался объяснить, что ему потребовалось. Теперь он без проблем завязывал шнурки и отказывался ходить в школу с сестрой, но родители настояли. Поглядев на маму, он нехотя согласился, чтобы Катя шла с ним до школьного двора, но, как только они выходили из дома, Митя бежал вперед. Он больше не боялся дороги между заборов — наоборот, Катя часто видела, как он стоит у того самого места, где они пролезли под сеткой. Теперь она была заварена как следует — отец проследил.

Потом родителям начали звонить из школы: Митя хоть и проучился в первом классе всего ничего, напрочь забыл, что они прошли с начала учебного года, вел себя так, словно свалился с другой планеты, и не знал элементарных правил поведения и гигиены. Мама извинялась, говорила что-то про стресс и психолога, а потом плакала на кухне.

Вечером Катя подкралась к двери в родительскую комнату: пока Митя был рядом, поговорить с мамой было невозможно.

— Нет, — маму слышно было хорошо, — нельзя больше откладывать. Придётся — будем на голом полу спать, но только не здесь. Хватит, я мимо этого забора ходить не хочу. Как вспомню…

— Да пойми ты, пока проводка не сделана, никто там жить не может, — отец говорил сердито, но не слишком громко.

Катя прижалась к косяку спиной и тихонько сползла на пол. Значит, это правда. Они наконец-то переезжают. Может быть, и в самом деле будет полегче. У Мити мозги станут на место, а у неё будет новая школа и новый класс, без Вики с компанией. Хотя последнее время Вика казалась Кате просто глупой и избалованной, а злобные шуточки её свиты — детской чепухой.

Никто из соседей не будет знать о том, что Митя терялся и с тех пор не в себе. И если очень повезёт, она будет единственной Катей в классе. Пусть у неё не будет курсов английского или поездки в Муром. Пусть. Зато никто не будет шептаться за спиной. А может быть, со временем Митя станет прежним. Нормальным.

Хорошо бы, если так.

На опавших листьях лежал снег. Он ещё не полностью покрыл землю, но жёлтого и коричневого под белым почти не было видно. Асфальт на дорожке покрылся тонкой корочкой льда. Было холодно и ветрено, солнце скрылось за тучами уже несколько дней назад. Катя шла по дорожке между двух заборов, глядя на одинокую фигурку в красной с чёрным куртке.

Катя остановилась за спиной мальчика, который опять стоял у синей решетки и смотрел за забор, не замечая ничего и никого вокруг. Школьный рюкзак он бросил на дорожку. Катя подобрала его, отряхнула. Митя не пошевелился. Вздохнув, Катя тронула его за плечо.

— Уходи.

— Надо поговорить, мелкий.

— Я не твой брат.

— Знаю.

Он не выдержал и обернулся. Катя пожала плечами:

— Знаю. Но всё равно надо поговорить.

— Зачем?

— Мы скоро переедем в другой район, — сложнее всего было начать, дальше стало легче. — Подальше от этого. Родители хотят поскорей всё забыть. Ты хочешь поехать с нами или вернуться?

Он долго молчал, затем подошёл и потрогал решётку забора. Сварщик поработал на совесть: дыр больше не осталось.

— Я… не знаю точно. Здесь много плохого и непонятного, но хорошее тоже есть.