Глаза ученика наполнились обидой.

— Зачем ты так. Кто он такой?

— Обычный человек, а ты в его присутствии натянут как тетива. Это недопустимо, даже если брать в расчет только статус его нынешней реализации. И кто он в реальности, ты никогда не узнаешь при таком отношении.

Плечи Николая опустились, он отвел глаза:

— Извини, учитель. Я не подумал.

Он развернулся, собираясь уйти.

— Погоди!

Николай остановился, но даже не повернул головы.

— Зайди на станцию, достань пару чистых тряпок, возьми там казан с кипяченой водой и жди меня в дизельном сарае.

Ученик обернулся, посмотрел на Джордано. Тот улыбнулся:

— Иди! Сейчас доделаю измерения и приду, покажу, как подобные фокусы организуют.

Глаза Николая ожили и засветились:

— Сейчас!

— Постой! Там на полке, над верстаком банка со спиртом. Кинь туда лезвие от бритвы, и где-то там скальпель лежит.

Через десять минут Джордано зашел к ожидавшему его Николаю, критически осмотрел приготовленные учеником предметы. Смел с верстака мусор, оставшийся после вчерашней работы гасановских ребят, и расстелил чистую тряпку, принесенную Николаем. Заглянул в банку со спиртом и стал задумчиво оглядывать содержимое полки.

— Ты что ищешь?

— Да, пинцет где-то валялся.

— В доме он, на полке над печкой. Сходить?

Джордано отрицательно мотнул головой.

— Не надо, так обойдемся. Слей мне на руки, — он по локоть закатал рукава и склонился над прилепившимся в углу рукомойником. — Эй! Много не лей. Чтоб тебе воды хватило.

— Зачем все это? — спросил Николай, обильно намыливая руки вонючим хозяйственным мылом под внимательным взглядом учителя.

— Мне как-то байку рассказывали. В Антверпене свирепствовала холера, почти весь город вымер. И один из наших заразился. Он умирал четыре раза… Не трогай ничего! — прикрикнул Джордано, останавливая Николая, потянувшегося за полотенцем. — Стряхни и дай высохнуть. Учти ничего нельзя трогать!

— А потом? — Николай заинтересованно смотрел на Джордано.

— Что потом?

— Ну, с тем, холерным?

— Да ничего. Его дружок «из жалости» зарезал, чтоб не мучился.

Джордано поставил казан, достал из спирта скальпель, положил на тряпку, зачерпнул немного спирта и протер ладони и пальцы.

— Ну, что ты застыл как изваяние? Иди смотреть! — позвал Джордано, усаживаясь на табурет.

Николай, помедлив еще мгновение, сдвинулся с места и уселся на второй, стоящий у верстака табурет.

— А если б не убил? — глаза мальчишки расширились и, казалось, впились в бессмертного.

Джордано улыбнулся в ответ:

— Ну, иммунитет должен был бы выработаться, как у обычного человека, переболевшего холерой. Почему после первой же смерти не оказалось иммунитета трудно сказать. Стремительно протекала? Да и не понятно, что с водно-солевым балансом после воскрешения происходит, — Джордано замолчал, выражение его лица на мгновение стало отсутствующим. — Это интересно было бы посмотреть, — протянул он задумчиво.

— И что, ничего нельзя сделать?

— Что делать? Ждать надо было, лечить, как обычных людей лечат. Только тогда не знали надежных методов лечения, и это было бы очень долго и мучительно, — Джордано еще помолчал. — В ту эпоху самое простое, что можно было сделать, это удалить зараженные вибрионом внутренние органы. Механизм регенерации бы запустился, и дело с концом.

— Но это?..

— Да, не слишком приятная процедура, но лучше, чем остаться без головы или умирать десяток раз.

Джордано достал лезвие, разломил его пополам и половинки аккуратно положил рядом со скальпелем. Оторвал кусок от чистой тряпки, засунул его в оставшийся спирт. Отжал тряпку. Взглянул, улыбнувшись, на Николая:

— Вообще-то, тут достаточно чисто, в смысле бактерий и вирусов, но лучше соблюдать элементарные правила антисептики. Вляпаться с заражением крови не слишком большое удовольствие.

Николай сидел, затаив дыхание, следил за бессмертным, уже понимая, что тот собирается сделать.

— Возьми салфетку. Подашь сразу, когда разрежу, а то набрызгаем тут. Скальпель сразу заберешь, чтобы не вымазать.

Джордано аккуратно надрезал кожу над суставом левой кисти.

— Тряпку давай! Да, что ж ты на меня уставился! На руку смотри!

Джордано сам отложил скальпель на тряпку, отобрал у ученика намоченную в спирте салфетку и зажал разрез.

— Чучело! Смотри, сколько из-за тебя налилось, а если придет кто?

— Прости, я уберу все! — ученик смотрел на зажатую руку Джордано, и переводил дух.

— Понятно, что уберешь! Не мне же с этим дерьмом возиться. Дальше-то показывать?

Николай вновь поднял глаза на Джордано, как зачарованный кролик, и кивнул. Учитель вздохнул:

— Только делай, что говорю! — он сдвинул салфетку. — Держи, чтобы на стол не капало.

Сам вновь взял скальпель.

— Смотри, — он указал на края разреза, — это клетки делиться начали. Так быстро у животных только опухолевые клетки растут.

Джордано углубил разрез и согнул руку так, что стали видны белые основания сухожилий, прикрепляющие мышцы к суставной сумке.

— Видишь! Если тут разрезать, то можно всунуть лезвие. Но будет долго срастаться — минут двадцать, а потом еще доставать… Я под кожу засуну. Так проще, — он сделал надрез, отделяющий кожу от внутренних тканей, кончиком скальпеля приподнял кожу. — На, держи.

Когда Николай взял скальпель, поднял кусочек лезвия и засунул внутрь.

— Все, отпускай!

Николай не двигался. Джордано отобрал скальпель, положил его на место и зажал руку остатком сухой, не залитой кровью тряпки. Перевел дух. Только потом взглянул на ученика. Тот подозрительно побелел и, казалось, пытался что-то проглотить.

— О боги! — Джордано поврежденной рукой, не отрывая правую, зажимающую рану, вздернул ученика с табурта, задирая ему голову. — Дыши! Глубже дыши!

Николай сглотнул и задышал. Краска начала возвращаться на лицо.

— Ну, слава богу! А третьего дня, когда голову отрезал, между прочим, не блевал.

Николай вывернулся из руки учителя и сел к верстаку. Теперь он был пунцовый.

— Показывай дальше! — произнес он глухо.

Джордано тоже опустился на табурет.

— А ты, между прочим, молодец. Руками ничего не облапил!

Николай поднял глаза на бессмертного. У того, несмотря на ровный, насмешливый тон, на висках блестели капли пота, а зрачки были расширены, как у кошки в темноте.

— Зачем ты это сделал? Убери ты эту дрянь скорее!

— Ты же хотел знать!

— Зачем на себе показывать? — угрюмо произнес Николай, отводя глаза.

— А что, на тебе надо было?

— Мог же просто рассказать.

— Одно дело слышать, а другое увидеть.

— Как же так можно!? — голос ученика почти сорвался на крик.

Джордано улыбнулся в ответ:

— Это совершенно безопасно для нас. А боль? Не больнее, чем многое другое. Гасанов, кстати, сустав повредил еще ночью. Пойди его пожалей!

Николай опять отвел глаза от лица бессмертного и взглянул на зажатую тряпкой руку. Джордано убрал правую руку с раны, стер кровь.

— Вот смотри! Сейчас рубец исчезнет и внешне ничего видно не будет, — он протянул руку ученику. — Проведи пальцами.

— Чувствуешь, под кожей практически ничего не заметно. Если бы это было не лезвие с острыми краями, то через день тут было бы лишь небольшое уплотнение, практически не мешающее жить. А так, края острые, будут повреждать внутренние ткани. К завтрашнему утру рука распухнет.

— Ты собрался так оставить? Зачем.

— Если ты не уберешь, так и останется!

— Что уберу?

— Лезвие.

Николай вновь уставился на Джордано.

— Давай режь, — Джордано положил руку на стол. — И учти, лезвие тонкое, будешь не осторожен, — развалится на куски…

На станцию Николай вернулся мокрым как мышь и все еще немного бледным. Ему таки удалось удалить лезвие, даже не обломив ни одного края. Он выбросил в печку окровавленные тряпки, глупо улыбнулся, сидящему на лавке у окна Гасанову и присел к столу, где что-то оживленно обсуждали милиционеры.