Маттео и я вошли в загородный дом Витиелло. Стояла странная тишина. Я полагал, что Нина будет плясать на столах. Маттео бросил на меня вопросительный взгляд.
— Нина? — позвал я.
Никакого ответа. Мы достали оружие и двинули вверх по лестнице.
— Где охрана? — пробормотал Маттео.
Это был вопрос, которым я тоже задавался. Нина все еще была возможной мишенью для нападения, если только она не была причастна к смерти отца.
Мы не нашли ее в спальне, когда откуда-то из коридора раздался сдавленный смех. Маттео и я направились на звук из спальни отца и нашли там Нину, сидящую на полу среди порезанной одежды. В одной руке она держала ножницы, в другой - полупустую бутылку самого дорогого виски отца. Ее тонкая ночнушка была вся в крови от ран на руках и предплечьях. Они могла ранить себя спьяну, пока кромсала отцовские костюмы и рубашки.
Нина взглянула на нас рассеянными, полными слез глазами.
— Он мертв?
— Подыхал в муках, — ответил я ей.
Нина откинула голову назад и издала очередной сдавленный смешок, который превратился в всхлип. Она подняла руку, держащую ножницы, чтобы скинуть со лба прядь волос. Я быстро схватил ее кисть и вытащил ножницы из ее хватки, прежде чем она нечаянно выколет себе глаз. Она вцепилась в мою рубашку, когда я помогал ей подняться на ноги.
— И что теперь будет со мной? — пробормотала она.
— В смысле? — спросил я, пытаясь избавиться от хватки Нины, не переломав ей пальцы, но довольно быстро стало очевидно, что она не может стоять самостоятельно.
— У меня нет ничего... ничего. Твой отец отнял мое наследство. Он не хотел, чтобы я была счастлива после его смерти.
Он не желал, чтобы кто-либо был в принципе счастлив. Маттео взглянул на меня. Я подозревал, что папаша найдет способ изгадить Нине жизнь даже после своей смерти.
— Прими душ, Нина, — приказал я. — Мы поговорим, когда ты протрезвеешь.
Я отвел ее в ванную, включил в душе холодную воду и усадил ее под ледяные струи воды. Она резко вздохнула.
— Мы ждем внизу. Поторопись. Нам многое нужно обсудить, — произнес я и вышел вместе с Маттео.
В семье Нины были простые Солдаты. Скорее всего, именно потому отец ее и выбрал, ее происхождение гарантировало, что близкие не будут вмешиваться и он сможет издеваться, сколько ему заблагорассудится. У Нины не было ничего.
— И что ты собираешься делать? Полагаю, ты не будешь заставлять ее вновь выйти замуж?
— Нет, — тут же ответил я. — Позвони Чезаре, пусть отправит пару человек, которым мы можем доверять, чтобы они охраняли Нину. Не хочу, чтобы рядом с ней были люди отца.
Мы направились на кухню, которая тоже была пуста. Неужели все свалили, стоило им только узнать о смерти папаши? Я включил кофемашину, пока звонил Бардони. Он сразу же ответил.
— Лука, какой приятный сюрприз.
Я поморщился.
— Почему Нина осталась в доме одна?
— Отец оставил мне распоряжение в случае его смерти. Весь вспомогательный персонал должен был перестать прислуживать Нине, она также должна съехать.
— Мой отец мертв. Сейчас Капо я. Все принадлежит мне, я решаю, как все будет. Ты больше не отдашь ни единого распоряжения, сперва не проконсультировавшись со мной, уяснил? — я в бешенстве повесил трубку.
Маттео подошел ко мне.
— Чезаре пришлет двоих.
Я готовил кофе, пытаясь унять свой гнев. Раздались шаги, и вошла Нина. Она была бледна и без макияжа. В этот момент она выглядела младше своих тридцати пяти лет, напоминая мне ту девушку, которую отдали на милость отца много лет назад. Он заставил пройти ее через ад, потому я не ненавидел ее настолько сильно, насколько должен был за то, как она относилась к нам, когда мы были мальчишками.
Она была одета в черное платье без рукавов, которое не скрывало синяки на ее запястьях, предплечьях и лодыжках. Она взглянула на меня и Маттео так, как часто смотрела на отца, и обняла себя руками.
— Вы вышвырнете меня на улицу, не так ли?
Я наполнил чашку кофе и подошел к ней.
— Выпей.
Она взяла ее дрожащими руками, глядя на меня как побитая собака, ожидающая наказания от хозяина. Блять. Я предпочитал сучью натуру Нины. Она сглотнула, затем посмотрела на Маттео.
— Я могла бы... может, ты... я...
Маттео поморщился. Она предлагала ему себя, будто бы думала, что он хочет этого.
— Нина, — просто сказал я, и она тут же посмотрела на меня. Отец проделал фантастическую работу по тому, чтобы сломать ее. — Я оставлю тебе дом. Делай с ним все, что хочешь. Продай или сожги - мне похуй.
Ее глаза расширились. На рынке дом стоил порядка пятнадцати миллионов долларов.
— У тебя будут два новых охранника. Отныне они будут рядом с тобой. Как мачеха Капо ты нуждаешься в защите.
Она ничего не говорила, просто смотрела.
— Продолжай пользоваться своей кредиткой. Я буду давать тебе десять тысяч долларов ежемесячно, так что ты сможешь жить вполне комфортно. В рамках наших правил ты вольна жить, как тебе угодно.
Она поставила чашку на стол и шагнула в мою сторону.
— Что ты хочешь взамен?
— Правду о смерти отца, и для тебя лучше рассказать мне, если кто-то что-то мутит за моей спиной.
Она приподняла подбородок.
— Я не знаю, кто убил Сальваторе. И мне жаль, что я не могу поблагодарить их за это.
Я кивнул.
— И?
— Сам знаешь, твои дяди хотят, чтобы ты и твой брат исчезли, но я не знаю подробностей. Они не обсуждали это со мной. Ведь я всего лишь женщина.
— И последнее, — сказал я. Нина напряглась, но ее лицо больше не было столь же покорным. — Организуй пышные похороны. Каждый должен поверить, что мы страдаем из-за смерти папаши. Можешь потратить на это сколько угодно денег.
После этих слов я вышел. Не было никакого смысла притворяться, что мы семья и что мы заботимся друг о друге. Я сделал то, что диктовала мне моя честь, и теперь Нина не была моей проблемой.
Мне было чем заняться, и в первую очередь поговорить с Фиоре Кавалларо и убедить его, что смерть отца не ослабила Семью. Я был уверен, что Семья справится с этим и станет только сильнее.
ГЛАВА 24
Нина превзошла саму себя. Мой папаша был похоронен в самом дорогом гробу из красного дерева, какой только можно было купить. Все, кто имел хоть какой-то вес для Семьи и Чикагского Синдиката, прибыли на похоронную церемонию, среди них были и высокопоставленные чиновники.
Все они за последние дни встретились со мной, чтобы убедиться, что Семья продолжит спонсировать их кампании, когда я стал доном. То же самое можно было сказать о капитанах и младших боссах, даже о наших дядях - все они приперлись выразить мне свои соболезнования и убедиться в своих позициях. Этим утром я официально встал во главе Семьи, дал клятву перед моими капитанами и младшими боссами, но знал, что это не имеет никакого значения, потому что все они подчинялись мне беспрекословно.
Никто из них не расстроился из-за смерти отца, кроме Бардони, да и он лишь потому, что потерял свой пост Консильери. Каждая пара глаз, уставившаяся на меня и Маттео, изучала нас, выискивала любой признак слабости. Мы оба были молоды, и многие попытаются сломить нас. Я сомневался, что они дождутся до первой встречи со мной в качестве дона, чтобы предпринять попытки. Мои дядюшки, вероятно, уже замышляют что-то за моей спиной.
Я взглянул на Арию, когда ощутил ее внимание. Она смотрела на меня с тревогой, как часто делала в последние дни. Я подавил желание взять ее за руку или поцеловать и продолжил сохранять холодное и жесткое выражение лица. Она вновь перевела взгляд на гроб, который опускали в землю шесть членов Семьи. Ария думала, что где-то там, глубоко внутри, часть меня грустит из-за гибели отца. Она не знала, что я планировал убить его сам, чтобы защитить ее, и никогда об этом не узнает. Отныне от мертв. Это единственное, что имеет значение.