— Сальваторе, — проговорила Нина с покорной улыбкой.

Отец даже на взглянул на нее, уставившись на меня и Маттео.

— Почему вы все еще здесь? Я не планирую делиться ею с вами.

Он предлагал нам ее прежде. Я до конца не уверен, была ли это очередная проверка или он на самом деле предлагал нам то, что принадлежало ему. Ярость затопила меня. Я не мог понять помыслы своего отца. Он был мерзким чудовищем. Вместо того, чтобы защищать ее, он издевался над ней как над дерьмом. Я никогда не причиню Арии боль подобным образом, и уж точно не позволю кому-то видеть ее обнаженной или, Боже упаси, прикасаться к ней. Я убью любого, кто даже подумает заявить права на мою женщину. Она никогда не будет подчиняться кому-то, кроме меня.

— У Луки есть его юная, маленькая женушка. Зачем я ему? — быстро проговорила Нина, будто бы реально думая, что я собирался что-то с ней сделать. Я не сделал этого раньше и не поступлю так в будущем. С нее было более, чем достаточно того, что ей приходилось терпеть прикосновения отца; я не собирался уничтожать ее еще больше.

— Она такая скромная и милая. Я могу только представить, как забавно ломать ее, да? — спросила Нина, будто бы нуждалась в том, чтобы какая-то другая женщина страдает еще сильнее.

Я ненавидел ее столь же сильно, как и жалел.

— Что насчет тебя, Маттео? — спросил отец.

— Я предпочитаю молоденьких, ну и посимпатичнее, — отозвался он. Это было ложью. Нина была не сильно старше женщин, которых мы затаскивали в свою кровать, и она была очень красива с ее длинными темными волосами и изящной фигурой.

Отец пожал плечами и, наконец, повернулся к жене, которая уже успела надеть халат.

— Возьми одного из охранников и прикупи себе новую обувь и платья.

Она улыбнулась и кивнула.

— Не забудь нанести макияж, выглядишь отвратительно, — добавил он.

Я развернулся на каблуках и вышел из комнаты, насрав на то, ожидал ли отец моего присутствия там. Маттео держался поблизости, его глаза горели от ярости. Той же ярости, что ощущал я. Может, нам все-таки стоит убить его. Убить прямо сегодня, и представить все так, что это сделал кто-то другой. Никто не расстроится, если он сдохнет. Ни одна гребанная душа.

— В мой кабинет, — скомандовал отец, и мы последовали за ним.

Он неторопливо сел, развалившись в своем офисном кресле, глядя на меня и Маттео.

— Все еще доволен своей женой? — спросил он с ухмылкой.

Удовлетворение ни коим образом не было частью моего брака, но об этом отец никогда не узнает.

Я усмехнулся.

— Вполне. Как ты и говорил, Ария красивее всех женщин, что я видел прежде.

— Так и есть, — ответил отец странным тоном, и волоски на моем теле зашевелились.

Маттео смотрел то на меня, то на него, в его взгляде был очевидный сигнал. Маттео на моей стороне. Он разорвет выблядка на куски, если я только дам знак. И я всерьез обдумывал это, потому что ненавидел его за то, что он делал с мамой, за то, как обращался с Ниной и всеми другими женщинами, ненавидел за уничтоженное детство и за то, что он все еще разрушал наши жизни, как только мог, но прямо сейчас я особенно ненавидел его за те ебанные жадные нотки в его голосе, с которыми он говорил об Арии.

Отец прищурил глаза, глядя на меня. Я знал, что не успел своевременно скрыть свое собственничество и уж тем более свои кровожадные мысли. Все мышцы в моем теле были напряжены, обдумывая лучший способ его убийства... уничтожить камеру в углу, а затем убить охранников, пока они не вызвали подкрепление. Я знал, что люди ненавидели отца, но даже того уважения, которое они испытывали по отношению ко мне, было бы недостаточно, чтобы я стал Капо, как минимум не на всей территории Семьи. Мы окажемся расколоты на тех, кто был на стороне отца или хотя бы так притворялся ради собственной выгоды, и тех, кто поддерживает меня. Синдикат воспользуется нашей слабостью и нанесет удар, и не важно, установлен мир или нет. Семья была моим будущим, по моему гребанному праву рождения.

Приложив усилия, я расслабился. Я убью его позже, когда найду способ сделать это так, чтобы не вызвать подозрений. Отец улыбнулся.

— Ты наслаждаешься, склоняя ее?

Я уставился ему в глаза, моя улыбка стала жесткой.

— Я не собираюсь обсуждать свою жену. Она - моя и то, что происходит между нами, только мое дело. Я не собираюсь делиться ни одной ебанной деталью с кем-либо. Она только моя.

Отец усмехнулся, но потом собрался с мыслями.

— Ладно, ладно. Пока ты не путаешь ее принадлежность тебе с чем-то другим. Не позволяй какой-то дырке обвести тебя вокруг твоего же члена. Женщины хороши только для трех вещей, - он ожидал, что я спрошу, о чем он говорит.

Мои руки чесались от желания схватить пистолет, а еще лучше нож. Это убийство будет слишком личным. Я хотел, чтобы его кровь стекала по моим пальцам, хотел ощущать его последний вздох на своей коже. Хотел вытащить его внутренности один за другим, и чтобы он смотрел на это.

— Трахаться, сосать и убираться с глаз, — продолжил он.

Отец гоготнул.

— Полагаю, ты позвал нас не только за тем, чтобы мы развязали Нину? — спросил Маттео, приподняв бровь.

Я послал ему предупреждающий взгляд.

Отец прищурился.

— Нет. Семья на Сицилии едва сводит концы с концами. Каморра там куда сильнее, чем в Соединенных Штатах.

Это была куда более безопасная тема, чем обсуждение женщин, но моя злость все еще бурлила под кожей.

Ария казалась вполне удовлетворенной в своем игнорировании меня. Она вовсе не искала моей близости, хотя по ночам крепко спала в той же кровати, пока я наблюдал за ней, гадая, почему она смотрит на меня так, будто бы я был своим собственным отцом, хоть я и поклялся себе не причинять ей боль.

Блять... Я превращаюсь в долбанную сучку.

Минуло два дня с моей прошлой встречи с Грейс, но сегодня мы опять увиделись, мне не пришлось долго ждать. Во взгляде Грейс не было отвращения. Будучи с ней, я не чувствовал себя ебанным ублюдком как мой папаша, пусть она и не была той женщиной, которую я хотел.

Прошло всего несколько минут, как она пришла, но Грейс уже стояла на кровати на четвереньках, а я трахал ее сзади.

Ария была во всех моих мыслях, во время каждого толчка. Я толкнул Грейс еще ниже, чтобы в моем поле зрения остались лишь ее волосы - тоже светлые, но совсем отличные от золотистого как у моей жены. Я пытался представить, что это - Ария, ее цветочный аромат, но приторные духи Грейс были повсюду, а ее стоны отвлекали.

Моя хватка на ее бедрах стала еще крепче, пока я вколачивался в нее, но я блядь чувствовал, как смягчался от ее вида. Такого никогда не было, ни с кем.

Я прикрыл глаза, поскольку больше не мог выносить вида женщины рядом с собой, представляя ту, которую хотел на самом деле.

— Да! Сильнее! — вскрикнула Грейс, и я едва сдержался, чтобы не заткнуть ее. Я еще сильнее ухватился за ее бедра и продолжил вколачиваться, ярость скользила по моим венам. Какого хера я делаю?

— Боже, да, — простонала она.

Скрипнула половица. Напряжение поглотило меня за секунду до того, как я потянулся за оружием и открыл глаза, ожидая очередного русского ублюдка, пытающегося застать меня врасплох. Блять. Ария уставилась на меня огромными, напуганными глазами. Я был шокирован, просто застыл. Что она здесь забыла? Как она нашла это место? Никогда я не хотел западни от Братвы так, как сейчас. Я бы предпочел все, что угодно, этому полному боли выражению, застывшему на лице моей жены.

— Что случилось, Лука? — Грейс толкнулась своей задницей, загоняя мой член глубже, но он уже не стоял. Ария все еще не двигалась, как и я. Ее голубые глаза были полны слез, в моей груди что-то неприятно сжалось. Она не должна была этого видеть.

Прежде чем я успел решить, что сделать или сказать, она развернулась и выбежала.

— Блять! — прорычал я.

Я оттолкнул Грейс, когда она потянулась ко мне.

— Пусть идет.

Я натянул штаны, радуясь, что был почти всегда одет, когда трахал Грейс. Я направился вслед за Арией в распахнутой рубашке и с расстегнутой ширинкой, насрав на то, что кто-то может увидеть. Ария зашла в лифт, и, прежде чем я успел к нему, двери закрылись, и он поехал вниз. Черт подери. Я направился к лестнице, пытаясь застегнуть рубашку. Я не мог появиться на публике полураздетым. Мне на хер не сдалось объяснять папаше возможные заголовки статей.