Покачиваясь я переместилась в ванную, умыла лицо, руки. Залила перекисью ссадины на руках и села на борт ванны. От джинсов тянулся запах бензина, меня опять затошнило. Я наклонилась над раковиной — два жутких спазма и вновь ничего. Пустому желудку было нечего явить наружу. Отдышавшись я стянула с себя одежду, сунула, не сортируя, в машинку, закинув следом две капсулы и врубила на шестьдесят градусов. Сама встала под душ.

Уже накинув халат и обернув полотенцем волосы, услышала шаги. Глеб нервно ходил по дому, хлопая межкомнатными дверьми. Он меня что ли ищет?

— Глеб, — позвала я, выйдя в коридор и отправилась на его поиски.

Я находилась почти у гостиной, обернулась на звук и встретилась глазами с мужем, выходящим из котельной. Он отвел на секунду взгляд, а я подумала: что он там делал?

— Где ты была? — требовательно спросил он.

— В душе.

— Ты издеваешься?

Подскочил ко мне, взял за руку и буквально втянул за собой в гостиную. Усадил на диван и нависнув надо мной снова спросил:

— Где ты была? Почему твоя машина брошена на окраине?

Он что беспокоится за железо?!

— Я вернулась, уже вовсю горело, по-твоему я должна была соображать где мне поставить машину?!

— Откуда ты приехала?

— От отца.

— Ну конечно! — выпрямившись, воскликнул он и взмахнул руками. — Я же не смогу проверить! Даже если и придет охота навестить твоего отца, не думаю, что он пожертвует мне хоть одно словечко.

Яд сочился из него с каждым сказанным словом. Моя кожа покрылась мурашками. Раздавшийся звонок в дверь, заставил меня вздрогнуть от неожиданности. Глеб переместился к окну и по-шпионски глянул в него, не задевая штор.

— Отлично. Вот и полиция, — скривившись сообщил он. Пошел открывать, а когда поравнялся со мной, пригрозил мне пальцем: — Говорить буду я.

Что значит «говорить буду я»? По его мнению, я могу наговорить лишнего?

Вероятно, мне следовало пойти переодеться, но я боялась пропустить что-то важное, лишь основательнее запахнула халат и убрала с головы полотенце. Мужчина пришел один. Представился, глядя на меня, и немного смущаясь, добавил:

— Извините. Я должен вас опросить.

— Ничего страшного, — отозвалась я и машинально поправила халат на груди. — Мы понимаем, это ваша работа.

— Вы знаете о ЧП в соседнем доме?

— Разумеется, — раздраженно вставил Глеб. — Мы даже освободили собаку соседа. Потом жене стало плохо, и я отвел ее домой. Ее знобило. Не каждый день наблюдаешь такой кошмар.

— Скажите, — попросила я. — Хозяин дома,… он где? С ним все в порядке?

— Хозяина увезли в больницу. Он надышался угарных газов, врачи сказали, его жизни ничего не угрожает.

Я облегченно кивнула. Позже мы выяснили: Херальду взбрело в этот вечер перебирать картошку в подвале дома, из-за обильных летних дождей, урожай гнил. О том, что его жилище горит, он узнал одним из последних. Глеб меня вел домой в тот момент, когда сосед выбирался из огня.

— Подозрительного ничего не заметили? — смотрел на меня мужчина.

От меня растерянное пожатие плечами, Глеб потребовал пояснений:

— В смысле, подозрительного?

— Посторонних людей, например. Предварительная версия следствия — поджог, может вы что-то видели или слышали…

— Там была такая суматоха и столько людей, что и не скажешь посторонние ли это люди.

— Где вы находились, когда произошло возгорание?

— Мы собирались ужинать, — не моргнув глазом, заявил Глеб.

Я слышала его объяснения, видела, как он указывает на сервированный стол, а думала только об одном: зачем он врет? Мы даже не вместе были в этот момент. Наверняка, кто-то видел: я приехала позже. Так к чему эта ложь?

«Господи! Неужели это он?» — ужаснулась я и испугалась этих своих мыслей. Бред. Я не верю. Глупая возня с яблоней, отгрохать двухметровой высоты забор, пойти в полицию и потребовать самого строгого наказания за пальбу — вот, что он мог предпринять. Поджечь дом? Нет! На такой кошмар он не способен. Это же мой Глеб. Мой заботливый, внимательный, воспитанный и любимый муж.

Полицейский собирался уходить, когда позвонили в дверь. Глеб пошел открывать и вернулся с еще одним представителем власти.

— Добрый вечер, лейтенант полиции Валов Николай Валерьевич, — представился вошедший и обратился к коллеге: — Опросил? Что тут у тебя?

Он взял из его рук лист бумаги с пометками и пробежался по нему глазами.

— Ваши соседи утверждают, у вас с потерпевшим был конфликт?

— Конфликт? — повторила я, сообразив, куда клонит лейтенант, вышло у меня немного испугано.

— Да какой конфликт, — небрежно произнес муж. — Дедуля погорячился и выстрелил нам в фонарь. Ваши приезжали, вроде как идет разбирательство, — отмахнулся он и добавил: — В любом случае, мы не в претензии, дед явно не в себе. Фонарь я новый повесил, кстати.

Глеб держался спокойно и уверенно. Николай Валерьевич задал нам те же вопросы, выслушал и проинформировал:

— Вас, скорее всего, вызовут повесткой в отдел для дачи показаний.

— Да, пожалуйста, — отозвался Глеб.

Только за ними закрылась дверь, муж, игнорируя меня, прошел в душ первого этажа, в котором я недавно побывала сама. Вышел слишком быстро, для того, чтобы успеть использовать его по назначению, и поднялся на второй этаж. Избегает вопросов? Его шаги стихли в одной из комнат, я поднялась и заглянула в душевую: дверца стиралки открыта, торчит кончик моего бюстгальтера.

Развесив белье, я на цыпочках прокралась в котельную и осмотрелась, испытывая неловкость. Получается, я шпионю.… Не углядев ничего нового, я уже собиралась вернуться, потянувшись рукой к большому ларю, в нем Глеб хранит инструменты, и откинула крышку. Большой черный мешок для мусора, конец завязан узлом. В мешке оказалось свернутым мое пальто и смятая, пластиковая, пятилитровая бутылка из-под воды. Трясущимися от волнения руками, я отвинтила крышку бутыли, вновь почувствовав дурноту. Одуряющий запах бензина кружил голову, проникая в каждую клетку. Теперь меня сотрясало всю, от волос до пяток. Кожа на голове стянулась, словно оболочка стала мала для начинки, в висках пульсировало жаром. Так вот почему он стыдливо прятал глаза, покидая котельную…

Вернув крышку на место, я выскользнула из душного помещения и вернулась в гостиную. Немного побегала из угла в угол, обнимая себя за плечи. Заглянула в аптечку, выудила таблетки валерианы и выпила две. Толку все равно от них нет. Мысленно подобрала нужные фразы для разговора и решительно поднялась наверх. Глеб спал лицом вниз прямо в одежде, раскинув широко руки. Так падают в кровать, вернувшиеся домой на «автопилоте», крепко выпившие люди. Может он притворяется? Услышал мои шаги и залег.

Я немного постояла, прислушиваясь к его дыханию, и снова спустилась вниз. Выглянула в окно, отмечая; на улице все стихло, МЧС и полиция разъехались, народ разошелся по домам. Меня подмывало выйти из дома, останавливал страх и… угрызения.

Больше часа пролежала на диване, зябко кутаясь в плед и отгоняя навязчивые, пугающие мысли, успокаивая себя — ошибка. Всё это глупая ошибка и есть простые, логичные объяснения пока не ведомые моему сознанию. Меня раздирало на части: разбудить, выяснить, знать здесь и сейчас и определиться, как дальше жить, или же спрятаться в кокон, забыться, оставить на потом.

Утро не принесло облегчения, разве что добавило решимости. Держась за перила, поднимаюсь наверх, переступая через две ступени, и обнаруживаю пустую спальню. Я проверила все помещения верхнего этажа и сбежала вниз, сразу заглянув в котельную. Мешка не было.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍В утреннем свете дом Херальда выглядел пугающе. Черные обгорелые бревна, выбитые окна, прохудившаяся местами крыша. Доска, служившая оформлением фасада, в большинстве отпала и валялась вокруг обуглившимися головешками. Я поежилась и подошла ближе, до полосатой ленты, натянутой вдоль остатков забора. Все внутренне убранство, видневшееся сквозь обгорелую заднюю стену, в жуткой копоти.