Денис: Да. Устьянцев спал на кровати. Вика расстегнула ему рубашку, а меня попросила снимать на телефон. Она забралась на него, уселась ну, туда…

Следователь: На область паха?

Денис: Ну, на область. Села ко мне спиной, двигаться принялась, ну, характерно, понимаете. Я сделал несколько снимков и короткое видео. Мы ушли и прикрыли дверь. На следующий день она сняла такой же номер, купила мне того же цвета рубашку и предложила снять ещё одно видео. Ну, вы понимаете…

Следователь: Уточните.

Денис: Ну… я лежал в той же позе что и Устьянцев, Вика сверху. Сексом занялись, короче. Мне че, я не против, Вика всегда мне нравилась, ещё с детдома. А монтировала она сама, я в этом не смыслю.

Следователь: Голикова объяснила, зачем ей видео?

Денис: Сказала это её жених, вроде как, обманул и бросил ради другой.

На этом моменте Антон Владимирович остановил видео. Видок у него был несколько сконфуженный, подозреваю у меня не лучше.

— Вот что творят, — подытожил он и гораздо мягче добавил: — Вы уж извините, что я вам эту грязь показал. Я подумал, вдруг вы не разобрались… Только меня не выдавайте.

— Да-да, конечно, — на автопилоте заверила я, успевши погрузиться в свои мысли. — Спасибо, вам. Я пойду?

— До свидания. Всего вам хорошего.

Меня мелко потряхивало. Не ведающее границ вероломство сестрицы потрясало. Оказавшись в коридоре, присела на первый свободный стул — голова кружилась от вихря мыслей. «Жить, не оглядываясь в прошлое», сказал мне Глеб. Наверное, он прав. Только что, если это самое прошлое основательно «потопталось» в настоящем… Сколько ещё черноты мне предстоит узнать? Какие гадости заготовило обиженное, больное воображение? Я прикрыла глаза и уперлась затылком в стену.

Странная штука жизнь, цикличная. Вика росла безотцовщиной и моего ребенка сделала таковым. Стоп. Куда это меня понесло? Глупая я, о чём только думала! Нужно бежать, делать хоть что-нибудь, не позволять помыкать мной, распоряжаться моей жизнью. Я подскочила и действительно — побежала.

Я припарковалась у соседнего с отелем здания — рядом не нашлось мест — выскочила из машины, на бегу блокируя дверь, и бросилась к парадному. Потянулась к массивной, ребристой ручке и выпустила её из пальцев, так и не распахнув дверь. Даже не попытавшись.

А что я, собственно, ему скажу? «Привет, милый! Знаешь, ты не виноват, то моя подлюга-сестра козни строит!» Я отступила от двери в сторону, обогнула вазон с ещё не окрепшей петунией и двинула по тротуару. А снимают ли открывшиеся обстоятельства с Глеба вину? Он позволил себе напиться до чертиков и так обойтись с собой. И главное: будем ли мы счастливы?

Беспокойство долбило, подобно дятлу, проникая под самую кожу, поселилось во мне и наверняка уже свило себе гнездо для удобства. Я дошла до перекрестка, ступила на дорогу, ведомая потоком людей, спешащих под зеленый, а на середине проезжей части опомнилась — куда бегу? Развернулась и бросилась назад. Сможешь жить без него? Вероятно, привыкну, человек ко всему привыкает. Надо пробовать. А хочешь пробовать? То-то же…

Я почувствовала легкий, но вполне чувствительный толчок в правом боку. Господи! Это что, мой сын меня сейчас пнул?! «Ты там возмущен или рад?» — прикоснулась я рукой к животу. Замерла, пытаясь прислушаться, не пропустить новый толчок, но ничего подобного не происходило. «Ну, же! Давай, порадуй ещё раз свою мамочку!» Проказник не шевелился. Может, я выдаю желаемое за действительное и это всего-навсего урчал мой завтрак? Я вновь поравнялась с входом в отель и смело ступила в прохладный холл.

— Здравствуйте. Олеся, не могли бы вы пригласить Глеба Андреевича? — обращаюсь к девушке на ресепшен. Просто поинтересуюсь как его дела, скажу, что проезжала мимо. Или попрошу приехать, выкопать мне ямки под туи. Киваю девушке на диван и добавляю: — Я его тут подожду.

Олеся — имя указано на бейдже — белозубо улыбнулась и подчеркнуто вежливо сообщила:

— Глеб Андреевич уехал. Будет после обеда.

«Не судьба» — подумала я и шагнула на выход.

Он не навещал нас две недели. Даже газон его не интересовал. За это время я передала все обязанности Светке и перешла на домашнюю занятость. Пару часов утром и пару после обеда сидела за ноутбуком, разрабатывая дизайн очередного помещения, делала несколько звонков, а остальное время бесцельно слонялась по дому. А потом наступала ночь, я лежала и вглядывалась в потолок, отмечая, засыпать на спине становится с каждым днем всё трудней.

Всякий раз меня подмывало набрать номер и позвонить — чего проще. Но в эти минуты я вспоминала, как безжалостно обошлась с ним: развелась не раздумывая, даже не выслушав, не позволив и слова произнести в свою защиту. И вот сейчас, когда я готова капитулировать, рухнуть, как Берлинская стена, Глебу, похоже, надоело таскаться сюда.

«— Давай, уйми гордыню, — подначиваю себя и снова откладываю телефон». Вглядываюсь в экран, гипнотизирую его, посылаю флюиды — не действует. В один из таких «сеансов» телефон и вправду зазвонил — Светка. «Таймыр, я вызывала не тебя», простонала я.

Через месяц я не выдержала и набрала. Он не ответил. И я кляла себя на чем свет, бранила за несдержанность. А когда, через двадцать минут, Глеб перезвонил, после раздавшегося «Юлька, ты звонила?», закричала:

— Высадил свой дурацкий газон, так смотри за ним!

И бросила трубку. Он тут же перезвонил, но теперь не брала трубку я. Через пару минут пришло СМС.

«Я в Воронеже, прокачиваю новый отель. Вернусь через неделю — побрею. К газонокосилке близко не подходи!»

Нашла на карте Воронеж — больше тысячи километров.

Вернулся он через пять дней. Я слышала, как прошел в котельную, переоделся в комбинезон, а через пять минут заурчала газонокосилка. Я бросилась в недавно оборудованную детскую и принялась смахивать с комода несуществующую пыль. А потом ходила из угла в угол, топча пушистый белый ковер, прикидывая куда поставлю кроватку, словно это момент ещё не решеный.

Только смолкла косилка, сердце застучало как бешенное, может, оно и раньше стучало, а рёв аппарата перекрывал, приглушал его. Глеб переоделся, умылся в ванной, прошел в гостиную — отец там смотрел телевизор — и заговорил. Я прокралась к лестнице — подслушивать. Разобрала только отдельные слова. Судя по всему, интересуется здоровьем отца. Вскоре возник в холле, а я шмыгнула назад, в детскую. Подхватила салфетку, распахнула шкаф и замерла — уйдет?

Я протирала третью полку, когда услышала:

— Ого! Здорово ты оборудовала комнату. Привет.

Обернулась на голос — Глеб стоял в дверях. Посвежевший, загорелый и уверенный. Такой… прежний.

— Ты же знаешь, что я не сама, мои помогли.

— Без тебя всё равно не обошлось, — подмигнул он. Осмотрелся, заприметил кресло в углу и спросил: — Присяду?

— Пожалуйста, — пожала я плечами и вернулась к полкам. Дотерла оставшиеся, проверила дрожат ли руки, прикрыла шкаф и повернулась к нему. Как будто, не дрожали. Почти. Разве только чуть-чуть. На всякий случай завела их за спину, тогда живот выпирал сильнее, пришлось вернуть. Я смяла салфетку в одной руке и обвела взглядом комнату:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍— Симпатично?

— Мне нравится.

Он смотрел в упор, глаза улыбались, но я отметила — заискивающий взгляд испарился. Прошла к окну, чуть сдвинула штору, оценила газон и спросила:

— Как Воронеж?

— Жарко, душно. Вымотался, но в целом неплохо. Работа отвлекает. Как ты?

— Нормально. Меня больше не тошнит, но я не могу спать на спине. А ещё он пинается.

— Можно потрогать? — протянул он руку.

Я пожала плечами, а Глеб поднялся и подошел. Аккуратно притронулся к животу и замер. Беременные женщины способны возбуждаться, сделала я открытие. «Конечно, способны, они что не живые?» — с сарказмом замечает внутренний голос.