То, что его уже довольно давно преследует чувство внимательного, недоброго взгляда, студент понял, когда окончательно выбился из сил и стал выбирать место присесть. После встреченного полчаса… может, час назад? — муравейника величиной с маленькую избу — доверять седалище первому попавшемуся поваленному стволу отчаянно не хотелось. Тем более парень сам стал свидетелем, как из дупла в подобном убежище гадюка атаковала очередную «инфарктную» лягушенцию. Может, и не гадюка — в змеях Степа разбирался тоже примерно никак. Но клыки у твари, прежде чем те вонзились в земноводные, словно в замедленном кино разглядел. И поспешил убраться куда подальше.
Однако усталость и нервное истощение сделали свое дело. Боль от сбитых мозолей наконец-то смогла достучаться до сознания парня, пропитанная потом рубашка неприятно липла к спине. Штаны… не стоит о грустном, целы и ладно. Наверное, целы — на себе не все разглядишь. И вот тут-то спина аж зачесалась от фантомного, но такого реального ощущения чужого раздраженного прищура.
Разумеется, парень крутанулся на пятке, судорожно вертя головой. Вотще. Листья, листья, стволы деревьев, трава, еще листья, мелькающие в кустах мелкие лесные пичуги, чуть не залетевший в глаз пробравшийся под очки комар, опять листья. И уже охрипшее сиплое карканье-кряхтение — неужели так и не отстала дура-птица? И никак не получалось поймать направление медленно усиливающегося и наливающегося злобой внимания. Да что за чёрт?!
Сидеть расхотелось совершенно, и Степан, едва не потеряв едва заметную звериную тропу под ногами, двинулся куда шел… все прибавляя и прибавляя шаг! Потому что чужой взгляд уже не просто упирался в его спину, а натурально начал жечь! Да и легче шагать вдруг стало — ставшая более видимой стежка пошла под уклон, надо полагать к тому самому потерянному ранее ручью.
«Вода — это спасение! Надо скорее к ней!» — эта мысль отчего-то прочнее других засела в мозгах, заставляя едва ли не срываться на бег. Несколько раз студент поднимал голову, машинально пытаясь оглядется — и тут же терял вроде как широкую уже и натоптанную «путеводную нить» под ногами. Приходилось судорожно озираться — тропа всегда оказывалась не там, где, кажется, должна была быть. Наваждение какое-то!
Все кончилось внезапно: Степа вылетел, почти выбежал на небольшую круглую полянку. В центре заросшего травой пятачка торчал сухой обломанный остов давно погибшего дерева, рябой от неровно отслоившейся коры и такой толстый, что не вдруг и охватишь. Почему-то с первого взгляда было понятно, что трехметровый пень мог оставить только и исключительно дуб. Мрачную картину столкновения буйства лесной жизни и неотвратимой смерти портило разве что разлапистое гнездо сверху на изломе древесины.
Неизвестный злобный наблюдатель за спиной почти осязаемо довольно вздохнул — волосы на затылке зашевелились! И пропал. И не только он. Попаданец заставил себя повернуться… и не обнаружил ни малейших следов широченной тропы, что его сюда привела. Чертовщина какая-то…
— Кра-я-ра!
— Да чтоб тебя!!!
Под громкое хлопанье крыльев в охапку веток, шапкой венчающих пень, плюхнулась ворона. Вот кто уже несколько часов досаждал Степе из-за крон свои заунывным звуковым сопровождением. Может быть даже та самая, что подняла из-за него кипишь у ручья, хоть в это и не верилось по объективным причинам. Ручьем на полянке, кстати говоря, даже не пахло. И местность вокруг простиаралась вокруг ровная, как стол — а ведь он мог поклясться, что последние десять минут бежал под такой хороший уклон…
— Кря-а-р!
— Заткнись, а? — посоветовал громкоголосой скандалистке студент, отворачиваясь. Была б ветка сухая какая потяжелей под ногами — вот ей-ей кинул бы в летающую пернатую крысу!
— Дур-рак-к!
Что?!
Но повернуться Степен не успел: с оглушительным древесным скрипом кто-то размером с великана подхватил его, словно тростинку — и без малейшего труда воздел вверх.
— Кра-ха-ха! — не забыла прокомментировать на удивление разговорчивая ворона.
Глава 2
«Могло быть и хуже.»
Ница уперла кулачки в бока и вдругораз внимательно осмотрела сруб. Еще играющее всеми оттенками медового дерево, одуряюще пахнущее хвоей и плачущее смолой-живицей, низкая дверь под резной притолокой-оберегом, крытая камышом крыша под коньком. Выше всего поднималась печная труба из жженого кирпича. Хотела бы она сказать «мой дом», но…
«Могло быть много хуже! В голой землянке жить, на сыром полу спать пришлось бы. В своей землянке…»
Молодая ведьма непроизвольно поморщилась — и тут же постаралась отогнать от себя недовольство.
«Да, как ни крути — сруб придется отработать. Деревенские небось ликуют: как же, вторую ведающую в помощь заполучить, пусть и временно. Зато материнские подарки — на то и подарки, что даром дадены. Правда, ни того, ни другого не просила…»
Всколыхнувшийся на месте изгнанного недовольства гнев подавить оказалось куда как сложнее. Но справилась: ведьме чувствам поддаваться — верный способ беду на себя накликать! Недаром первые ведающие в Полночный Лес подались — подальше от других людей. Вот только сами люди за ними потянулись…
Встряхнув головой, Куничка все же сделала шаг вперед и взялась за дверную ручку.
* * *
Не так Ница видела своё совершеннолетие, совсем не так. Мечталось, что в день этот она выйдет из родительского терема, гордо да величаво, хозяйкой лесною, поклонится на прощание матери, да шагнет под сень леса. А дальше… Ух, дальше все представлялось несколько смазанно, но от этого не менее величественно! Ведь Лес для ведающего, способного уговорить нечисть да духов, заставить деревья двигаться, а зверей — служить, дом родной. И едой одарит, и кровом. А главное — даст возможность ворожить, ни на кого не оглядываясь!
Ведь в сказках и историях, на которых она выросла, с этого все и начиналось — уходил молодой одаренный из отчего дома, уходил от людей. Кого гнали неблагодарные соседи, кто сам решался по разным причинам на добровольное затворничество в дикой глуши. Возвращались же герой или героиня обязательно стяжав силы и умения великие! Долгое время маленькая Ничка даже не задумывалась: а отчего так? Но пару вёсен назад, уже вовсю помогая матери в её нелегкой стезе, юная ведающая неожиданно для себя нашла такой простой ответ.
Ворожба — так матушка не раз говорила — она чем-то на взращивание сада похожа. Или плетение сложной, запутанной паутины — паукам такое и не снилось. Годы и годы уходят, чтобы договориться с малыми и набольшими духами, чтобы где подчинить и запугать, где умилостивить, а где и банально подкупить нечисть. Одновременно нужно разведать и запомнить грибные, ягодные и всякие иные места заготовок, разместить амулеты, наложить (и успевать вовремя обновлять) заговоры…
Зато каков итог: в земли, где много лет прожил ведающий, разве что сам Дух Леса без спросу ввалиться сможет! А у людей, поселившихся в деревне недалече, какой ни год — урожай, скот хворь седьмой дорогой обходит, да детки все как на подбор здоровые и сильные рождаются. Оттого-то и стоило маменьке пальчиками прищелкнуть да на приглянувшееся место указать — и вот уже сруб стоит, печь сложена не из камня — из лепленного и запеченного до звона кирпича.
Вот почему леcной народ так ценит своих ведающих, всем миром за них стоит да со всем вежеством с просьбами обращается, о подарках не забывая. Но и ведьме ли, колдуну лесному тоже без людей под боком, прямо скажем, не сахар жить. Да, лес кровом поделится и едой одарит — вот только приятно ли питаться одной ягодой с орехами, да мясом без соли, сидя голой на холодном земляном полу?
