Забаровский приобнял мать, выдержал паузу для проформы, отстранил.

– Давай без телячьих нежностей.

Несмотря на усталость, сын настоял на первоочередном посещении вуза. Трамвай от вокзала дополз почти до косогора ступеней серого прямоугольника Пермского технического университета. В сопровождении родственников по коридорам сновали абитуриенты, пересуды сливались в пчелиное жужжание, сквозняки раскрытых окон проветривали деревянную сырость.

Объявление на стенде указало на второй этаж. В фойе актового зала стояли столики с названием кафедр, сидели приемные комиссии. Ребята сбросили багаж у таблички «Авиадвигатели». Плотный мужчина в очках и голубой рубашке с гривой черных волос внимательно изучил аттестаты, передал лысоватому соседу с острым лицом в джинсовой рубахе с коротким рукавом. Аттестат Руслана вызвал легкий энтузиазм.

– К нам из Брянска давно никто не приезжал. – Лысоватый улыбчиво изучал ребят. В серых глазах читался тонкий интеллект, диссонирующий с молодежным прикидом. Круглое лицо подвижно ерзало на длинной шее. – Позвольте представиться – Валерий Георгиевич Навардаускас, завкафедрой «Авиадвигателей», начальник отдела перспективных разработок «Пермских моторов», профессор, доктор наук. Каким ветром?

– Слышали про вашу кафедру. – Забаровский расцвел. – Специально к вам.

– А не лучше было бы поступить в МАИ? Москва намного ближе к Брянску.

Такой поворот слегка озадачил любителя авиации, он наивно полагал – будущая альма матер примет с распростертыми объятиями, как родная мать.

– Говорят, у вас лучшая кафедра в мире! Пусть дальше от родины, зато ближе… – Руслан широко улыбался, размахивая руками, подбирая слова: – К небу!

– О небе нам всем придется забыть и, похоже, надолго. Сейчас идет наземная техника. Работаем на «Газпром», от него хоть есть заказы. Мы с удовольствием примем ваши документы, но подумайте… Может, лучше пойти на горно-нефтяной? Авиацию почти развалили, страна еще долго будет жить за счет нефти и газа. Нужны специалисты в этих областях.

Навардаускас с хитрым прищуром рассматривал Забаровского. Тот решил – испытывает, хотя откровение от Валерия кольнуло больно. В юношеский мозг закрались сомнения.

– Нет, – выдохнул Руслан, – решили сюда, значит, сюда. Сколько человек на место?

– Дай Бог, если наберем две полноценные группы. Сейчас все хотят быть юристами и экономистами, инженерами – почти никто. Если сильно не провалитесь, поступите.

Они сбегали в студенческую поликлинику, прошли медкомиссию, сдали документы. На руки получили квиток с расписанием экзаменов и справку для общежития. На автовокзале мать накупила беляшей, газировки.

– Приедем домой, наедитесь вдоволь, – ворковала она.

Два часа до Нытвы ребята размышляли о правильности выбора, изредка проваливаясь в дрему.

Районный центр встретил чистеньким вокзалом в тени тополей. Поход домой вел в гору по набережной живописного пруда, мимо магазинчиков, мэрии, к новой пятиэтажке.

– Военные построили, нам выделили квартиру от комбината, – объяснила родительница.

Опрятный подъезд, второй этаж, металлическая дверь. Прихожая, хоть парад проводи. Ремонт от застройщика: светло-коричневый линолеум, розовенькие обои. По прямой – обклеенные двери ванной и туалета. Сразу направо – квадратный зал, далее – кухня. Налево – спальня.

Парни помылись с дороги, сели за кухонный стол. Хозяйка тщательно подготовилась: оливье, селедка под шубой, запеченная курочка. Голодные путешественники набили животы до расстегивания ремней, отказались от сна, прошли к телевизору. Флоковый диван прогнулся под сытыми телами. Японская видеодвойка отлично держала картинку, на тумбочной полке лежали боевики с Чак Норрисом и Арнольдом, комедии с Чеви Чейзом. На подоконнике стояла дятьковская ваза со свежими хризантемами.

Мама села в кресло рядом с диваном, открыто любовалась сыном. Забаровский ждал футбол. Одна восьмая финала, Бразилия – США.

– Забыл тебе сказать… – Руслан полуобернулся к приятелю. – Из-за того автогола в матче с американцами убили Андреса Эскобара.

Малышев исказился от ужаса.

– Вот так вот… – вздохнул товарищ. – Сейчас бразильцы накажут, как наших.

– Ты что-то ждал от нашей сборной?

– После того письма, с отказом играть за сборную? Ничего не ждал. Олимпийская молодежь, блин! Надежда страны. Помнишь, как мы сбежали с уроков на финал Сеула? Юра Савичев, растерянный Таффарелл, парашют за шиворот. Как мы радовались, как плакал Теле Сантана, э-эх… А сейчас? Не хотим играть – денег мало платят, Бышовца им подавай. Позор! Разве за деньги играют в сборной? А Садырин – отличный тренер, и без того седой. Интересно, насколько лет они ему жизнь укоротили? Вообще, так обидно… Мы выиграли первый чемпионат Европы, трижды вице-чемпионы, бронза чемпионата мира шестьдесят шестого. А что выиграли всегдашние фавориты – Англия, Испания?.. Домашние чемпионаты мира и Европы, и тоже, как мы, сто лет назад.

– Я бы всех разогнал.

Забаровский отшатнулся, будто от пыхнувшего пламени.

– Ты молчишь, молчишь, потом как выдашь… Хоть стой, хоть падай. Но если честно, я бы тоже. Зря Садырин их обратно взял. А Колосков опять скажет – у нас других нет, любите этих. Вон, Бесчастных – забивной парень, глаза горят, рвется в бой, а сидит в запасе. Лучше молодежь выставить, пусть еще малоумеющую, но хотящую, чем умеющих, но не хотящих. Да что там говорить! Посмотрим лучше на Ромарио и Бебето, которых обыграли шесть лет назад в финале Олимпиады.

Перед началом матча комментатор сообщил об эфедрине, найденном в допинг-пробе Марадоны. Функционеры от футбола дисквалифицировали короля, как в девяностом, теперь по ходу чемпионата. Слишком бодро смотрелась Аргентина, могла замахнуться на титул.

В прихожей послышался лязг ключа в замочной скважине, звук открывающейся двери, покашливание прихода. Родительница мгновенно подскочила, побежала встречать. Сын напрягся, закусил губу, сжался, точно пружина.

В зал вошел коренастый мужичок, на вид лет шестидесяти. Металлургия старит раньше срока. Ершистые волосы разошлись вразнобой. В карих зрачках пылала домна. На щеке зиял шрам. Вошедший с улыбкой оглядел приятелей.

– Оба хороши. А какой мой?

Мать указала.

– Будь здоров, мил человек. – Руку Руслана сжала чугунная лапа. – Петр Матвеич, для тебя просто Петя.

Юноша поджал губы, страдая от неловкости, сподобился на кивок. Отчим смотрел заискивающе, стесняясь провинциального обхождения, поручкался и с Глебом.

– Петруша, иди ужинать, – позвала на кухню родительница, решив о достаточности первого впечатления.

Ребята вернулись к матчу. Малышев смотрел индифферентно, думал об «Адемарусе», ближайшей библиотеке с учебником латыни. Забаровский кусал губы, мысли роились. Взрослый ребенок тяжело принимает нового отца.

– Может, остограмимся? С дороги-то… – В перерыве в зал робко заглянул металлург.

– Мы хотим посмотреть футбол, – отрезал пасынок, уставившись в рекламу.

На следующий день брянцы уехали в Пермь. Руслан бежал от тягости общения, верный друг следовал за лидером.

Парни стояли перед облезлой коробкой десятиэтажного общежития № 7, выполненного заодно с № 8. Перед крыльцом – квадратный асфальт площадки с облагороженным бревном для посиделок. Зеленый ларек с жизненно важными товарами – жвачкой, сигаретами, спиртным. В холодном склепе первого этажа путь преграждал металлический заборчик с вертушкой. От вымытого пола несло хлоркой. В будке за стеклом сидела скукоженная старушка росточком с пень, поросшая мхом, словно трухлявое дерево. Маленькие очочки блестели в полумраке замкнутого пространства.

– Куда? – прокудахтала вахтерша.

– Устраиваться. – Вечный ответчик шмыгнул носом для самообладания.

– Первокурсочки? – Беззубый рот расплылся в улыбке.

– Так и есть.

Забаровский искренне верил – студент звучит гордо, почти так же, как человек.