Они спустились на пляж с детскими «грибками» и зелеными кабинками для переодеваний. Забаровский быстро сбросил рубашку. Галстук лег сверху, туфли аккуратно встали рядом. Лена смущенно отвернулась, рассматривая флору в сумеречной мгле.

– Ты идешь? – оставшись в горошечных семейниках, позвал дружок.

Она покачала головой.

Прохладная вода омывала щиколотки, шампанское бодрило, Руслан быстро зашел по пояс. Пара размашистых гребков, и выпускник перевернулся на спину, освоившись в воде. Подруга собирала цветочки, то присаживаясь на корточки, то выпрямляясь с букетом. Пловец скоро вернулся на берег – одному купаться скучно.

– Водичка отличная! Зря не идешь. – Забаровский обхватил хрупкие плечики, развернул к себе.

Лена боялась поднять глаза, сжимая стебельки цветов. Руслан прижался к пиджаку, согреваясь и обнимая подругу. По телу стекали капли.

– Тогда давай потанцуем! Мы не закончили. – Он закружил Будяк. – «Танго! В Париже танго!»

Сделав обязательное заваливание партнерши, танцор нарочно не подрасчитал и мягко повалил Лену на песок. Пиджак слетел с девичьих плеч, она зажмурилась, крепко прижав букетик к груди. Он скалой навис над голубеньким платьем. Личико возлюбленной дышало свежестью, полуприкрытые веки зыбко подрагивали, – девушка за мгновение до превращения в женщину.

Она любила молча, изучая новые ощущения, пытаясь найти удовольствие. Он радовался мнимой опытности, млел от нежности, задыхался от обладания.

Руслан устало завалился набок, закинув руку за голову, как для чтения Достоевского. Она села, отдышалась, сгоняя розовость горячей кожи.

– Я все-таки искупаюсь. Отвернись. – Глянула из-за плечика, нагой направилась в воду, трогая гладь ладошками.

Они поклялись в вечной любви, а через неделю прощались.

Забаровский с Малышевым всматривались в тусклые разводы плацкартного окна. На перроне силилась улыбнуться Будяк под ручку с прослезившейся бабой Нюрой. Мать Глеба осталась дома готовить ужин, отец задержался на работе.

– Идите уже. – Родственник и сердечный друг махал рукой.

Женщины вздрагивали головками, прикладывали руки к ушам, грустно трепетали. Руслан провел под глазами, вытирая воображаемые слезы. Они тоскливо улыбались, но стояли.

Состав вздрогнул, по цепочке пробежала железная волна, затухая в вечернем тумане. Поскрипывая, старо-зеленый поезд медленно пополз в первопрестольную. По-старушечьи сдержанно всплакнула Баба Нюра, по-детски искренне Лена. Они шли за вагоном, махая на прощание и утирая настоящие слезы. У Забаровского защемило в груди. Глеб с любопытством вглядывался в скорбные фигурки, скоро превратившиеся в едва различимые силуэты.

– Ладно, будем располагаться. У вас верхняя полка? – Лидер дуэта обратился к бойкой старушке с подкрашенными волосами. – Мы вам уступим.

– Вот спасибо! А то я прям, не знала, как заберусь наверх.

– Благородно, – поддержал упитанный мужчина пятидесяти лет в пиджаке поверх красно-черного джемпера, лицом напоминающего сенбернара. – Может, и меняться не придется, займете мое, жду купе. Обещали.

Припорхала проводница.

– Пока место в купейном не освободилось, но через час выходят, я тогда вас предупрежу.

– Ага, – досадно согласился ожидающий.

Женщина собрала билеты и деньги за постель. Выпускники сэкономили на чае. Избалованные попутчики отказались от черного, бабулька согласилась на зеленый с лимоном, «сенбернар» заказал кофе.

– Молодежь, покорять столицу? – Попутчик с любопытством следил за борьбой друзей с бельем.

– Москва – перевалочный пункт, точка назначения – Пермь. – Руслан прервался. Друг помалкивал.

– Поступать или в гости? – коротал час мужчина.

– Поступать, конечно.

– А вы? – Объектом внимания стала старушка. – В гости, но ведь никак не поступать?

– Из гостей. К дочери ездила, внучка повидать. Сама-то давно живу в Москве. Все хочу зятя уговорить переехать – в Брянске работы нет.

– Ааа… – «Сенбернар» зевнул.

– А вы, наверное, тоже москвич? – поддержал затухающий разговор Забаровский.

– Точно! Как догадался?

– Интуиция!

– Не подводила?

– Ни разу!

Они посмеялись, проникаясь симпатией.

Прилетела проводница.

– Через час освободится – я тогда предупрежу.

– Ага. – Респектабельный попутчик воспринимал участие, как должное.

Малышев аккуратно разгладил складки посеревшей от чрезмерного употребления простыни и забрался наверх аккурат напротив москвича. Товарищ небрежно затолкал края под матрац – материя рюшками свесилась с полки, выпускник присел рядом со столичником.

– А вы, какими судьбами в Брянске?

– По делам.

С чаем вернулась проводница, участливо вздохнула джемперу, упорхала обратно. Из внутреннего кармана московского пиджака вынырнул московский коньяк.

– Молодежь, вам уже можно? – Мужчина покосился на брянцев.

– Можно, но не нужно. – Руслан покосился на приятеля.

Глеб уже раскрыл «Астрологию» и растворился в звездном небе.

– Вам плеснуть? – Бутылка приглашающе клюнула бабульке.

– Ой, что вы, что вы? – Некоренная замахала руками. – Давление.

Коньяк, булькнув пару-тройку раз, разошелся шоколадной пеленой по краям стакана, растворяясь в растворимом кофе.

– В поездах у меня традиция… – Из кожаного портфеля первопрестольника появился сверток мятой фольги. – …должен съесть курицу… целиком!

По мере разворачивания разносился аппетитный аромат запеченной птицы. Голодный Забаровский интеллигентно втягивал запах тонкой струйкой. Сам отказался от бабушкиных разносолов – счел анахронизмом. Друг с верхней полки на секунду оторвался от фолианта, но стоическим усилием вернулся к чтению.

– Так вот, молодые люди… – Москвич причмокивал, проглатывая ломтики мяса, запивая коньячным кофейком. – Не знаю как вы, а моя слабость… собаки! Вы любите собак, юноша? – Столичный взгляд вперился в соседа.

– Люблю. – Руслан шмыгнул, заглатывая аромат на два раза.

– А знаете ли вы, что… – Мужчина хмелел от кофе. – В мире насчитывается более четырехсот пород собак!.. Вот вы, какие знаете?

– Овчарка, лайка… колли.

– Вы можете что-нибудь добавить к этому внушительному списку? – Куриная ножка указала на бабульку.

– Я еще знаю водолаза – такая большая, черная, лохматая… – точно школьница описала попутчица.

– Мне вы можете не объяснять. – «Сенбернар» замахал обглоданной ножкой. – Эту породу правильнее называть «ньюфаундленд» по острову, принадлежащему… Кстати! Объявляется викторина. С единственным вопросом – кому принадлежит остров Ньюфаундленд?

Бабулька сделала вспоминающий вид, Забаровский почесал затылок.

– Молодой человек на верхней полке… – Раскачиваясь в такт перестуку колес, столичник с трудом поднял глаза. Он покончил с кофе и теперь хлестал чистый коньяк. – …в вашей книге об этом ничего не сказано?

– Нет, – буркнул Малышев.

– Жаль, но вы все равно участвуете. Даю двадцать три попытки!

– Канаде. – Мягкий голосок раздался с боковушки, от скучающей женщины лет сорока с наружностью серой мышки.

– Сударыня, примите мои восхищения. – Жирная ладонь москвича хлопнула джемпер в области груди. – Какая красивая, а главное, умная женщина! Идите же скорее к нам! Подвинься, парень.

Лидер брянского дуэта придвинулся ближе к говоруну.

– Спасибо, не нужно. Я и отсюда прекрасно слышу.

– Хорошо, – согласился мужчина, – но вы теперь тоже участвуете… да! А вопросы еще будут, это я вам гарантирую.

Припорхала сияющая, словно начищенная бляха, проводница.

– Через пятнадцать минут можете переходить!

– Да нет, спасибо. Остаюсь. Уже открыл курицу, да и компания здесь подобралась… интересная.

Вагоновожатая оглядела присутствующих оценивающим взглядом, не обнаружив интересностей, ушла медленно и обиженно.

– Приоткрою вам завесу тайны. – Душа компании многозначительно поднял палец вверх. – Я – собаковод со стажем. Сейчас это дело становится прибыльным – у людей появились бабки, подавай им редкие породы.