– И для меня! – смеясь, признался Сашка и вдруг преградил Кате путь. – Кстати, можем повысить свой уровень прослушиванием иностранной музыки. Вместо танцев. Время ещё не позднее. Мы потом тебя проводим!

– Что?… А Лёня? Вы что забыли? Он же меня на танцах ждёт! – напомнила Катя и внимательно осмотрела лица обоих.

– И что с того? – округлив глаза, бросился на помощь другу Борис, – не хочешь музыку, можно погулять в парке. Говорят, очень полезно шуршать листьями. Для нервов!

– Соглашайся, Кать! – воскликнул Сашка и сделал попытку взять её за руку, но Катя вырвала её и подозрительно уставилась на ребят.

– Да вы что? Сговорились? Издеваетесь? Нас Лёня ждёт! Так и скажите, что не пойдёте! Я и без вас обойдусь! А с нервами у меня порядок, между прочим!

Мальчишки переглянулись и неохотно двинулись вслед за ней. Катя радостно встала между ними и взяла их под руки. Имея у себя дома не лучший образец мужского поведения, она очень гордилась дружбой с мальчишками, а их заботу в отношении себя воспринимала как щедрый подарок судьбы и проявление тех братских чувств, в которых та ей отказала.

Приняв толпы молодых людей у Дома культуры, улица разводила их по другим улицам и переулкам и пустела прямо на глазах, оставив лишь тех, кто спешил на танцы. Музыка разносилась по всей округе и на мосту, соединившем две части города, вдруг стала настолько громкой, что вынудила Катю накинуть капюшон и заткнуть уши.

– Как здесь люди живут!

Сашка пожал плечами и ответил той грустной улыбкой, за которой обычно что-то хотят скрыть.

– Под музыку! Круто же! – вместо него ответил Борис, но перед этим взглянул на Сашку, обозначив на своём лице признаки беспокойства. Что-то между ними происходило сегодня, Катя видела это, но не придала значения. Мало ли что может случиться в жизни двух интересных экземпляров противоположного пола. Она успела заметить, что девчонки из параллельных классов поглядывали на них двоих с интересом. Кате доставались ухмылки. Но, видимо, она привыкла к подобному поведению и даже научилась получать удовольствие. Настроение, несколько подпорченное отсутствием Лёни, снова начало улучшаться. Ветер задувал сбоку и, подхватывая целыми охапками, гнал опавшую, но ещё не утратившую яркости, листву поперёк улицы прямо к дверям комендатуры и крыльцу магазина «Ткани».

Злющий в этом месте, независимо от времени года, именно ветер когда-то крутил колесо мельницы, перемалывая зерно в муку. Сейчас это мрачное громоздкое здание с облупившейся штукатуркой бездействовало. Часть его, утратив настоящее предназначение, служила тоннельным проходом для пешеходов. После него дорога шла в гору. За банком, выйдя на центральную площадь, поворачивала направо. Здесь, сразу после церкви, имеющей собственную территорию, дома следовали один за другим, иногда вплотную, и так по всему периметру сквера, который находился как раз за спиной вождя пролетариата. Сам вождь, как и положено, указывал рукой в сторону здания городской администрации. Единственное из всех, здесь имеющихся, оно поднималось выше двух этажей. Заросший старыми кривыми ясенями и изрядно запущенный, именно сквер с памятником погибшим воинам в центре не позволял представить целиком весь замысел архитектора – если верить историческим данным – итальянца, приглашённого в эти места бывшим владельцем имения, от которого осталось несколько старинных особняков, а также старинный парк – и до сей поры очень красивый. Катя знала наизусть каждый дефект на старых постройках, отчаявшихся ждать реставрационных работ, но раздавала улыбки и выглядела так, будто всё это уже случилось.

Мальчишки, напротив, становились всё мрачней.

– Та-а ак! – наконец что-то заметив, остановилась она и, добавив взгляду требовательности, скомандовала, – или поезжайте домой, или не портите мне настроение!

Борис тоже остановился и – могло показаться – всё-таки обнаружил внутри себя необходимое устройство для смены программы. По крайней мере, придал всему облику искреннего недоумения и ответил за двоих:

– А мы чё? Мы ничё!

В этой паре – что всегда удивляло Катю – совершенно разных людей, Борис был заперт изнутри, Сашка, наоборот, откровенен до беззащитности и напрочь лишён склонности к лицедейству. Сейчас тоже не играл. Выдержал взгляд Бориса и эти невнятные объяснения, потом опустил голову и стал ковырять ботинком выбоину в тротуаре.

Поведение обоих выбивалось из нормы, Катя видела это, но обошлась обычным женским любопытством.

– Не пойму я что-то, что с нашим Краммером! Ты не знаешь, Борь?

На этот раз Сашка даже не взглянул в её сторону, лишь махнул рукой и с видом полной обречённости двинулся в сторону распахнутых дверей Дома офицеров.

Пока мальчишки возились с мелочью, покупая билеты, Катя изнывала от нетерпения. О том, что танцы в разгаре, говорило отсутствие людей у кассы, а также на улице. Значит, искать Лёню следовало здесь, по опыту отношений с ним – рядом со сценой.

Катя даже не стала снимать куртку и, едва попала в холл, бросилась к одному из двух проёмов, ведущих в зал.

Зал, предназначенный для танцев, находился ниже остальных частей здания. Лёню она отыскала быстрее, чем ожидала, и уже собралась привлечь его внимание, как вдруг заметила девушку, которая повисла на его руке и, рассказывая о чём-то, заглядывала ему в глаза и смеялась. Сам Лёня выглядел несколько потерянно, во всяком случае, почти не реагировал на то, что ему говорили, и без конца, шаг за шагом, обыскивал зал глазами. Наконец остановился на Кате и виноватым взглядом буквально пригвоздил её к месту. Длилось это доли секунды, но за это время она успела заново прожить все болезненные и все странные моменты последнего времени, а также понять, что именно стояло за попытками мальчишек помешать её намерениям. Теперь уже правда была видна всем, кто находился в зале. И тот сначала запрыгал перед глазами Кати, потом поплыл.

– Вы всё знали? – резко повернувшись к мальчишкам, спросила она и повторила, – да? Знали?

Её подмывало спросить про девушку, кто она, откуда взялась, но Катя понимала, что эти вопросы, включая те, что она озвучила, не предполагали ответа, разве этим ответом были несчастные глаза её друзей. Смотреть в глаза они не решались, но, если вдруг отрывали взгляд от пола, то лишь затем, чтобы подтвердить решимость разделить с ней тяжесть этого момента.

Как только Катя обзавелась парнем, она каждый день открывала в себе какие-то скрытые резервы и совершенно не понимала, куда подевались слёзы и та размазня, которая должна была бежать домой и там дать волю чувствам!

– Вы со мной или здесь подождёте? – спросила она и решительно сняла куртку. Друзья переглянулись, но, не отважившись перечить, сдали одежду в гардероб и сквозь танцующую толпу стали пробираться к эстраде. Катя шла впереди. Иногда она задевала кого-то локтем, но даже не извинялась. Люди расступались перед ней и потом провожали недоумением на лицах, в котором всё более явственно проступало любопытство. Чего от неё ждут, она прекрасно понимала. Люди во все времена одинаковы. Они жаждут зрелищ. Это их пища, сродни хлебу. Ничто не радует их больше, чем чужие страдания. Катя не понимала, откуда она знает об этом, но совершенно точно не собиралась давать пищу для сплетен, устраивая сцен ревности. Всё, чего она хотела – рассмотреть свою соперницу. В голове упрямо, отбойными молотками, звучали слова Гали: «Ни одной Лёнькиной девчонке ты в подмётки не годишься». Убедиться в этом Катя могла практически без помех. Незнакомка не подозревала, что за ней наблюдают и вела себя так естественно, как если бы осталась с Лёней наедине. Огромные голубые глаза, ни грамма косметики, простая стрижка. Во всех жестах спокойная уверенность. Взгляд, полный немого обожания, иногда скользил по залу и тотчас возвращался к объекту своей любви. И это сразу сблизило Катю с этой девушкой, позволив забыть о том, что её появление перечеркнуло разом все её мечты и все надежды. Катя не злилась, не испытывала к ней ненависти, не искала изъянов. Она была изумлена и растеряна. И совсем не девушку видела причиной своих бед, и даже не Лёню, а собственную глупость, не позволившую понять сразу, что у такого парня обязательно есть девушка. Даже слова Гали не выглядели такими обидными, разве только тон. Мальчишки стояли рядом и терпеливо ждали, когда потребуется их помощь. Лица обоих не выражали ничего, кроме страдальческого сожаления.