– Здравствуйте, – чуть поклонился, – меня зовут Хван Лим, тема моего сегодняшнего повествования – «Клуб Певчих Птиц». Но для начала я оговорюсь. Тема действительно очень мрачная, но эти люди были важны для истории и культуры, потому, – он боязливо взглянул на преподавателя, но тот подбадривающе тряхнул ладонями, как бы подгоняя, – да, «Клуб Певчих Птиц». Он придуман из-за возраста, в которым несколько музыкантов покинули этот мир. У клуба есть несколько принципов: общество принимает туда участников только после смерти. Второй принцип – вписаны исполнители рок-музыки и блюза. Третий – артисты уходят на пике своей славы. На данный момент насчитывается сорок восемь участников. Последней стала певица Эми Таус, а перед ней Курт Кайлин. Он, – голос Хван дрогнул. Лим автоматически поднес руку к горлу и потер его. – Он совершил самоубийство, – почувствовал сухость во рту. – Кайлин застрелился из дробовика. Его тело нашли…

Но рассказ был прерван. Хван закрыл ладонью глаза, но не смог спрятать слезы, которые покатились по щекам. Ошарашенные ученики начали шептаться, поглядывая на парня, стоявшего в самом центре оперного зала. А Лим все не мог успокоиться. Простой плач перешел в рыдания. Он не мог его контролировать. Все дошло до такой крайности, что учителю пришлось вывести того в холл. Мужчина усадил Хвана на один из диванов в коридоре и протянул бумажную салфетку. Лим охотно принял предмет из чужих пястей и начал вытирать влагу с лица.

– Я не думал, что ты такой сентиментальный, – преподаватель мягко похлопал его по предплечью, сидя рядом, – но это не плохо. Искусство требует эмоций, требует скорби зачастую. Или тебя не музыканты расстроили? – мужчина наклонился, чтобы увидеть лик второго. – За друга переживаешь? Не волнуйся, он всего лишь подцепил простуду. От нее даже не умирают. Все будет хорошо. Приходи, как полегчает. А доклад был хорошим, молодец, – поднялся и удалился обратно, в помещение, где его ждали остальные.

Простуда… Никто не знал, что произошло на самом деле. Родители Маркуса, как и он сам, решили сохранить тайну. Даже Хван распознал совершенно случайно. Он пришел навестить его, как обычно делал, когда тому нездоровилось. Дверь открыла госпожа Итон. Она, безусловно, обрадовалась Хвану, но не впускала в жилище. Говорила, что сейчас они заняты. Однако Лим заметил Маркуса, который спустился, надев наушники. Маркус не слышал, как кто-то пришел на порог. Он привычно потянулся за графином с водой. И тогда сердце Хвана упало. Улыбка моментально покинула лицо. На запястьи Маркуса, от ладони и до сгиба локтя, тянулся огромный шрам. Вторая оголенная рука показала те же результаты. Ему еще не успели снять швы. Выглядело не просто жутко – тошнотворно. Маркус, разворачиваясь, поднял голову. Они встретились взглядами. Лим задавал всего один немой вопрос: «Почему?». Дверь захлопнулась прямо перед его носом, когда госпожа Итон уловила их зрительный контакт. Она пыталась защитить сына всеми способами, которые были доступны. Даже, если цена тому – молчание и пожизненное ношение длинных рукавов. Никто не должен знать истину. Никто не должен знать, что Маркус пытался покончить с собой. Его сразу же припишут к душевнобольным, возникнут проблемы с общественностью и появятся новые вопросы, потом теории, а следом – поползут слухи. Слухи способны разрушить все под корню. Люди, голодные до провокаций и сенсаций, не отпустят семью Итон, зажав в тиски.

Маркус сделал самое привычное – спрятался в спальне. Он ходил взад-вперед, как заведенная игрушка с рынка. По привычке проверял телефон – вдруг Хван позвонит? Он же не оставит увиденное просто так. Обязательно спросит и не отцепится, пока не найдет ответ. Черт бы побрал его…

Маркус услышал позади шум. Он ошарашено округлил глаза, когда пальцы Хвана подняли оконную раму с внешней стороны. Тот швырнул в комнату свой рюкзак, а следом поставил обутую ногу прямо на письменный стол. Лим неуклюже забрался внутрь, чуть не запутавшись в занавеске. То, каким образом тот вообще залез на второй этаж, так и осталось загадкой. Хван медленно подошел к другу, осторожно, словно боялся спугнуть его. Он остановился, сохраняя между ними небольшую, комфортную дистанцию.

– Почему так поступил? – прошептал реплику. – Почему сделал это?

Маркус понятия не имел, как объяснить, как растолковать?

– Потому, что мне сложно.

– Сложно? – Лим выпал в осадок. – И ничего не сказал мне?

– Есть вещи, которые я не могу рассказать.

– Ты убил кого-то?

Маркус остолбенел, видя, как испуг заполнял лицо Хвана.

– Что? Чт… Нет, нет, я никого не убивал. Там… Другие причины…

– Хватит отлынивать, – Хван злился, но не переходил границу. Он отдавал себе отчет в состоянии другого и не хотел ничего ухудшить. – Маркус, ты должен рассказывать все. Вообще все. Ты – мой лучший друг. Я лучше узнаю какую-нибудь грязь, чем потеряю тебя. На кону стоит жизнь. Твоя жизнь, кусок… Кусок. У нас есть мечта. Ты и я, – он едва касаемо ткнул ему в грудь указательным пальцем, – должны отправиться в Элизиум. Что я буду делать там один? Что я буду делать, если просру тебя? Ты мне нужен.

– Не нужен, – тон Маркуса звучал расстроено вразрез фразам, что говорил. – Я – лишний груз. Ты во всем лучше меня. Я тобой восхищаюсь. Ты с таким усердием относишься к своему будущему. Издалека видно, кем станешь. А у меня нет грядущего. Я не настолько яркий, амбициозный или сосредоточенный. Не так сильно стараюсь, не прикладываю столько усилий. Иногда мне кажется, что путь, который я выбрал, просто мираж, который исчезнет с секунды на секунду.

– И… Потому решил… Ты понял.

Хван кивнул на исполосованные нитками кисти – не хотел произносить вслух. Он банально не сможет. Заговорить о самоубийстве близкого человека выше его сил. Маркус отрицательно покачал головой. Он немного повременил прежде, чем продолжить разговор.

– Причина не в моей глупости.

– Ты не глупый.

– Не перебивай, – Итон нахмурился. – Я пытаюсь собрать мысли воедино. Ты, черт возьми, даже не представляешь, насколько оно затруднительно. Понимаешь, я боюсь, что ты отвернешься. Самое важное для меня, как показал скромный опыт, это наша дружба. Не каждый день встретишь такого человека, как ты. К тебе все тянутся. Потому, что светишься пуще остальных…

– К чему ведешь? – Лим немного замялся. Похвала хоть и приятна, но он не ощущал, будто действительно заслужил ее.

Какой смысл откладывать неизбежное? Сколько не оттягивай момент, но время будет падать слоями, собираясь в единую массу. Такой миг не пропустить. Начало уже положено, так какая суть сдавать назад?

– Хван, – ноготь впился в эпидермис пальца, – я люблю тебя.

Но Лим не выглядел шокированным. Он по-прежнему выжидающе пялился на Маркуса, будто не получил то, за чем появился перед ним.

– Я тоже тебя люблю, а теперь говори причину.

Маркус нервно усмехнулся. До чего же очаровательный и растерянный человек стоит рядом.

– Ты не понял, – Маркус попробовал произнести слова нежнее, чуть меняя интонацию, – я люблю тебя.

Он перевел взгляд на губы напротив. Маркус взялся за чужое лицо и подался вперед. Не стал заходить слишком далеко – просто символический поцелуй, чтобы окончательно развеять чужие сомнения об истинности высказывания. За ту секунду, что они был так близко, смог почувствовать под ладонями мягкую кожу. Губы Лима сухие, но Маркус и не строил никаких фантазий – он знал, кого целует. Когда Хвана освободили от плена пальцев, он оглушено захлопал ресницами. Не такого ожидал от разговора. Но, признаться честно, догадывался, однако убеждал себя в обратном. Маркус и Куан… У них ведь что-то было. Или… Хван опять где-то ошибся?