Врач торжествующе улыбнулась.

— Доказательством чего? — насторожился Даниэль.

— Что ваша личность подлинная. И всеобъемлющая. Если бы в вас остался хоть малейший след от Макса, вы попросту не смогли бы войти во Вторую зону. Но вы стерли его полностью. Не знаю, как это произошло. Возможно, здесь имеется связь с вашим первым электрошоком…

— Моим первым?!

— Прошлым летом.

— Но то произошло с Максом, — запротестовал Даниэль.

Гизела поспешно закивала.

— Конечно-конечно. Когда вы еще были Максом. Тогда вы тоже потеряли сознание и на какое-то время даже лишились памяти. Вскоре вы поправились, но что-то с вами произошло. Вы стали спокойнее, замкнулись в себе. И когда к вам приехал брат, вы переняли его личность. Усвоили его язык тела и естественные манеры. А когда он покинул клинику, уверовали, будто вы — это он. И так превратились в Даниэля. Приятного, чуткого и бескорыстного человека. Даже если это лишь временно, все равно прекрасно.

Она улыбалась, глаза ее блестели.

— Это первый случай, когда нам удалось наблюдать перемену в нашем резиденте. Более того, позитивную перемену. Для наших исследований это весьма обнадеживающее событие.

Даниэля замутило. Он отложил вилку и нож.

— Так вот до чего вы додумались! — воскликнул он. — Что я страдаю раздвоением личности?!

— Не думаю, что «страдать» уместное слово. В вашем конкретном случае это исключительно положительный сдвиг. Даже если Макс и вернется, внутри вас останется Даниэль, и на нем-то нам и необходимо будет сосредоточиться и попытаться извлечь его заново. Все идет к тому, что это и есть наш долгожданный прорыв.

— Так вы не поверили ни единому моему слову? Не поверили, что Макс сбежал, а я его брат-близнец?

Вконец возмущенный, Даниэль попытался встать, но из-за боли в ноге снова рухнул на стул.

Гизела Оберманн аккуратно обмакнула рот льняной салфеткой.

— Даниэль, я всецело верю, что эта история реальна для вас, — дипломатично ответила она. — Но как Макс вы ничего не помните из своей жизни. В случаях диссоциативного расстройства личности потеря памяти скорее правило, нежели исключение.

От отчаяния Даниэль готов был разрыдаться.

— Но вы все равно отпустите меня, а?

— Отпустить? — Врач потрясенно воззрилась на него. — Нет, боюсь, нет. Ни в коем случае. Вы же золотое яйцо. Наше первое свидетельство успеха. Мы будем наблюдать за вами денно и нощно, чтобы убедиться, что вы в полном порядке. Кофе хотите?

Она взяла с тележки кофейник и две чашки.

Даниэль сокрушенно покачал головой. Наливая себе кофе, Гизела как ни в чем не бывало продолжала:

— Завтра я провожу собрание с коллегами и там-то и собираюсь представить свою теорию касательно вашего состояния. Уж на этот-то раз они мне поверят.

Она на мгновение растянула губы в улыбке и сделала глоток. Щеки у нее пылали, голос звенел от возбуждения.

— Надеюсь, мне не придется там присутствовать.

— Как это не придется? Даниэль, да вы же будете гвоздем программы! — Гизела протянула ему вазочку с шоколадно-миндальным печеньем. Он даже не взглянул на него.

— Так когда же меня отпустят?

— Когда тайна психопатии будет раскрыта. — Врач отправила печенюшку в рот и поставила вазочку обратно на тележку. — Ваша история болезни обещает обернуться нашим первым пролеченным случаем. Первый исцеленный психопат! И когда вы уже не будете нам нужны для исследований, тогда… — Она пожала плечами. — Что ж, вполне допустимо, что вы станете первым в истории человеком, которого выписали из нашей клиники.

Гизела внезапно застыла, будто до нее только дошел смысл сказанного и показался совершенно невероятным. Затем, однако, она снова оживилась.

— Выписали? Ну конечно! Почему ж нет-то? Вправду, почему нет?

— И когда?

— Ах… — Ее улыбка чуть померкла. — Как минимум через несколько лет. Серьезные исследования требуют времени, как вам должно быть известно. Но уход за вами будет безупречным, в этом не сомневайтесь.

Гизела протянула руку через стол и нежно погладила Даниэля по щеке. Он отшатнулся.

Да она же безумна, в который раз подумалось ему. Даже не стоит придавать значения тому, что она несет. Ее сумасшествие стало очевидно ему после первой же встречи. Эти мимолетные вспышки чего-то мрачного и надломленного в ее глазах. Как будто в окне появляется чье-то лицо и тут же скрывается, стоит лишь обратить на него внимание. Затем в голову ему пришла другая мысль.

— Вот вы все про психопатов говорите. Значит ли это, что Макс тоже психопат?

— А как же тогда он оказался в Химмельстале?

— Но ведь реальных оснований для такого диагноза нет, я правильно понимаю? Он лишь перегорел на работе. Маниакально-депрессивный психоз. Порой на него находит. Но это же не превращает его в психопата, разве нет?

Врач рассмеялась.

— «Маниакально-депрессивный психоз» и «порой находит»? Может, и так. Вот только сидите вы сейчас передо мной отнюдь не по этой причине, мой дорогой Макс—Даниэль. Погодите-ка, я вам кое-что покажу.

Гизела встала и подошла к небольшому картотечному шкафу позади рабочего стола. Достала из одного ящика пачку фотографий и затем положила ее перед Даниэлем.

— Эти снимки вам о чем-нибудь говорят?

Он посмотрел на верхнюю фотографию. Мертвый полуобнаженный мужчина, лежащий в луже крови на полу в ванной. Следующая: наполовину размозженное лицо этого же мужчины крупным планом. Единственный уцелевший глаз бессмысленно таращится из каши свернувшейся крови. Исполненный ужаса и отвращения, Даниэль поднял взгляд на врача. Та внимательно за ним наблюдала.

На следующем снимке была запечатлена обнаженная по пояс девушка. Живая, но зверски избитая. Отвернувшись от камеры, она демонстрировала спину и плечо, сплошь покрытые порезами и синяками. Чья-то рука придерживала ее длинные темные волосы, чтобы были видны ранения. Еще две фотографии с ней: спереди в полный рост и крупный план изувеченного лица. Полицейские снимки.

Последний Даниэль принялся внимательно рассматривать. Гизела тут же подалась вперед и шепотом спросила:

— Вы ее узнаете?

— Нет. Кто это?

— Они встали Максу поперек дороги. Обоим не повезло с ним столкнуться.

— А девушка-то кто?

— Итальянка, с которой Макс состоял в отношениях. Она бросила его и стала встречаться с другим. С ним.

Гизела взяла фотографию размозженного лица мужчины и сунула Даниэлю под нос. Он смотрел на нее несколько секунд, затем отвел взгляд в сторону.

Тогда врач разложила фотографии по столу.

— Что вы чувствуете?

— Уберите. Это отвратительно.

— Вы спрашивали о девушке, но не о мужчине. Девушка вас заинтересовала больше?

Даниэль яростно замотал головой, но смотреть на снимки по-прежнему избегал.

— Конечно же, то был отнюдь не первый раз, когда он проделывал подобное, так ведь? — продолжала Гизела.

Дрожащими руками Даниэль собрал фотографии и перевернул пачку изображениями вниз.

— Макс этого не делал, — уверенно заявил он. — Он никогда не проявлял склонности к насилию.

— Вот как? Насколько хорошо вы его знали? — усмехнулась женщина и отнесла снимки обратно в картотечный шкаф.

Какое-то время он молча сидел, затем покачал головой и повторил:

— Макс не мог этого сделать.

Гизела Оберманн пристально смотрела на него, ожидая продолжения. Даниэль, однако, предпочел не возвращаться к фотографиям. Делано равнодушным тоном он изрек:

— Значит, это клиника для психопатов?

— Да.

— Обнесенная скрытым барьером?

Врач кивнула.

— Но зоны окружают всю долину, а не только клинику. А как же тогда с внешним миром контактируют жители деревни?

Она непонимающе уставилась на него.

— Уж не хотите ли вы сказать, что сельчане… — Даниэль судорожно сглотнул. — Что они тоже пациенты?

— Не пациенты. Мы предпочитаем назвать их резидентами. В Химмельстале все резиденты. Одни проживают в корпусах клиники или, как вы, в коттеджах на ее территории. Другие — внизу в деревне или в собственных домах по всей долине. Все зависит от их предпочтений и рекомендаций руководства клиники.