Продавец поправил стопку футболок и медленно повернулся к нему. Какое-то время он просто стоял, расставив ноги и скрестив мощные руки на груди, жуя при этом резинку, а затем изрек:

— Что-нибудь покупать собираешься?

Крепыш показался Даниэлю знакомым, однако он никак не мог вспомнить, где же его видел. В пивной, наверно.

— Покупать? Нет, но…

— Это магазин. Если не собираешься ничего покупать, выход там. — Продавец хмуро указал на дверь.

Рукав его рубашки слегка задрался, обнажив татуировку, и Даниэля тут же осенило, где он встречал этого качка: тот самый тип, что выжимал штангу в тренажерном зале клиники, куда его водил на экскурсию Макс. Пациент, проходящий профессиональную реабилитацию в деревенском магазине? Если только, конечно же, сельчанам не разрешают заниматься в зале клиники.

Даниэль вышел на улицу.

Дождь прекратился, но небо по-прежнему застилали тучи. На улицах не было ни души. По главной дороге он покинул деревню, да так и пошел по ней дальше, накинув капюшон и крепко сжимая лямки рюкзачка.

Со склонов в долину, словно мокрые тряпки, свисали клочья тумана. Откуда-то издалека послышался шум двигателя, и вскоре Даниэль заметил машину, двигающуюся по широкой дороге на другой стороне долины. Пожалуй, туда-то и стоит перебраться, коли он действительно хочет поймать попутку. Вот только путь ему преграждала река, а моста поблизости не было. Мост здесь он вообще видел всего лишь раз, в день своего приезда в клинику, но это слишком далеко к востоку. Придется протопать назад километра три, а на такой подвиг его не тянуло совершенно. Рано или поздно должен попасться другой мост.

Вновь зарядил дождь — слабый, но как будто надолго. Справа от дороги теперь тянулись лиственные рощицы, и из одной из них в этот момент вывернул миниатюрный трактор с прицепом под стать — такие обычно используются для обслуживания парков и жилых районов. Прицеп был основательно загружен свежими дровами.

Даниэль помахал трактористу и крикнул:

— Я направляюсь в ближайший город. Не подбросите хотя бы немного?

У мужчины за рулем была жидкая бороденка, седеющие волосы по плечи, а на голове широкая ковбойская шляпа. Даниэль обратился к нему на немецком, однако ответ последовал на американском английском:

— Ты чокнутый.

— Я не пациент, если вы об этом, — раздраженно отозвался Даниэль.

Тракторист с подозрением осмотрел его и после некоторых раздумий ответил:

— Ладно.

В следующее мгновение до Даниэля дошла возможная причина сомнений незнакомца. Места в маленьком тракторе оказалось лишь для одного человека, пассажирское сиденье попросту отсутствовало.

Тракторист нетерпеливо указал ему на прицеп с дровами.

Даниэль обошел трактор, взобрался на прицеп и встал сзади, вцепившись в металлический стержень. Миниатюрный тягач дрогнул, и они двинулись в путь.

Вскоре дорога пошла вверх. Даниэль узнал местность. Здесь-то они с братом и ловили рыбу. Из-за елей доносился шум порогов, в этой части долины неистовых и пенящихся. Уклон меж тем стал еще круче, дорога более ухабистой, и ему стоило немалых усилий удержаться на прицепе.

Теперь они ехали мимо отлогих пастбищ, где под дождиком неподвижно стояли светло-коричневые коровы, и Даниэль расслышал знакомый трезвон колокольчиков. Трактор поднимался все ближе к Карьеру. Пронзавшие туман ели вокруг были выше и тоньше своих шведских родственниц — пресловутая европейская элегантность.

Наконец трактор остановился.

Они оказались возле симпатичного сельского домика — окна со ставнями, балкончик с изящными перилами, резные наличники. Вот только был он эпатирующе выкрашен в розовый цвет, мелкие детали подчеркнуты ярко-желтым и пурпурным, а ставни щеголяли чернобелым узором зебры. На перилах на веранде висела огромная, выведенная от руки вывеска «Дом Тома».

Мужчина в ковбойской шляпе слез с трактора, и Даниэль спрыгнул на землю и огляделся, разминая одеревеневшие от долгого держания за металлический стержень пальцы.

Напротив дома располагалась небольшая пилорама, а во дворе лежали штабеля лесоматериалов, распространяя аромат свежей древесины. Веранду украшали гротескные скульптуры, вырезанные из искривленных стволов и пней.

Мужчина поднялся по ступенькам и скрылся в доме. Может, гадал Даниэль, пошел за ключами от машины побольше? Или позвонить кому? Он подождал немного, но когда незнакомец так и не вернулся, нерешительно последовал за ним внутрь.

Он очутился в помещении, некогда явно служившем гостиной, но постепенно превратившемся в мастерскую. Среди грязных мягких кресел затесался верстак, а потертые персидские ковры обильно устилали опилки и стружка.

Диковинные скульптуры стояли и здесь, а в дальнем конце помещения было свалено несколько пней, по-видимому ожидающих своей участи превращения в произведения искусства. Из-за тумана и окружающих дом елей в комнате царил вечерний сумрак. В комнате ощущалась прохлада, равно как и устойчивый запах табака.

— Есть что на продажу? — спросил мужчина в ковбойской шляпе. Он уже устроился в кресле, набивка которого выпирала из ветхой ткани, подобно облюбовавшему расселины скалы мху.

Даниэль в замешательстве покачал головой:

— Нет, мне только доехать.

Мужчина фыркнул и стянул с головы шляпу. Под ней он носил разноцветную вязаную повязку, украшенную маленькими кисточками. Грязную замшевую куртку и ковбойские сапоги снимать он не стал. Затем, включив торшер, мужчина принялся ковыряться ножом в одной из незавершенных скульптур.

— Милые вещицы вы делаете, — вежливо заметил Даниэль.

Ответа не последовало, и тогда он продолжил:

— Может, знаете кого, кто смог бы подбросить меня до автобусной остановки или железнодорожной станции? Естественно, я заплачу.

Хозяин определенно был слишком сосредоточен на работе, чтобы отвечать. Даниэль молча ждал. Наконец ответственный момент миновал, и мужчина поднял взгляд.

— Ты чокнутый. Чокнутый на всю башку. Я всегда это знал, — скривившись, произнес он, ухитрившись выразить интонацией одновременно и насмешку, и сочувствие.

Даниэль сглотнул.

— Вы, наверное, спутали меня с моим братом. Ничего удивительного. Мы близнецы. Вы познакомились с ним в деревне? С Максом, я имею в виду.

Мужчина снова фыркнул и вернулся к резьбе.

— Я навещал его в клинике, и теперь мне пора, — добавил Даниэль.

Хозяин соскользнул с кресла и встал на колени возле чурбана. Сощурившись, он принялся осматривать заготовку с разных сторон, то отстраняясь от нее, то приближаясь. На протяжении осмотра губы его беспрестанно шевелились, однако слова были такими тихими и невнятными, что Даниэлю пришлось сделать пару шагов, чтобы расслышать бормотание:

— Чокнутый на всю башку, чокнутый на всю башку, чокнутый на всю башку…

Он отшатнулся. За мыслями, чтобы такого уместного сказать, взгляд его перебегал с одной причудливой скульптуры на другую. Работы одновременно впечатлили и обескуражили Даниэля. Фигуры были вырезаны с таким мастерством, что создавалось впечатление, будто они существовали в структуре древесины изначально, а нож скорее просто убрал лишнее, нежели создал их.

Некоторые имели подчеркнуто утрированные черты, другие выглядели как эмбрионы — свернувшиеся, с закрытыми глазами, приплюснутыми носами и несформировавшимися ручками. За дверью стояло изваяние старика размером с пятилетнего ребенка, в чьем образе чувствовалась некая вялость и неполноценность — налитые тяжестью веки, отвисшая челюсть, что образовывала чашу, которая использовалась, очевидно, в качестве пепельницы.

Даниэль прочистил горло и спросил:

— Вас зовут Том?

Вопрос определенно был излишен. Имя попадалось на глаза где только возможно. Вырезанное прописными буквами на каждой скульптуре и выжженное на всех инструментах, развешанных над верстаком. И даже выгравированное на деревянной стойке торшера, заметил вдруг Даниэль, — подобно рунам на магическом посохе, оно повторялось снова и снова от пола до самой лампочки. Наибольшее впечатление, однако, производили ярко-розовые прописные буквы, выведенные из баллончика на спинке старого дивана. «ТОМ». Именем, судя по всему, был помечен каждый предмет в помещении. Как будто хозяина тревожило, что их у него могут украсть. Или же из-за проблем с памятью ему нужно было постоянно напоминать собственное имя.