– Под духом вы, наверное, подразумевали ауру? Она невидима, но некоторые люди могут её видеть, – помогла старушке женщина интеллигентного вида.

– Какая аура может быть у трусов? – удивилась школьница и рассмеялась.

– Дама всегда хочет, чтобы её инстинктивное чувство получило логическое подтверждение, – гнусаво произнесла интеллигентка и приложила к носу платочек. Помолчав, прибавила: – Аура есть не только у человека, но и у предмета.

Женщины принялись обсуждать тему ауры. Я затосковала. Складывалось впечатление, что мы с Асей находимся в филиале Кащенко, стоим в очереди на приём к доктору. По истечении четырёх часов нам поставят диагноз. Прямо на лоб поставят.

– Послушай, Ась, может быть, вернемся в Москву, сходим на Пешков-стрит, погуляем?

– Брось чепуху молоть. Лучше думай, что гадалке скажешь. Сосредоточься на судьбе.

Но сосредоточиться здесь не мог никто. Чего только не рассказывали женщины, озабоченные любовным томлением. Мы с Асей, переходя от одной группы к другой, слушали истории про необыкновенные предсказания цыганки, которые, как правило, заканчивались свадьбой. Что интересно, работала цыганка без брака. Все пришедшие к ней рано или поздно выходили замуж. Было это результатом магических цыганских манипуляций или законом природы, того мне не известно, но факт сей остался фактом.

Время незаметно летело. Постепенно в гараже становилось всё меньше женщин. Наступил наш час. Первой, как наиболее нуждающаяся, пошла я. Робко открыла дверь в прокуренную комнату, посередине которой стоял стол, покрытый шёлковой скатертью с кистями. За ним, освещённая свечами в двух бронзовых подсвечниках, сидела пожилая цыганка. Выглядела она так, будто только что сошла с экрана музыкального фильма из цыганской жизни. В углу её рта торчал янтарный мундштук с потухшей сигаретой. Красный платок, отороченный маленькими монетками, украшал голову, приоткрывая седые волнистые волосы. На руках позванивали разновеликие браслеты. На огромной груди красовалось многоярусное монисто.

– Ну, что, серебряная моя, чего хочешь узнать?

– Скоро ли я буду счастлива? – спросила я и подумала, что начала разговор совсем не так, как задумала. Зная, что в запасе не так много времени, я продумала вопросы. Все они были конкретные, беседа о счастье в их число не входила.

– Ты и так счастлива, – лениво ответила гадалка и, чиркнув спичкой о коробок в серебряном футляре, прикурила. Помолчав немного, спросила: – Знаешь ли ты, что такое счастье?

– Думаю, да.

– Ничего ты не знаешь, иначе не пришла бы. Жила бы себе и не тужила, – она стряхнула пепел в хрустальную пепельницу, вновь затянулась и глубокомысленно произнесла: – Счастье – это отсутствие несчастья. Деньги клади сюда, на блюдечко.

Я достала отложенные заранее десять рублей, расправила и положила на блюдце. Она небрежно сбросила их в ящик стола и, протянув колоду, предложила:

– Сядь на карты, пусть они освободятся от чужих проблем и ответят нам за твою судьбу.

Я подсунула под себя карты, покрутилась и вернула назад.

– Про что гадаем?

– Про любовь.

Ловко двигая пальцами в золотых перстнях, цыганка перетасовала колоду и разделила на две неровные части. Меньшую отложила в сторону, большую принялась раскладывать перед собой на столе, при этом что-то шептала. Наконец она зевнула, перекрестила рот, выложила последнюю карту и, прикрыв веки, задумалась. Секунд через тридцать открыла глаза и произнесла:

– Благородных королей, девушка, вокруг тебя много вьётся, но вижу задержку в твоей судьбе. Вот, как будто она рядом с тобой стоит, а подойти к тебе почему-то не хочет, мнётся. Подбежит близко, а потом сигает в сторону.

– Почему ж моя судьба от меня бегает? – доверчиво поинтересовалась я. Мне стало казаться, что цыганка видит меня насквозь, вплоть до внутренних органов.

– Что-то ты наделала, что судьба никак не может решиться овладеть тобой, вроде и ходит рядом, а подойти не спешит.

– Почему?

– Да кто ж её знает, бриллиантовая моя. Кто знает, – медленно проговорила она и вдруг, как будто догадавшись, неожиданно спросила: – Ты аборты делала?

– Да.

– Кто тебя к этому подвигнул?

– Никто.

– Так уж никто? Небось, полюбовник упросил.

– Нет, сама.

– Ох, наделала ты делов.

– Что ж делать? Как теперь мне?..

– Отмаливать, дорогая, ведь это такой грех, что и подумать страшно.

– Как отмаливать?

– Сначала пойди в храм и подай бумажку за упокой. Да напиши так… У тебя дед или бабка в покойниках есть?

– Папины родители живы-здоровы, а их родители, мои прабабушка и прадедушка, в войну погибли. Они из Белоруссии были. А мамина мама недавно умерла.

– Как звали материну мать?

– Анастасия.

– Значит, напиши так: «Анастасия со сродниками». И подай.

– Кому?

– Кто за свечным столом стоит, тому и подай.

Увидев, что я совсем сникла, цыганка взяла меня за руку, повернула ладонь вверх, посмотрела и примирительно сказала:

– Без греха не проживёшь, без стыда рожи не износишь. Ведь правду говорит пословица: кто Богу не грешен, тот своей бабке не внук. Теперь нам нужно попросить судьбу прекратить беготню и вернуться к тебе. Это сложный ритуал, за это надо отдельные деньги.

– Сколько?

– Пять рубликов, червонная моя.

Я достала синюю пятёрочку и положила на блюдце. Цыганка взяла пучок сухой травы. Я заметила в нём ветку обыкновенной мяты, цветки зверобоя, аптечной ромашки и еще какой-то травки. Она запалила пучок на свечке и тут же загасила. Трава стала дымить, распространяя по комнате горьковатый запах. Гадалка встала за спиной и подняла над моей головой пучок дымящей травы. В зеркале напротив я видела своё отражение. И невольно стала следить за цыганкой, которая, прикрыв веки, что-то тихо нашёптывала и водила травой по кругу. Её действия казались мне слишком обыкновенными. Неужто страшный прошлогодний поступок будет исправлен дымом от засохшей травки? Нет, всё-таки нельзя быть столь наивной – размышляла я и всё же надеялась, что моя жизнь авось да повернёт к лучшему.

Между тем цыганка отложила дымящуюся травку, вынула из соломенной коробочки яйцо и крутанула на столе. Яйцо не закрутилось, я поняла, сырое. Она принялась катать его по моей голове. Прикрыв глаза, я вспомнила приятные ощущения из детства, когда бабушка причёсывала мою головку деревянным гребешком. Цыганка закончила, я открыла глаза и увидела, как она перекрестилась на икону и поклонилась на четыре стороны, поблагодарив некие высшие силы.

– Держи. Яичко зароешь где-нибудь подальше. Лучше всего на кладбище. Да поглубже зарой и смотри не разбей, – предупредила она. – Значит, вот что у нас получилось, девонька. Замуж ты выйдешь, – проговорила она, возвращаясь в кресло.

– За кого?

– За мужчину.

Тут я чуть не рассмеялась.

– Дай руку. Правую сначала, правую. Значит, замуж выйдешь. Вижу, что мужчина он будет светлый, такой совсем белёсый. Дай-ка другую руку. Ну вот точно, вижу, у него совершенно белая голова. Блондин, наверное. Так что выкинь из головы чернявых и мечтай о белёсом. Думай о белом.

Невольно вспомнился фильм «Женитьба Бальзаминова». Там кухарка, подражая какой-то гадалке, сказала матери Бальзаминова: «Думай на чёрного». «Думай на белого», – мысленно перефразировала я слова кухарки. Тем временем цыганка вынула из колоды три карты и продолжала:

– И будет он военный, большой человек. Может, что и генерал, – она вытащила еще три карты, потом ещё три и, серьезно глядя мне в лицо, убеждённо произнесла: – Да, хоть верть-круть, хоть круть-верть, но получается, муж у тебя будет генерал!

– Я допускаю, что могу встретить военного, но вряд ли выйду за него, терпеть не могу военных, а блондины мне вообще никогда не нравились.

– Нравятся тебе военные или нет, это ты мужу своему скажешь, когда повстречаешь, мне не надо голову морочить. Мне, знаешь, как за день наморачивают, спать не могу, переживаю. Мой тебе совет, остынь ты насчёт военных. Среди них частенько встречаются хорошие мужики.