– Глянь, Зойка! А тут мелко! – удивлённо обратился к подруге Камень.
– Точно! – позабыв о мировой революции, удивилась Зойка Три Стакана. – Наверно, под берегом глыбоко и течение! Смотри, как бы тя в омут не увлекло.
Камень осторожно двинулся дальше и дошёл до противоположного белоглуповского берега, так и не окунувшись в воду, поскольку вода только в одном месте была ему по пояс, а во всех остальных местах – по колено. Камень вышел на белоглуповский берег и в задумчивости почесал затылок.
– Зой! Так я у белых ведь!
Зойка Три Стакана была ошарашена не меньше, чем Камень:
– Ты сходи-ка потихоньку на берег, оглянись – нет ли кого?
Через полчаса мучительного ожидания, в течение которого Зойка Три Стакана оделась и застегнулась на все пуговицы в кожаную тужурку и приготовила на всякий случай маузер, Камень вернулся на берег Грязнушки и, перейдя её вброд, подошёл к Зойке Три Стакана.
– Ты знаешь, Зоя, а ведь никого вокруг нет. Только за лесом заросшее бурьяном поле, а за полем – дорога на Глупов. Да вот – по дороге проехала телега с какой-то бабой, и всё. Тишина…
Зойка Три Стакана прошептала:
– Да ты понимаешь, что ты открыл? Ты ведь открыл прямой путь в тыл врага! Врага революции! Мы ведь теперь этим путём так легко их всех врасплох и застанем! Нет, товарищ Троцкий, мы пойдём другим путём, – обратилась вслух она к невидимому собеседнику, а затем, насладившись впечатлением, которое на неё саму произвела эта фраза, сказала Камню: – Ты оставайся здесь, стереги место – а то вдруг белоглуповцы об этом броде пронюхают, на нас и нападут! В этом случае – помри, но белых не пусти. Знаю тебя: сделаешь всё. А я – в штаб. Как решение примем, так к тебе и примчусь.
С этими словами, чмокнув Камня в подбородок, ибо Зойка Три Стакана была значительно ниже Камня, она вскочила на коня и понеслась в стан Красноглуповской армии.
После быстро созванного чрезвычайного и очень секретного совещания командиров дивизий было решено всю Красноглуповскую армию перевести в эту же ночь через обнаруженный брод на тот берег и утром скрытно напасть на белых. Для того чтобы раньше времени план белым не открылся, решили все действия проводить под строжайшей тайной – о плане знали только командиры дивизий, то есть Живоглоцкий с Кузькиным да Железин с Круглолицыным. Для охраны переправы сразу же после совещания отправили спецполк Паукова – в армии уже привыкли к тому, что он часто отсутствует в расположении армии, его убытие и не взволнует никого, в том числе и наблюдательных белых.
Пауков со своими «орлами» отправился в путь, по которому его вела Зойка Три Стакана; из соображений секретности брод даже на штабную карту нанесён не был. Проведя спецполк в полной тишине на белоглуповский берег по броду и спрятав личный состав под берёзами и кустами с грозным наказом не высовываться, Зойка Три Стакана с Камнем вернулись в расположение армии.
Сборы и подготовка к штурму заняли весь оставшийся день. Под вечер по предложению Круглолицына войска красных демонстрировали выдвижение на боевые позиции к берегу Грязнушки возле моста. Белоглуповцы заметили это и стали готовиться к отражению штурма. Перекрикивание земляков прекратилось, все понимали, что наступают страшные времена. Не до панибратства было теперь…
В этот же вечер в расположение белоглуповцев прибыла президент Головотяпии – Елизавета Ани-Анимикусова. Это её телегу видел Камень, когда ходил голым на разведку на белоглуповский берег. Узнав о готовящемся штурме, Елизавета обратилась к своему воинству с призывом дать отпор врагу, просила их продержаться, сколько могут, поскольку мобилизация объявлена и скоро придёт подмога. После этого она лично раздала жалованье на два месяца вперёд каждому белоглуповцу. Это подействовало на белоглуповцев ободряюще – никто не сомневался, что красноглуповцы не пройдут, тем более что каждый белоглуповец получил жалованье!
Когда стемнело, Зойка Три Стакана дала команду всем бойцам разуться и на цыпочках выходить с занятых с демонстрационными целями боевых порядков на берегу Грязнушки у моста, и направляться к броду. У моста осталась только часть Каменной дивизии под командованием комиссара Железина.
Белые, конечно же, слышали шум и распознали некоторое движение среди красных, но понять его смысл в потёмках не смогли. Полагали, что красноглуповцы просто меняют одну позицию на другую, и ждали, вооружившись пулемётами и пушками и забив их туго горохом, когда будет светать и начнётся атака через мост. Никто в эту грозную ночь не спал.
Зойка Три Стакана лично привела Красноглуповскую армию к броду, после чего, построив бойцов, обратилась к ним с пламенной революционной речью, после чего велела всем снять штаны.
Те красноглуповцы, которые стояли в задних рядах, про брод ничего не слышали, поэтому команду снять штаны восприняли нервно – вкралось подозрение, что всех будут за что-то пороть или что ещё хуже, ведь про Зойку Три Стакана ходили всякие нехорошие слухи. Появилось даже народное сопротивление, и красноглуповцы стали готовить рогатки и ружья, чтобы отбиваться с целью защиты своих задниц от поругания, но движение первых колонн в сторону противоположного берега сняло все подозрения в попытках надругательства.
Для того чтобы придать больше торжественности и революционного духа процессу, Зойка Три Стакана велела по краям яра разжечь костры и, сидя на коне, торжественно наблюдала за тем, как мимо неё с торжественным видом, с боевыми красными знамёнами проходило голозадое красноглуповское воинство. Первым на белом коне проехал Камень, держа портки подмышкой, а правой рукой отдавая честь Зойке Три Стакана.
В течение первой половины ночи красноглуповцы перебрались через Грязнушку по броду и к утру в полном боевом порядке подошли к тылам белоглуповцев. В предрассветной тишине в тылу белоглуповцев вдруг прозвучал сигнал «к бою», и красноглуповцы бросились в атаку. Белоглуповцы никак не ожидали нападения с этой стороны. Они испугались и в панике стали разбегаться кто куда. Белоглуповские офицеры ещё пытались как-то сопротивляться и отстреливались, а рядовые, побросав винтовки, в панике бежали в разные стороны. Но куда убежишь? На мосту Железин со своим войском открыл шквальный огонь из рогаток, сзади войска Живоглоцкого и Камня стреляют пулями и режут саблями. Оставалось либо сдаваться в плен, либо прыгать в Грязнушку. На последнее решились немногие, в основном офицеры, а из тех, кто решился нырнуть в реку, вынырнули не все. Практически всё воинство белоглуповцев было пленено, разгром Белоглуповской армии был полным и бесповоротным.
Елизавете Ани-Анимикусовой повезло. Накануне, раздав жалованье, она так устала от вида и запаха своего воинства, что у неё разболелась голова, и она отправилась в ночь в Глупов вместе с Митрофанушкой, который на правах премьер-министра сопровождал президента на телеге. Когда уже в полдень Елизавета проснулась, с Белоглуповской армией было покончено. Битва при Грязнушке, как её впоследствии назвали советские историки, закончилась. Только маленькой горстке храбрецов из офицеров удалось прорвать кольцо окружения и прибыть в Глупов с ошеломительной вестью как раз в тот момент, когда президент Головотяпии изволила пить кофе со сливками и заедать его круассанами.
Защищать город было некем, да и нечем. Тогда Елизавета отправила свою личную гвардию и кадет перекрыть дорогу на Глупов, которая шла в город от моста, с приказом «стоять насмерть», а сама объявила в городе срочную эвакуацию.
Что тут началось! Все мало-мальски зажиточные жители бросились собирать своё барахло, искать подводы и грузиться на них, для того чтобы уехать из города; быстро сформированный правительством поезд, выезжающий на юг России, не смог вместить всех желающих, тем более что три вагона в этом составе были отряжены для президентской администрации, иначе говоря – для Елизаветы с её имуществом. Паника в Глупове была страшная. Если бы в это время нагрянули красные, они бы взяли всех этих беженцев вместе с их имуществом голыми руками, но Красноглуповская армия в это время делила захваченные в бою трофеи, а бойцы честно делили между собой отнятые у белоглуповцев личные вещи. Живоглоцкий велел построить всех пленных, молодцом прошёлся перед ними, храбро глядя в глаза каждому захваченному в плен, а затем, встав ровно посередине строя, крикнул:
