- Я это заметил, - с мрачным сарказмом кивнул Мар.

- Басту, - вздохнул Анн. – Я не собираюсь оправдываться или просить прощения. Я вообще могу ничего не объяснять. Хочешь, закончим на этом?

- Я тебя слушаю.

- Итак, - продолжал д’Алэ, - я был уверен, что то, что меня раздражало в тебе, уйдёт, и останется всё остальное. И я решился на инициацию. Но всё пошло совершенно не так, - он подавил досадливую улыбку.

- Я ничего не потерял, - едва слышно проговорил Мар.

- Не то слово! – впервые с момента встречи рассмеялся д’Алэ. – Всё стало ещё хуже. На самом деле, разумеется, не так. Ты потерял – но, в отличие от большинства, просто не понял этого.

- Я был счастлив тогда, - так же тихо возразил Мар. – Или думал так.

- Вот именно, - вновь кивнул д’Алэ. – Ты был счастлив. В тебе не осталось почти ничего, кроме этого твоего… счастья. Я стал твоей манией, единственной целью жизни, тебе нужно было видеть меня постоянно.

- Я никогда не…

- Конечно, нет! Ты ведь не лишился ни разума, ни воспитания, ни, наконец, представлений о субординации – что ты мог сделать? Ставить мне условия? Требовать внимания? Нет, разумеется, - он покачал головой. – Но ты страдал без меня не меньше, чем без крови – я разве не прав?

- Я… я не помню, - подумав, признал Мар. – Мне кажется…

- Тебе именно кажется, - кивнул д’Алэ. - Теперь я понимаю, что тогда произошло – не знаю, возможно, сейчас я был бы терпимее… но бессмысленно говорить о том, чего не было.

- Ты хочешь сказать, что стал для меня наркотиком? – медленно выговорил Мар.

- Именно так. Такое, как выяснилось позднее, иногда бывает – очень нечасто, но подобные вещи случаются. Если б я знал, - он вздохнул. – Время от времени, если в момент обращения вампиром… вернее, ещё человеком – владеет какое-то сильное чувство или идея, они может заменить собой эту… депрессию. Я плохо понимаю, почему это случается – говорят, что если в крови инициируемого слишком много то ли серотонина, то ли эндорфинов, то ли чего-то ещё, то после обращения их количество неконтролируемо растёт – как-то так. Однако подобная ситуация случается крайне редко, обычно мы, напротив, вовсе их лишены – поначалу. От чего, собственно, и страдаем. Но ты был так вдохновлён, - заулыбался д’Алэ. – Ты слишком серьёзно относишься ко всему, Басту.

- Не помню, чтобы я просил тебя учить меня жизни, - холодновато проговорил тот.

- Да-да… верно, конечно. Обещал. Вместо привычной, известной, вполне ожидаемой реакции я получил чёрт знает что: мальчишку, который зависел от меня больше, чем я мог вынести. Я искренне полагал, что это пройдёт, я даже старался – но нет! Ничего не помогало: шло время, а ты так и оставался таким же помешанным на моей персоне. Ты хоть представляешь, каково это – когда не можешь отойти ни на шаг, когда не можешь, дьявол тебя возьми, остаться ночевать с женщиной…

- Я не мешал тебе! – возмутился Мар.

- Конечно, мешал! – взвился д’Алэ, вскочив, наконец, и нервно заходив по комнате. – Конечно, ты мне мешал! Не потому, что требовал что-то – нет, ты делал куда хуже! Ты глядел на меня как на бога… Боже мой, Басту, это было не-вы-но-си-мо! – закончил он, стиснув виски пальцами. – Представь – представь себе на секунду, что это значит, быть центром чьей-то вселенной, смыслом чьего-то существования… навсегда! Как я полагал тогда, - закончил он уже спокойно. - Ты думаешь, я не жалел о том, что случилось? Я потерял друга, воспитанника – почти сына! Тогда я не знал, что это конечно, - вздохнул он, - и нужно просто дождаться твоего первого сна. Впрочем, даже и знал бы, я не уверен, что захотел бы дождаться. Век – это очень много, Басту.

- Ты сам сделал меня таким, - сказал Мар, глядя на него с разочарованием.

- Да, сам, - согласился д’Алэ. - И пожалел – сотню, тысячу раз! Но что я мог сделать? Убить тебя? Возможно, так бы было честнее, но я не сумел, - он остановился напротив Мара и, посмотрев ему в лицо, покачал головой. – Считай меня кем захочешь – мерзавцем, трусом, предателем… Я сделал что сделал.

- Но зачем так? – ровно спросил Мар, глядя вроде бы на него, но так, что д’Алэ, как не старался, никак не мог поймать его взгляд.

- Как «так»? – переспросил тот, оставив, наконец, свои попытки заглянуть ему в глаза и отвернувшись.

- Зачем было заставлять меня переживать твою смерть?

- А что я мог ещё сделать? – вздохнул д’Алэ. - По зрелому размышлению я решил, что для тебя она будет не так болезненна, как обычное исчезновение – да и не дал бы ты мне исчезнуть! Ты отыскал бы меня из-под земли, и я это понимал.

- А тебе не пришло в голову просто всё это мне рассказать? В глаза?

- Сказать?! – опять покачал головой д’Алэ. – Ты не слушал меня? Я был нужен тебе не меньше, чем кровь, я был наркотиком для тебя – не говори мне, что никогда не видел наркоманов! Да ты бы сам бросился на солнце, сочтя это предательством. Я не хотел этого – я вовсе не желал тебе смерти.

- Зато другое я выдержал, - жёстко проговорил Мар, наконец поймав его взгляд.

- Верно, - согласился д’Алэ. – Другое ты выдержал. И жив.

- Ты хоть понимаешь, что я пережил? – вздохнул Мар. – Ты представляешь, что такое быть замурованным совсем рядом – и не иметь возможности помочь существу, чья жизнь для тебя – всё в этом мире? На самом деле, теперь я понимаю тебя, - добавил он хоть и грустно, но искренне. - Я действительно боготворил тебя – и я могу представить, насколько постоянное обожание такого рода может быть утомительно. Но тогда... Я слышал, как ты кричишь, обгорая… кто это, кстати, был, Анн?

- Кто? – переспросил тот, отходя к одному из кресел и опускаясь в него. – Не помню… какая теперь разница. Какой-то вампир примерно моего возраста.

- Ты даже имени его не запомнил? – вскинул Мар брови.

- Нет, - равнодушно отозвался д’Алэ. – А зачем? Не помню, где мы его взяли. Кто же мог знать, что ты… - конец его фразы потонул в длинном вздохе.

- Но ведь ты не желал мне смерти, - сказал Мар. – Чего ты хотел добиться, замуровав меня там без еды?

- Я думал, что ты уснёшь, - ответил д’Алэ. – Ты был ещё очень юн… и всё же я был уверен, что успею вернуться до того, как ты начнёшь умирать. У тебя было около двух недель до того – я вернулся на восьмой день.

- Ты вернулся? – с некоторым удивлением переспросил Мар.

- Конечно, - в голосе д’Алэ скользнуло еле заметное удивление. – Разумеется, я вернулся. Но тебя там уже не было. Я увидел разнесённую стену… и, подумав, решил, что так тоже неплохо.

- Ты хотел, чтобы я уснул? – медленно спросил Мар.

- Я хотел просто закончить всё это, - после явного колебания всё же честно ответил д’Алэ. – Но я не хотел твоей смерти и ни за что не допустил бы её. Я отнёс бы тебя в Город и уложил на ступенях Арены – тебя бы нашли и устроили спать в каком-нибудь подходящем месте. Я не знал, что с тобой потом будет, я вообще не представлял, что случается с такими юными спящими – я лишь понимал, что раз такое бывает в принципе, значит, кто-нибудь знает, что и как с тобой делать. Я просто больше не хотел тебя видеть – совсем. Понимаешь?

- Но почему ты тогда просто не усыпил меня сам?

- Если б я мог, - усмехнулся д’Алэ. - Мне даже трёхсот не было, я и спал-то к тому моменту всего дважды – кого я мог усыпить? Разве что человека. Да я понятия тогда не имел, как это делается! Я даже сейчас – сейчас, Басту! – не рискну никого усыплять, потому что хорошо представляю, что будет, если я сделаю случайно что-то не то. Я меньше всего хотел лишить тебя разума.

- Но ты почти сделал это! – Мар тоже опустился в кресло. – Ты знаешь, что я всё время искал их? Тех, кто, как я полагал, убили тебя?

- Ты, - д’Алэ поднял голову, и в его глазах мелькнуло изумление, - что, искал их все эти четыреста лет?

- Четыреста двадцать девять, Анн, - уточнил Мар. – Четыреста двадцать девять лет я искал тех четверых, которые, как я до сих пор думал, подло убили тебя.

- Но почему? – в полном недоумении спросил д’Алэ. – Зачем, Басту? Ты не мог жить только местью всё это время!