…Он выслушал её без единого слова – и потом ещё молчал некоторое время. Потом встал, взял лейку, и бесконечно долго и тщательно поливал цветы – так долго, что даже Клара, отлично знавшая эту его манеру обдумывать непростые ответы, не вытерпела и наконец спросила:

- Ты мне не веришь?

- Ты видишь, родная, - неспешно ответил он, ставя пустую лейку на подоконник и оборачиваясь наконец к Кларе, - по сути, у меня два варианта. Насколько я это понимаю.

Клара заулыбалась, впервые за очень долгое время почувствовав некоторую уверенность. Отец тем временем подошёл к ней и, присев рядом, задумчиво почесал указательным и средним пальцами висок.

- Итак, - сказал он с виденным Кларой сотни, тысячи раз выражением, с которым обычно начинал любое объяснение: от выяснения причин банального дочкиного вранья о сделанных вовремя уроках до доказательства какой-нибудь мудрёной гипотезы в бесконечных разговорах с коллегами. – Мне остаётся либо поверить в то, что некие мистические сущности, называемые вампирами, действительно существуют и живут, прячась где-то под египетскими пирамидами, либо в то, что у моей дочери помутился рассудок. Ни одно из этих утверждений, насколько я понимаю, в целом недоказуемо – вернее, - он опять коснулся виска пальцами, - не так. Второе, бесспорно, и проверяемо, и доказуемо – но беда в том, что результат этой проверки, по сути, предопределён, а значит, на практике доказательством не является. Отсюда следует, - Клара  рассмеялась, вслушиваясь в его неспешную речь почти с наслаждением, - что они равно бездоказательны. Отсюда следует ещё один вывод: что мы неправильно формулируем вопрос изначально.

- Как это «неправильно»?

- Казалось бы, мы должны решить, что истинно: твой рассказ или твоё сумасшествие. Верно?

- Ну… вроде бы, - осторожно проговорила она, слишком хорошо зная это коварное «верно?».

- Рассмотрим, к чему приведёт любой из этих ответов. К каким выводам они нас ведут? Иными словами – что именно мы будем делать в каждом отдельном случае?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Что делать?

- Именно. Что делать?

- Не знаю… в первом… вернее, во втором – наверное, лечить меня?

- А зачем?

- В каком смысле «зачем»? – озадаченно переспросила Клара.

- В самом прямом. Зачем? Чем это твоё безумие опасно? Скажи – ты предлагаешь ликвидировать их? Не знаю, начать охотиться, или что там делают обычно с вампирами – сжигать на кострах? Вбивать им колы с сердце и кормить чесноком?

- Папа! – она рассмеялась и бросилась на шею отцу. – Ну что ты говоришь! Зачем?

- Вот именно, - он тоже засмеялся и тоже обнял дочь. – Зачем? Другими словами, тот факт, что теперь ты считаешь вампиров реальностью, по сути, никак не повлияет на твою жизнь, верно?

- Ну… верно…

- Тогда кому какое до этого дело? Факт это, или безумие – что это меняет практически? Ты всё равно никогда не увидишь их больше. Даже если это, как наверняка сочтут врачи, последствия травмы и стресса – это всего только лишь безобидная фантазия наподобие… я не знаю, веры в бога или в торжество справедливости.

- Папа!

- Да, дорогая? – он рассмеялся.

- Ты, ты… ну так же нельзя! Нельзя сравнивать вампиров и бога!

- Почему? – пожал он плечами. – По мне никакой разницы. И то, и другое равно недоказуемо, но мы же ведь не считаем безумными всех религиозных людей? Не вижу никакого вреда в том, что ты станешь верить в вампиров. Однако всё это пока что не объясняет того, почему ты так плакала. Клара?

- Мы с Полем расстались, - она сразу же сникла и зажмурилась, бесполезно пытаясь унять тут же вновь набежавшие на глаза слёзы. – Он считает, что всё это глупость, а я сумасшедшая… и он… я… оказывается, у него уже есть другая… давно… и он просто не знал, как сказать мне… и я… я даже понимаю, что хорошо, что это выяснилось сейчас… но… но я даже не понимаю, почему мне так тяжело, - тихо-тихо закончила она.

- Смерть легче перенести, чем измену, - вполголоса проговорил он, крепко прижимая её к себе. Клара уткнулась лицом ему в плечо и разрыдалась.

- Н-не правда, - проговорила она сквозь слёзы, замотав головой. – Он мне не изменял!

- Правда, Клара, - грустно возразил он, гладя её по густым и жёстким волосам. Его пальцы путались в них, и от того рука двигалась неровно, останавливаясь, когда он как можно осторожнее отделял пряди друг от друга. – Смерть всё заканчивает, отбирая будущее, – но она оставляет прошлое тебе и только тебе. Всё, что случилось уже – всё твоё, и никто никогда не лишит тебя этого. Боль проходит со временем, но любви – той, что была у тебя – никто и никогда не отберёт, Клара… Смерть сохранит, навсегда сделав истинным всё, что сбылось до неё. Измена же… расставание, свершившееся не по твоей собственной воле – лишает тебя не только будущего, но и прошлого. Получается, что ничего больше не только нет и не будет, но и не было никогда.

Клара опять разрыдалась, вцепившись теперь в его плечи с силой, какую даёт только отчаяние. Отец подхватил её и, усадив к себе на колени, накрепко обнял и прижал к себе.

- Плачь… плачь – слёзы облегчат боль, - тихо продолжил он. – Со временем ты научишься оберегать свою рану, прикрывать её чем-то, прятать так хорошо, что ничто больше никогда не коснётся её. Но затягиваться она будет ещё очень долго, родная.

- Неправда… неправда! Это пройдёт… скоро… просто… просто потом… позже!

- Нет, дорогая, нет. Сперва это станет иным… просто другим. Привычным, не таким острым, быть может. Но быстро такое не проходит, никогда не проходит. Подобное лечат подобным. Такие раны излечивает только любовь.

- Я не хочу… не хочу любить больше! Никогда…

- Не говори так, - он мягко зажал ей рот ладонью. – Никогда – это очень долго, Клара. Столько не живут, дорогая. Скажи, ты когда-нибудь прежде любила? По-настоящему. Так, как теперь.

- Да… да – но д-давно, - всхлипывая, кивнула она.

- А вот это хорошо… это просто превосходно, - он улыбнулся, поцеловав дочку в макушку. – Ты не однолюб – а бывают такие несчастные, которые, раз полюбив, не могут уже больше никому отдать своё сердце.

- П-почему же… несчастные? Это же… здорово… когда вот так…

- Разве? Ты разве хотела бы, чтобы вот эта боль была с тобой вечно? – девушка отчаянно замотала головой, и он обнял её покрепче. – Так бывает у тех, кому не дано любить больше одного раза – или у тех, кто сам больше не хочет позволить себе такого. Не знаю, почему так происходит. Нет, Клара, никогда не желай такого ни себе, ни кому. Быть всю жизнь привязанным к одному существу – это страшно. А он, этот твой… он не стоит таких твоих слёз, - закончил он с некоторым пренебрежением.

- Потому что ушёл, да?

- Нет… по тому, как ушёл. Разлюбить… к сожалению, нынче это стало так просто. Любовь хрупка, если её не растить постоянно. Так что – нет, не потому что ушёл, - он улыбнулся и потрепал дочь по волосам. – Но человек узнаётся не только в любви, дорогая, он познаётся и в расставании. Как говорится, и в горе, и в радости. То, как и когда он сделал это – и то, что он сделал – достаточная причина для того, чтобы я говорил так. Уходить можно по-разному, девочка… можешь поверить мне.

- Но если… если он просто полюбил другую? Что же теперь… разве он должен был…

- Должен, Клара, - отрезал он. – Вот именно сейчас – должен. Не врать – но помочь. Переломить себя… потерпеть. Он влюблён, и он счастлив – он должен был, дорогая. Ты ведь совсем немногого от него хотела. Ты ведь всё понимала и не претендовала ни на что, как я понял.

- Да, - Клара, начавшая было успокаиваться, вновь разрыдалась. – Я просто… просто хотела, чтобы он сам… чтоб не бегал… как от чумной…

- Всё правильно, дорогая. Ему и вовсе не стоило появляться в связи со всей этой историей – или, если уж появился, следовало быть готовым идти до конца. Лучше не предлагать помощь, чем делать это трусливо. Ты понимаешь?