— Возвертаемся, пойдешь в город. Люди предупреждены.

— Тогда другое дело. — Боярчук вернулся на нары, подсел к Жабе. Близоруко щурясь, Михаил набивал патронами автоматный рожок. Борис начал ему помогать, торопя на словах, но то и дело посылая патрон наперекор.

— Поспешите, — прикрикнул на них Кудлатый и, не дожидаясь Михаила, пошел к лазу.

— Проверь, — крикнул Борис Ходаничу.

Тот живо встал у лестницы.

— Не передумал? — спросил Боярчук Михаила. — Теперь вся надежда только на тебя.

— Я дважды не повторяю, — хмуро ответил Михаил. — Сделаю, как договорились.

— Мне бы с ним, — пожалел Ходанич. — Не заблудишься в темноте?

— Как-нибудь, — отмахнулся Михаил. — Прощаться не будем, так, глядишь, быстрее встретимся.

Но сам не удержался, стиснул в объятиях Петра, потряс руку Боярчуку. Перед лазом споткнулся на правую ногу. Выругался.

— Невезучий я!

— Я заговорное слово пошепчу, лихо мимо и пронесет, — страстно пообещал Ходанич.

— Прорвемся! — приободрил парня и Боярчук, хотя на душе его скребли кошки. — Прыща берегись.

На поляне длинной ломаной шеренгой уже стояли около шестидесяти бандеровцев. Сидор лично проверял снаряжение каждого.

Разведка и посты бокового охранения ушли первыми. До Копытлово было добрых два перехода, и Сидор старался обезопасить себя от возможных встреч с солдатами МВД. Прыща поставил во главе колонны, сам отправился с последней боевкой.

Боярчук давно понял, что банда совсем не походила на простое скопище преступников. В лесу пряталось хорошо организованное и многому обученное воинское формирование, костяк которого по сути составляли профессиональные военспецы. Соответственно и внутренняя служба, и боевые операции строились здесь с завидным знанием дела. Первое впечатление анархии в банде было ошибочно. Шумное, похмельное пустословие лесных братьев только создавало впечатление единой общины. На самом деле безропотная железная дисциплина да страх наказания заменили в банде армейскую муштру. Несогласных просто истребляли физически.

Поэтому и на этот раз Боярчук с Ходаничем не остались без присмотра. Лагерь бандеровцев по-прежнему хорошо охранялся. Оставалось надеяться на Михаила.

А Михаил шагал вслед за Кудлатым и в который раз пытался представить себе встречу с эмгэбистами. Легко было решиться на нее за глаза, но чем ближе подходило реальное время, тем сильнее волновался Михаил. Если бы он шел на операцию впервые, никто и не придал бы этому значения. Переживания за поведение в первом бою сильнее ощущения страха. Это во втором и третьем будет наоборот. Но не ведал о том молодой крестьянин.

Наверное, потому и не заметил, когда пристроился к нему вездесущий Прыщ.

— Слышь, Жаба, — оттесняя плечом Михаила из движущейся в затылок цепочки бандеровцев, льстиво пропел он. — У меня к тебе разговор имеется.

— Чего еще? — недовольно пробурчал Михаил, но остановился.

— Отойдем в сторонку.

Пропустили мимо себя боевкарей Кудлатого, который не удержался, чтобы не обругать недреманое око банды:

— Не замай, Прыщ, моих хлопцев. Копайся в сраном белье на отдыхе, а не перед делом.

Начальник безпеки сделал вид, что не расслышал его слов. Впереди и вправду предстоял бой. А в бою шальные пули летят со всех сторон.

— Мы сейчас вас догоним, — как ни в чем не бывало крикнул он.

— Ну, чего? — не терпелось Михаилу, но Прыщ дождался, когда бандеровцы отошли на достаточно большое расстояние.

— Ты помнишь, как в Глинске Хому убили? — вдруг спросил он.

— Помню, в затылок, — побледнел Михаил.

— А почему, знаешь?

— Нет.

— Старших не слухался, — ядовито заулыбался Прыщ. — Тайные мысли вынашивал.

— Какие мысли? — Попятился Михаил, и мороз пробежал у него по коже от испытующего взгляда подручного главаря. — Я-то тут при чем?

— Сидор приказывает тебе сегодня ночью убрать Капелюха, — опять резко переменил тон Прыщ и погладил Михаила по плечу.

— Как убрать? — еле выговорил тот.

— После карательной акции в селе останешься с Капелюхом в заградительном отряде. Остальное — дело твое. Мертвый Капелюх — ты живой. Живой Капелюх — ты мертвый. Других шансов выжить у тебя не будет.

Тяжело дыша, Михаил молчал.

— А чтобы во время боя тебя не дай бог не поцарапали, будешь все время находиться при мне. И без фокусов, Жаба! — заключил Прыщ.

На тропе послышались шаги. Из-под мохнатых еловых лап вынырнул Сидор с охраной. Прыщ шагнул ему навстречу и тихо шепнул:

— Согласен.

Главарь мельком глянул на Михаила и прошел мимо. Озабоченное лицо его было непроницаемым. Он только слегка махнул рукой, как бы соблаговоляя Михаилу следовать в его свите.

Буря чувств смешалась в душе парня. Предательская, сладкая радость доверия главарей сначала взяла верх над остальным. Потом подступил гаденький страх за соучастие в страшном сговоре. «Паны дерутся, а у холопов чубы трясутся», — припомнилось Михаилу. Как поступали в банде с нежелательными свидетелями, ему было хорошо известно. Под конец наступила полная депрессия, безразличие и к собственной судьбе, и к судьбе целого света. Он почти физически ощущал свою кончину.

К Копытлову подходили в сумерках. Разведка засекла две легковые машины с охраной, которые выехали из села по направлению к городу. Сидор с досадой обругал помощников: видимо, упустили хорошую добычу. Но Прыщ сказал, что теперь в селении им никто не окажет сопротивления, и главарь успокоился. Решили ждать, пока в клубе соберется побольше народа.

От ужина Ченцов отказался. Сидорук ушел, и подполковник остался в сельсовете один. Разобрал и почистил автомат Скрипаля, зарядил, поискал глазами, куда поставить, не нашел и повесил на крючок, что вместо вешалки торчал у двери на потрескавшемся боку печки. Задул керосиновую лампу на столе и стал закрывать окна.

Полутемная площадь перед сельсоветом была пустынна. Не видно людей и на улицах. Только в той стороне, где отстроили сельский клуб, слышались голоса и хриплая музыка радиоприемника. И тут быстрая тень метнулась от церковного двора к дому совета, за ней вторая, третья.

Ченцов инстинктивно прижался к стене в проеме между окнами. Увидел снаружи незнакомых вооруженных людей.

— Кажись, нет никого, — сбиваясь с дыхания, просипел молодой голос.

— Проверь! — приказал другой голос.

Ченцов пригнулся и почти на четвереньках перебрался за печку, изрядно выпиравшую в комнату. В коридоре застучали сапоги, рывком распахнулась дверь, и луч карманного фонарика пошарил по стенам, остановился на столе. Вошедший оглядел в расколотой тарелке окурки «Казбека», зачем-то понюхал стекло у лампы и выключил фонарик.

— Ну, чего там? — донеслось с улицы.

— Недавно ушли, — ответил бандеровец. — Лампа еще теплая.

Вошедший открыл окно.

— Подавай, все одно придут. Они завсегда в свой совет бегут, когда их бить зачинают.

С улицы подали немецкий ручной пулемет и коробки с лентами. В комнату вошел еще один бандеровец.

— Глянь, зброю оставили, — сказал он и снял с крючка автомат Скрипаля.

— Иди сюда, — позвал первый. — Двигай стол к окну и налаживай свою машину.

— Зробим! Посвети…

— Я тебе посвечу между глаз. Делай все тихо и скрытно. А я к попадье за самогоном смотаюсь.

— Эй! — опять позвали с улицы.

— Чего еще?

— Керосин прими.

— На кой хрен он мне сдался?

— Запалишь совет, когда все кончим.

Бандеровец принял канистру и, матерясь, потащил в коридор. Второй возился с пулеметом. Судя по звукам, на улице больше никого не осталось. Вот хлопнула и входная дверь. Значит, пулеметчик остался один.

Ченцов понял, что это его шанс. Увидев, как бандеровец нагнулся, он огромным прыжком выскочил на середину комнаты и со всей силы ударил его наотмашь в висок рукояткой пистолета. Бандит, не ойкнув, ткнулся головой под стол.

Обезвредить второго было проще. Оглушенный прикладом автомата, он так и остался отходить в мир иной с бутылкой самогона в руках.