Ферюзе подняла глаза на Олеха и кивнула.

— Так ты примешь его, Ферюзе?

— Я хочу, чтобы это сделал ты.

Олех надел на шею степнячки зеленый с голубыми прожилками амулет. И как-то так случилось, что его губы сами отыскали уста Ферюзе, и его руки обвили её тонкий стан, прижимая к груди, как самое дорогое сокровище. Даже строгое шиканье старшей рода не сразу привело в чувства этих двоих. А когда Мийна уцепила Олеха за ухо, тот возмущенно зашипел:

— Ферюзе моя жена!

— По законам холмов ей еще год этого дожидаться!

— По законам холмов мы уже должны пожениться — я её поцеловал!

— А я никому об этом не скажу, — Мийна хитро прищурилась. Олех все меньше понимал, что происходит.

— Я еще не решила, достоин ли ты этой девушки.

Олех только зарычал от злости.

Он знал только один способ обойти коварство старшей рода. Он отправится прямиком к Великой Лайде и она, если повезет, примет сторону Олеха.

Лайда обрадовалась приходу сына. С тех пор как он вернулся в холмы, они толком и не поговорили. Лайда заметила, что сын изменился и еще больше стал проводить время с отцом. Теперь Великой приходилось дожидаться с охоты не только мужа, но еще и сына.

Лайда взъерошила волосы на голове Олеха и поцеловала сына в макушку. От этой нехитрой ласки молодому охотнику стало тепло на сердце, но и неловко. Он пришел говорить о свадьбе, а мать с ним как с мальчишкой…

— Матушка, я пришел к Великой Лайде.

Лайда удивленно обернулась к Ярышу, но степняк сделал вид, что занят проверкой охотничьего снаряжения.

— И что же тебе нужно от Великой Лайды?

— Разрешение на свадьбу с Ферюзе. По законам степи — она моя жена, сам Айлук решил так. А старшая рода… В общем, я должен как можно скорее жениться на Ферюзе по законам холмов!

Этого Великая не ожидала. Вот эта девочка жена её сына? Нет, ей без степняка не решить эту загадку.

— Ярыш…

Ярыш не отвлекаясь от своего занятия, откликнулся:

— Самое разумное — разрешить. Раз уж сам Айлук решил так, — тут степняк посмотрел на сына и подмигнул ему.

— Но эта девочка… Сколько ей лет?

— По законам степи она уже взрослая. Восемнадцать засух миновало, — ответил Олех.

Лайда недоверчиво посмотрела на сына. Но тот не покраснел и взгляда не отвел.

— Даже если это и так… То раньше праздника золотого цветка даже и не думай о свадьбе! Всему свой черед. А пока пусть будет так, как говорит старшая рода.

Олех тяжело вздохнул — это, конечно, не совсем то, чего он добивался, но все же лучше чем угроза Мийны.

Когда Олех покинул шатер Лайды, Великая повернулась к Ярышу и нетерпеливо дернула мужа за руку:

— А что значит, что по законам степи Олех и эта девочка муж и жена?

— Это значит, что Олех и Ферюзе провели ночь в его шатре.

Лайда сначала побледнела, потом покраснела:

— Ты хочешь сказать, что они….

— Айлук так решил, ему видней, — ответил Ярыш с хитрой улыбкой.

— Завтра же поговорю с шатерницами, пусть готовят шатер для Олеха и Ферюзе…

Звездные душные ночи стали для Арсая каким-то наваждением. Вот и сегодня он проснулся ни с того ни с сего. Осторожно повернулся, чтобы не потревожить Ксану, которая доверчиво прижалась к боку мужа и сладко спала. Как и всегда, Арсай залюбовался красотой своей женщины. После продолжительной разлуки Арсай словно заново полюбил Ксану. Он вдруг, неожиданно для самого себя, осознал, что она и есть его главное сокровище. Любовь Ксаны — вот что ему нужно чтобы быть счастливым.

И все-таки эти странные сны… Ему часто снилось одно и тоже, но под утро Арсай совершенно забывал сновидения. И только какая-то светлая грусть немного напоминала утром об увиденном ночью. Но и она таяла, и к полудню Арсай уже и не думал об этом. Но сейчас он проснулся среди ночи и еще помнил…

До самых небес раскинулись холмистые гряды, и не было им конца и края. И лишь с одной стороны крутой обрыв и волны с грохотом бьющиеся о камни. Солнце заливает холмы и он, прищурившись и заслоняясь ладонью, сквозь пальцы смотрит на светловолосую красивую женщину, которая поигрывает острым кинжалом. На её лице играет улыбка и она зовет, притягивает Арсая, ему хочется прикоснуться к губам этой женщины, почувствовать тепло её тела, вдохнуть её аромат. Но стоит сделать шаг, другой и сон поддергивается рябью, тает и медленно растворяется в ночи.

Арсай улыбнулся. Спросонья совершенно не хотелось думать, кто эта незнакомка и почему она ему приснилась. Он подумает об этом утром. Если вспомнит этот странный сон. Нет, не вспомнит…

Царица Греза была в негодовании. Как посмел Верослав перечить ей?! Мало того, что он сорвал смотрины невест, так два месяца спустя от него пришла грамота, в которой он сообщал, что решил поселиться в Златограде и именно там сам выберет себе невесту. Где это видано?! Сам! А ей что делать? От скуки орехи щелкать да девок сенных щипать?

А Есислав вместо того, чтобы царским повелением возвратить сына, радостно похлопал по коленкам, когда грамоту зачитали. И запретил Грезе ехать в Златоград, пока он сам не решит навестить сына.

Свадебный танец Ферюзе был чем-то невиданным доселе в холмах. В руках у этой степной девочки был большой старый бубен в который она ударяла колотушкой и волнующий низкий звон летел над холмами. На степнячке, как и полагается невесте, был летящий щелковый наряд, состоящий из короткого платья до колен и штанов, которые добавляли что-то необычное в облик девушки. Её черные волосы были заплетены в две косы, но одну прядь Олех попросил оставить. Но не объяснил зачем.

Ферюзе ударила в бубен и затянула песню на незнакомом языке. Она то поднимала лицо к солнцу и протягивала к нему ладони. То раскидывала руки в стороны и наклоняясь вперед раскачивалась, будто изображая птицу, летящую в струях ветра. Потом падала на колени и, ударяя часто в бубен, что-то тихо шептала, низко склоняясь к земле.

Никто не переглядывался и не переспрашивал соседа, что означает танец степной девочки. Главное, чтобы её танец понял тот, кто предназначен ей в мужья.

А старшая рода Мийна с улыбкой на устах следила за девочкой. Дар степнячки удивительным образом дополнит магию Великой Тархи, но об этом пока никто не знает, кроме самой Мийны.

Когда Ферюзе опустила бубен деда, к ней подошел Олех. Отрезав тонкую прядь волос, он сложил их в мешочек и повесил себе на шею. Да, теперь перед народом Тархи — он муж Ферюзе. Но и на груди степнячки висел амулет, и она — жена Олеха.

— Ты не жалеешь, что тогда забралась ко мне в шатер?

Олех держал ладошку Ферюзе и внимательно смотрел в её синие глаза. Вид у него был такой, что не приходилось сомневаться: ему очень важен её ответ.

— Не жалею. Страшно представить, что я бы прошла тогда мимо…

Олех придвинулся ближе и, взяв вторую ладошку степнячки, волнуясь проговорил:

— Я не знаю, говорят ли так сейчас в степи… В большой степи лишь твой очаг согреет меня. На бездонном небе лишь твоя звезда укажет мне путь. В моём сердце ты одна. И на смертном одре с моих уст сорвётся только твоё имя.

Ферюзе приблизила свое лицо и ответила:

— Лишь для тебя горит огонь в моем сердце. Для тебя светят звезды, которые я зажигаю в небесах своей любовью. В моем сердце ты один. И на смертном одре с моих уст сорвется только твое имя…

Ранним утром Ферюзе открыла глаза и на её заспанном личике тут же появилась счастливая улыбка. Она любовалась спящим Олехом и не удержалась — провела пальчиком по его губам. Олех тут же поймал её пальчик и слегка прикусил:

— Опять эта настырная девчонка пробралась ко мне в шатер и мешает спать…

Ферюзе хихикнула, а потом, склонившись к уху Олеха, прошептала:

— Мне приснился очень странный сон. Я видела почтенную женщину в великих летах. Она улыбалась мне, будто радуясь нашей встрече. Как ты думаешь, кто это?