Белый как мел, Элфир тут же покинул комнату, слабохарактерный сопляк. Антоний погрузился в размышления о первых серьёзных потерях в своей партии. Наставник паладинов Цефас Фламель бесследно исчез, а его метка не вернулась, что означает уничтожение её кем-то с уникальным классом из числа манипуляторов душ. Неужели, древний бог подсуетился? Сложно переоценить потерю осуществляемого Цефасом постоянного контроля разумов всего крыла паладинов. Его талант позволял игнорировать даже "Очищение"! Но ещё хуже было ожидаемое теперь падение репутации с королевством эльфов. Замены этой фигуре не предвидится. Лидеры паладинов, жрецов, марионеточные инквизиторы, сильные странники — все они ненадёжны. Тот же Элфир — чересчур инициативная пешка без шанса стать чем-то большим. Впрочем, кое-что можно сделать…

Отец Антоний на скорую руку написал письмо, скрепив его личной печатью. Выйдя из комнаты отдал письмо одному из экзорцистов, охраняющих его кабинет. Безупречный исполнитель приказов создателя, голем молча направился к храму Бела, стремясь быстрее передать весть адресату.

Не забыв изобразить на лице благодушную радостную улыбку, инквизитор спускается по лестнице глубоко в подвалы храма. С каждым шагом камень, по которому он ступает, белеет, а оттенки божественной силы приобретают чуждый привкус. Так близко была возможность получить всю эту силу целиком, не довольствуясь жалкими крохами, которые смог переварить и передать жрецу алтарь этого глупого и жадного божка Игнира. Однажды всё изменится, нужно только загнать Воплощение Бессердечного как дикого зверя и тогда вся его сила, заточённая столько лет, будет принадлежать только одному Антонию.

Возле двери задумчивому главному инквизитору заступил дорогу один из экзорцистов, тот, которого он когда-то сделал из удачливого вора, проникшего почти к самому алтарю… Что-то не так, марионетки волнуются. Неужели кто-то, преодолев морок Цефаса, смог увидеть тайный проход с охраной? Видимо, после смерти или освобождения жреца чары ослабли и лишние глаза смогли увидеть чувствительных к чужому любопытству охранников. Антоний мысленно приказал двум свободным марионеткам присоединиться к страже. Нужно внимательнее отнестись к защите самого ценного, особенно сейчас.

За дверь Главный инквизитор шагнул только после того, как наложил на глаза повязку из тёмного плотного шёлка. Такая предосторожность была не лишней, поскольку в комнате безраздельно царил невозможно яркий, испепеляющий божественный свет, исходящий от бьющегося и трепещущего на камне алтаря сердца. Невозможно даже вообразить истинную силу артефакта, всего лишь крохи силы которого сделали Игнира бесспорным главой пантеона, с которым не смеют спорить ни архидемоны, ни верховные тени. Сколь безупречный голем был бы сотворен с помощью этого идеального куска плоти…

Инквизитор удержал движение руки к желанному артефакту, вспомнив предыдущий опыт: тело марионетки, мгновенно сожженое в пыль Истинным огнём, ощущение близости уничтожающей и сумасшедшей силы, ярость Игнира, на несколько месяцев приковавшая его к постели. Ещё не время.

— Хочется и колется, да?

Висящий рядом с алтарём мужчина издевательски рассмеялся, но смех почти сразу перешёл в надрывный кашель. Слабое человеческое тело, насаженное на мясной крюк, не выдерживало высокой концентрации неконтролируемой божественной силы и заживо разлагалось. Уже истлели конечности и на стене висел окровавленный и обожженый мужской торс, сквозь рёбра которого можно было увидеть движение лёгких, а сквозь истончившиеся ткани живота — серые и бурые внутренности. Инквизитор иногда задумывался о природе парадокса, который не позволял никому умирать и возрождаться в присутствии артефакта Сердца, но постепенно пришёл к выводу, что причины совершенно не важны. Важно только то, что этот эффект крайне полезен для его целей.

— Всё шутишь, Создатель? — Антоний усмехнулся, подойдя ближе к хрипящему телу, — Думаю, что тебе колется и жжётся намного сильнее моего. Что же тебе так и не помог никто из твоих любимых игроков?

Полутруп внезапно зашевелился, повернул голову, и уставился слепыми глазницами на собеседника. Инквизитор раздражённо нахмурился, доставая нож и чашу: как этот кусок мяса умудряется до сих пор сохранять сознание? Обычно к этому состоянию заключённые уже представляли собой едва мычащий от боли сумасшедший обрубок. Но этот человек, называющий себя Создателем, продолжал издеваться, смеяться и шутить…

— Знаешь ли ты, почему Пустые называются именно так? Потому что вы все, запертые в моей Игре, как в аквариуме, просто пустые марионетки! Мы играем в вас и вами, а без игроков вы будете неразумными куклами, не больше! Ты, главный инквизитор, моя игрушка!

Тело захохотало, дёргаясь от смеха на крюке. Антоний, давно познав эту истину, долго не мог в неё поверить, даже частично получив воспоминания Создателя. Позже, приняв свою искуственность как данность, он, тем не менее, не остановился на этом. Рассуждая далее, набираясь знаний о странниках и их мире, Главный инквизитор вывел для себя мысль о необходимости защитить свой мир:

— Пустые здесь это вы, когда играете в свои игры. Вы просто ресурс, наш скот. Всё, что нам нужно сделать — это заставить вас остаться здесь навсегда. И, если твоя память меня не обманывает, я смогу сделать это достаточно легко. Нужно лишь убить Воплощение Бессердечного и воспользоваться вот этим алтарём.

Создатель этого мира, изувеченный и бессильный, подавился смехом и снова закашлялся, силясь сказать что-то в ответ. Антоний не стал ждать и перерезал висящему глотку, набирая в ритуальную чашу кровь и, заодно, заблокировав возможность говорить. Удивительно — в гнилом теле кровь оставалась горячей и свежей, хлынув из раны потоками. Инквизитор нахмурился, так как, пойдя на поводу у эмоций и опасаясь услышать ложь, которой Создатель будет отговаривать его от задуманного, он заляпал кровью рукав одеяния. Нехорошо получилось.

Сердце на алтаре, забрызганное чужой кровью, забилось быстрее и инквизитор, опасаясь получить божественное ослабление от всплеска окружающей неконтролируемой силы, поспешил прочитать заклинание и залпом выпил кровь Создателя из чаши, получая доступ к его силе, памяти, сознанию и умениям. Рано или поздно, Антоний выпьет его полностью. Рано или поздно, он поглотит всё.