– Пожалуйста, не надо, – попросил я.

– Знаю.

Она наклонилась вперед, чтобы закрутить несколько моих седых прядей в локон, и впервые за последнее время улыбнулась – нежной, милой, но все же загадочной улыбкой.

– Я не собираюсь становиться злодейкой, как не собираюсь становиться трусихой, даже если все станет еще хуже. Нет. Я не должна думать в этом направлении. Я должна вспомнить о преимуществах, которые мне дают моя старинная голландская фамилия, твоя большая репутация и наша уйма денег. И я не должна расходовать время зря.

Как мне кажется, и я в этом уверена, нам нужно быть простыми – очень простыми. Помни, мы ничего не знаем. Мы не можем ни объяснить что-либо, ни даже рассказать о чем-либо, помимо наших действий. Мы ничего не знаем о стихах. Боюсь, это была очень глупая ошибка; хотя сначала я так не думала. Я думала, это сможет помочь. Мы ничего не знаем насчет того, как дверь отпиралась и запиралась. Мы не знаем и про телефонный провод. Мы – самые бестолковые и озадаченные из всех. И всякий раз, когда сможем, мы будем говорить правду.

Пока еще никто об этом не говорил, но, возможно, сам Тони рассказал кому-то о том, что должен был ужинать с нами. Поэтому мне нужно будет рассказать о нем. Это безопасно. Рассказать об ужине – это не то же самое, что рассказать о том, в какой я была ярости. Об этом никто не знает. Никто не видел меня в негодовании… Да. Подожди. В холле нас встретили Хелен и Сара Парнхэм. Знают ли они? Что же они знают?

– Нет-нет, – возразил я. – Даже мне казалось, что ты в полном порядке.

– Да, но ты – не женщина. Только подумай – я забыла о том, что мы их встретили. О чем еще я забыла? Я не должна ни о чем забывать. Мне нужно помнить. Всегда есть что-то такое – например, перьевая ручка в деле Леопольда и Леба.[44] И в итоге все всплывает. Звезды сказали мне о маленьком круглом объекте. Они его нашли? Нашли наверху? Я должна выяснить… должна узнать, что же это за круглый объект.

– Вики, дорогая, послушай, – сказал я. – В доме полным-полно маленьких круглых предметов. Но они пока не нашли ничего существенного, да и не найдут. Они взяли головки от молоточков для ксилофона, но здесь не может быть связи…

– Погоди! Я должна подумать.

Я ждал и наблюдал за ее карими глазами – они раскрывались все шире и шире, так что в конце концов они перестали напоминать ее обычно мягкие глаза и стали походить на диких зверей, затерявшихся в глубинах ее бледного лица.

– Это Эвадна, – в конце концов, заявила она. – Я так и знала, что от нее исходит опасность. По крайней мере, я знала это подсознательно – потому-то я и повела себя так подло, сформулировав обвинение против нее. Знаешь, что я думаю? Я думаю, что этой ночью она прошла в комнату Хелен – как я и говорила, за сигаретами. И конечно, она нашла там Тони – мертвого. По какой-то причине (нам нужно узнать эту причину – от нее может все зависеть) она не подняла тревогу. Эта причина может заключаться (но это лишь вероятность) в маленьком круглом объекте. Она знает, что он там. Она сама могла положить его туда. Затем, как я уже сказала, она испортила ксилофон – для эмоциональной разрядки и создав себе повод поссориться с Дот. Она сразу же воспользовалась им, едва спустившись.

– А запертая дверь? – вовсе не блестяще вставил я.

– Я знаю, что в мае у нее был мастер-ключ. Тогда она не сказала, что он ей не принадлежит. Конечно, она воспользовалась им прошлой ночью. Если она увидит какую-то дверь запертой, она войдет в нее – из простого любопытства. Она отперла дверь Хелен своим ключом, а потом лгала об этом. Вспомни – это ведь она первой сказала, что это не было самоубийством, и потом продолжала настаивать, что это не самоубийство.

– Да, – согласился я. – Мне казалось, что это ее причуда, как она сама бы сказала, она получала «кайф» от того, что у нее дома произошло убийство. Но, Вики, запомни мои слова: если ты права на этот счет (хотя я думаю, что это не так: до сих пор она молчала, так как ей нечего сказать, либо же она ждет возможности сказать это). Понимаешь, что это значит в свете ее ночных и утренних действий? Кто-то в доме, и это не обязательно каждый из нас, вскоре получит финансовое предложение. Если говорить прямо, это – шантаж.

– Но так ли это? Ты всегда говорил, что никто на земле не сумеет заставить тебя подчиниться шантажу.

– Дорогая, во времена покоя человек может говорить экстравагантно.

– Пообещай мне, что не станешь бороться с ней, вне зависимости от того, что она потребует? Пообещай, что не станешь консультироваться с адвокатом? Пообещай, что заплатишь, что бы она не попросила? И если она продолжит шантаж, пообещай, что будешь платить? Кэнди, обещаешь?

– Вики, почему ты должна вот так вот умолять меня? Ведь ты должна знать, что я заплачу до последнего цента из состояния Ван Гартеров, если потребуется. А если деньги закончатся, то я одолжу, украду или выпрошу их.

Она обняла меня, обвив мою шею руками и опустив голову мне на плечи.

– Ты просто душка! Я обожаю тебя. Я даже не знала, насколько я тебя люблю. Всю оставшуюся жизнь я потрачу на то, чтобы загладить вину перед тобой, Кэнди. Если мы обеднеем, то я пойду работать, чтобы прокормить нас. Прошлой ночью, когда ты сидел там и выглядел таким разгоряченным и отчаянным, я подумала о том, что никогда не причиняла тебе ничего, кроме беспокойства и неприятностей, а теперь и этот… этот ужас! А этим утром, совсем только что, я была такой дрянной и самоуверенной. Мне самой не нравилось так себя вести, но мне казалось, что это – единственный способ заставить тебя отменить приглашение этой женщины, Макдональд. Я была уверена, что это – ошибка. Я знаю, это твой метод игры – вроде как пожертвовать ферзем в шахматах. Но здесь все иначе. Мы не осмелимся на такую дерзость. Мы должны быть осторожными…

Я похлопал ее по плечу и потерся своей старой щекой о ее мягкие волосы.

– Теперь отдохни, – сказал я. – Перестань обдумывать это и волноваться. Если ты любишь меня (а я верю, что это так), то не сделаешь ли кое-что для меня?

Она выпрямилась и опасливо взглянула на меня.

– Боюсь, что нет, – таков был ответ. И это ответ девушки, пару мгновений назад утверждавшей, что посвятит мне всю жизнь и силы. – Я не могу себе представить, в чем дело. Так в чем же?

Я попросил ее лечь спать, при необходимости приняв успокоительное, чтобы обеспечить несколько часов крепкого сна.

– Спать? Сейчас? Кадуолладер Ван Гартер, как говорила бабушка Кроуиншенк…

Раздался стук в дверь. Он был слабым – словно дверь клевала раненная птица, но его было достаточно для того, чтобы взгляд Вики вновь стал бодр. Но зря – нашим посетителем оказался всего лишь бледный маленький Освальд, глаза которого покраснели от недосыпания. Он принес охапку бумаг. Он воскликнул дрожащим голосом:

– В этом доме нет убийцы! – после чего споткнулся о край ковра и добавил: – Простите.

– Освальд, ты такой странный! – заметила Вики. – Я хочу сказать, неужели ты думаешь, что убийца находится среди нас?

Он бесшумно закрыл за собой дверь, покраснел и обронил несколько бумаг. Когда он наклонился, чтобы подобрать их, я снова подумал: «До чего же он кроток – неуклюже, но при этом мягко бредет по жизни, устремив взор на звезды».

– Ну, а что еще мне думать? – наконец-то сказал он, отвечая на вопрос Вики, но обращаясь ко мне.

– Мне кажется, – ответил я, – что мистер Шарван пришел домой в то время, когда мы с Вики ставили машину в гараж. С собой он привел кого-то еще. Затем они поссорились. Спутник мистера Шарвана застрелил его и сбежал. Это кажется единственным решением и, к тому же, довольно простым.

– Да, сэр, – недоверчиво сказал Освальд. – Хотя кажется странным, что он оставил мастер-ключ на столике – он ведь перерезал телефонный провод как раз для того, чтобы задержать обращение в полицию. А ключ наоборот ускорил события. Конечно, если мы предполагаем, что все это сделал один и тот же человек.