– Будь храбр!

Это единственный в своей жизни подзатыльник, который рыцарь, получал, не возвращая. С этих пор любая другая пощечина для него страшное оскорбление чести, и ее позор смывается лишь кровью врага. Подошел священник и начал читать молитвы.

– О пресвятой Господь, Отец всемогущий, Ты позволил на земле использовать меч, чтобы обуздать злобу дурных людей и отстоять справедливость, для защиты народа пожелал создать рыцарей, склонив их сердце к добру; сделай же так, чтобы Твой слуга, находящийся здесь, не применял никогда этот или иной меч с целью нанести несправедливую обиду человеку, но чтобы он всегда служил для защиты справедливости и права.

Карл принял из рук Илберта меч, и поочередно перекладывая с одного плеча Роберта на другое, закончил церемонию посвящения в рыцари.

– Давайте отметим это событие, как следует, – мрачно сказал Карл Смелый, – тем более, что завтра на расвете нас ждут не такие уж приятные заботы.

Утром после коротких разбирательств и еще более короткого суда под бормотание все того же священника, перед всем войском, повесили с дюжину солдат, якобы виновных в позорном отступлении.

Роберт стоял рядом с отцом во время казни и у них состоялся странный разговор. Тот находился в мрачном расположении духа. На вопрос Роберта, о причинах немного подумав, ответил.

– Мы проигрываем войну. Недалек тот час, когда бургундскому герцогу придется принять последнее сражение. И я думаю, оно будет не в нашу пользу. Швейцарцы объединились в князьями Фридриха и Рене Лотарингского. В Пикардии мятеж. И все явственнее во всей этой сваре просматривается лисий нос нашего короля Луи. Меня также беспокоят кондотьеры из Италии. Они недовольны, их все труднее удерживать в рядах нашего войска.

– Мы не можем сейчас оставить Его Высочество, – воскликнул Роберт.

– В том то и дело, что уже не можем. Он сегодня связал нас с собой узами чести. А мы Аркуры из Нормандии, мы всегда принадлежали королевскому домену. Мне пришлось вызвать к нам из наших земель еще три десятка людей. Черт побери, там скоро вообще не останется мужчин. И поверь, нам не забудут службу у герцога Бургундии. Остается лишь полагаться на волю Господа нашего и на великодушие короля Франции, – немного помолчав, добавил, – если мы останемся живы.

В подтверждение слов Илберта вскоре состоялось судьбоносное сражение при Нанси. Карл смог второй раз осадить эту столицу Лотарингии, недавно отвоёванную у него герцогом Рене. Успех уже почти был у него в руках, так как несчастные жители города готовились сдаться из-за голода и болезней на милость победителя, как к городу подошло союзное швейцарско-лотарингское войско под командованием самого Рене. Оно по многочисленности в два раза превосходило войско Карла Смелого. Но бургундцы, несмотря на это, имели в своем распоряжении больше артиллерии. На что и рассчитывал сам Карл.

– Я огнем бомбард раскидаю швейцарских пикинеров, перемешаю со снегом и мерзлой землей их собачьи мозги, а потом мои славные рыцари одним неудержимом ударом сметут их обратно в ад, откуда они пришли, – сказал он во время военного совета в своем шатре накануне битвы.

Но все сложилось не так, как он рассчитывал.

Началась сильная метель. Роберт стоял в первых рядах рыцарского строя готовый по приказу герцога броситься на врага. Впереди шли какие-то невнятные передвижения неприятеля. Он повернулся к отцу.

– Ни черта не видно. Что они там затеяли?

Тот в ответ лишь мрачно кивнул, сбивая железной рукавицей, снег с забрала.

– Лучшим сейчас для нас исходом было бы отступить в лагерь. Не нравится мне их крысиная возня перед нашим носом.

Через некоторое время с правого фланга послышались выстрелы бомбард. Рыцари приободрились. Роберт повел плечами, разминая их перед битвой. Метель немного стихла, хотя еще редкие снежинки кружились над озябшими рыцарями. Но тут раздались крики с левого фланга. Роберт повернулся и увидел, как из небольшого леса, на который Карл рассчитывал, как на естественную преграду для войск своего врага хлынули швейцарские пикинеры ощетинившиеся своими длинными и крепкими пиками. Спереди, те же острые пики швейцарцев.

– Проклятье посмотри туда! – указал рукой Илберт, на правый фланг.

Лотарингская конница прошла по другому берегу быстрого ручья, не получив урона от выстрелов бомбард и устремилась на врага.

– Ну, готовься сын мой, пришел наш час, – сказал он, – да хранит наши души Пресвятая Богоматерь, пусть просит она сына своего Иисуса смиловаться над нами и простить наши грехи совершенные нами с умыслом и без умысла. Храни нас Господь! Аминь!

– Аминь! – повторил Роберт.

Илберт перекрестился и закрыл забрало.

Удар союзного войска швейцарцев и лотарингцев с двух сторон был страшен. Главную ударную силу войска Карла Смелого – строй конных рыцарей, смяли с двух сторон. Они словно попали в беспощадный лязгающий водоворот. Тысячи длинных пик вонзились в гущу людей, закрытых от вражеского помысла крепкими доспехами, даже не дав им развернуться. Все вокруг наполнилось криками, руганью, проклятиями, лязгом железа, ржанием раненых коней, треском сломанных пик и предсмертными воплями. Тяжелые рыцари, стесненные пиками, стали легкой добычей солдат, вооруженных алебардами с крючьями. Их стаскивали с коней и добивали на земле, рубя топорами алебард. Многие швейцарцы, вооруженные молотами, высоко подняв их над собой, били что есть силы по шлемам упавших рыцарей стараясь размозжить им черепа. Рыцари пытались подняться прикрываясь щитом или рукой в доспехах, но снова падали сбитые с ног. Наиболее проворные швейцарские воины вонзали мечи, стараясь попасть в щели между доспехами. Роберт убрал меч и, закинув щит за спину, вооружился боевым молотом. Он крепко держа поводья кружился на месте, разбрасывая телом одоспешеного коня врагов и одновременно бил изо всех сил сверху клевцом, пробивая барбюты и тем самым круша головы швейцарцев. С десяток их уже лежало под ногами его коня, когда Роберт понял – в пылу сражения Илберт и Карл пропали из виду. Полотнища их знамен не трепетали на холодном ветру. Он уже получил несколько чувствительных ударов пикой, но продолжал наносить удары. Вокруг стоял невообразимый гул сражения и рыцарь потерял ориентиры, говорившие ему, где он находится. Роберт пару раз пытался приподняться в стременах и оглядеться, насколько это позволяло забрало, но тут же получил хороший удар алебардой по щиту, висевшему на спине. Удар сильный и неожиданный, который его едва не выбил из седла.

– Проклятье! – выругался он и резко развернул коня, – Получи, дьявол!

Роберт ударил клевцом по голове пробившегося к нему через общую свалку битвы пикинера, натянул поводья и, безжалостно топча копытами своего коня смертельно раненого швейцарца, воспользовавшись моментом, направил коня в самую гущу, где по его соображениям должен был находиться его отец. Боевой конь, хорошо приученный к сражениям, шел вперед, как скала среди морских волн, рассекая своей одоспешеной грудью солдат неприятеля. Они пытались бить его по глазам, чтобы ослепить животное и сделать его неуправляемым. Но Роберт вовремя, управляя поводьями, склоняя голову коня, подставляя крепкие латы и бил в ответ клевцом на длинном кованом древке круша головы смельчаков ставших у него на пути и стараясь ненароком не ударить бургундцев. Скользя по перемешанному с мерзлой землей и кровью снегу, конь вынес его таким образом на небольшое пространство, где сражаться уже было некому. Зато в большом изобилии лежали изрубленные мертвые тела бургундцев и швейцарцев. У основания небольшой кучи тел и изувеченных останков Роберт увидел тело своего отца в измятых доспехах. Один из предплечников, по-видимому, сорванный крюком алебарды, лежал рядом удерживаясь на одном ремешке, а сквозь не защищённое пространство, в подмышку вошла швейцарская пика – гроза всех рыцарей. Ее большой обломок сжимал в мертвых руках пикинер, лежавший на Илберте, а во рту у него торчал меч славного рыцаря, последний его удар на поле битвы.