– Я сделаю все, для того чтобы выполнить священный долг перед духами Фларлана, – кивнул он.

Джулиал кивнул в ответ:

– Ты слышал все сам, и нам нет надобности пересказывать тебе твое задание в мелочах, но я повторю главное: пронеси воды источников Рубиновой скалы на север и отдай их нашим союзникам, чтобы те смогли обезопасить себя от Черной смерти, бушующей в Империи людей. Но сначала дай отведать эликсир тем, кого прислали союзники. Сделай это перед тем, как вы пойдете броском через аллоды.

Иворуа склонил голову, выражая покорность.

– У тебя есть вопросы, достойный эльф? – спросила Афилия.

– Что я должен буду сделать с водами источника, когда прибуду в северные земли? – на всякий случай переспросил Иворуа.

– Отдай эликсир вождю союзников, а он сам распорядится им, вылив реку.

Иворуа, молча, кивнул. Темные переглянулись между собой.

– Мы не сможем поддерживать с тобой связь, потому что применение любой магии опасно из-за перехвата, и мы не сможем тебе помочь в этом деле абсолютно ничем. Духи указали на тебя, а это значит, что ты справишься с задачей и оправдаешь выбор, – сказал Джулиал.

– Тьма никогда не ошибалась, – добавил Меолинуаль.

– Поэтому, рассчитывай только на себя и на свои силы, а священный Фларлан подготовит свое наступление… – в глазах Джулиала блеснули молнии. – В путь, Иворуа!

– Да видят духи, что следующая наша встреча произойдет в новом Ториане, где возродиться из пепла могущественная держава эльфов, а Фларлан расцветет в прежнем своем великолепии по всему востоку, превознося в своих молитвах духов Тьмы!

– В путь!

В следующий момент эльфов, сидящих за столом, обволок туман, и когда он рассеялся, то стулья, на которых сидели члены Великого Совета Фларлана – жрецы священного леса – оказались пусты.

Иворуа остался совершенно один в тронном зале. Вокруг были лишь стены-столбы, деревья и растения. Повисла тишина. Иворуа несколько минут стоял в замешательстве, а потом попятился к двери, ведущей вон из тронного зала. Разговор был закончен. Он получил задание от Великого Совета. Пора было приступать к его выполнению.

Эльф покрутил в руках мешочек-чехол, внутри которого лежал эликсир. Если быть честным, то такого благоговейного трепета, как у жрецов Великого Совета, этот сосуд у него не вызывал – ни тогда, когда Джулиал достал его из сундука, ни – сейчас. Быть может, он до конца не осознавал, что в ней, в этой колбе…

Может и так. Но сейчас сосуд казался ему не более чем обычной склянкой с жидкостью, которую нужно было доставить из одного пункта в другой и при этом остаться незамеченным. В общем, сделать то, что он делал уже не раз, находясь на службе своего любимого леса.

Но что-то глубоко в сердце эльфа все же подсказывало, что на этот раз задание окажется далеко не таким легким, каким казалось на первый взгляд. Не зря члены Великого Совета так переживали, обсуждая план. Ой, как не зря. А эльфы, тем более те, чей возраст перевалил за тысячу лет, никогда не переживают по пустякам, если, конечно, вопрос не касается их чести и достоинства Фларлана.

Иворуа пожал плечами и двинулся к выходу из тронного зала. Он засунул мешочек с колбой во внутренний карман своей туники. С этим всем только предстояло разобраться.

Рядом с дворцом Иворуа ждали двое. Те самые двое существ, про которых говорили жрецы в тронном зале. Это были орк и гоблин.

Один – здоровый детина с зеленого цвета кожей, огромными клыками и лысой головой, ростом под десять футов и с руками толщиной с самое настоящее бревно.

Второй – маленький, почти по колено орку, с кожей цвета листьев дуба, с тоненькими, но длинными ручонками и такими же тоненькими, но короткими ножками, с неестественно большими для таких размеров кулаками и ступнями.

Орк был одет в хлопковый жилет без застежек и штаны из плотной шерсти.

На гоблине из одежды была только набедренная повязка, по всей видимости, из телячьей кожи.

Выглядела эта парочка весьма странно, тем более на фоне друг друга, а если учитывать, что стояли они возле дворца в самом центре Фларлана, где все вокруг было совершенно и красиво – можно было смело утверждать: выглядели они в своих нарядах отталкивающе. А для эльфийских взоров, привыкших к совершенству во всем – даже дико.

Однако, ни орк, ни гоблин, казалось, не обращали внимания на косые взгляды темных и о чем-то живо беседовали.

– Моя тебе говорить-говорить, дубина, моя бы все отдать, чтобы жить в таких краях, – твердил гоблин.

Орк, с понимающим видом, кивал.

– А кто бы от такого, дык, отказался, чтобы в таких землях-то жить?

– Вот, в том-то оно и дело. Дело, что никто не отказаться, все хотеть. Только, хумансы всех прогнать-прогнать, жить не давать, – вздохнул гоблин. – Моя не знать, как раньше жить, но моей бабушка рассказывать.

– А мне, дык, дедушка поведал, как раньше-то было. Вот, – сказал орк.

– Поля, камня, шалаш, травка… – мечтательно протянул гоблин.

– А у нас пещеры, дык, были, в песках кто жил. Нам, дык, многое не надо, а нам, дык, и этого не дают хумансы, это отняли.

– Моя будет хумансов бить.

– Дык, бить, – согласился орк.

Со стороны их разговор выглядел весьма забавным, и многие темные эльфы, прекрасно владеющие имперским языком, откровенно посмеивались в сторонке, при всей своей вежливости заботясь только о том, чтобы прикрывать рот.

Да, сейчас все было именно так – язык людей, язык Торианской Империи стал в этом мире тем языком, на котором общались существа разных рас, на котором они могли понять друг друга и донести друг другу то, что хотели сказать. Вышло так, что язык поработителей стал для многих вторым языком. А для существ низших рас, как называли их эльфы Фларлана и Местальэ – мнившие себя расой высшей – он стал родным.

Бедные орки, гоблины, тролли, огры, циклопы и те, кому этот язык давался с превеликим трудом, были вынуждены брать за основу именно торианский язык хумансов, которых они ненавидели больше всего. Просто потому, что их осталось так мало, что общайся они на родных диалектах – так никто бы и не понял, о чем они говорят.

Как говорится: хочешь жить – умей вертеться, и совершенно зря сейчас горделивые эльфы востока, так чтящие свои нравы и обычаи, в том числе и древний язык леса, смеялись в сторонке над гоблином и орком. У этих добродушных существ просто не было другого выбора, как коверкать слова, но пытаться разговаривать по-людски.

Однако стоит заметить, что некоторые темные, из тех, кто был постарше, смеющихся, и вроде как «не слушавшие» разговор гоблина и орка, они вовсе не смеялись над тем, как забавно эти ребята выговаривали слова, над их манерой. Нет, можно было с уверенностью сказать: неумело выстроенные предложения гоблина и орка, от этого не терявшие своего смысла, затронули ушастых до глубины души. В этих словах про то, как хумансы забрали у низших рас все, что принадлежало им, и была правда. Ведь они просили оставить так мало…

Собственно, почему они вообще должны были что-то просить, когда это принадлежало зеленым расам веками? За это и не любили Императора и его батальоны. За это не любили главный инструмент террора Империи Арканум. За то, что, живя сами, люди не давали жить другим. Что мешало оставить: пески – оркам, поля – гоблинам…

Ведь на них сейчас никто не жил. Вдоль земель, когда-то принадлежавших зеленокожим, проходили караваны богатых торианских купцов. Неужто единственная причина, по которой они убрали с лица земли целые народы – страх, что однажды гоблины или орки нападут на караван?

Нет…

Все крылось гораздо глубже. Многие из тех темных, что стояли сейчас на площади у дворца, намного лучше знали нравы людей, и поэтому могли сказать: это не так.

Люди боялись…

Боялись чувства беспомощности. Наверное, именно так правильно сказать. Передать и осознать подобное чувство темные не могли, однако прекрасно понимали, о чем идет речь. Ведь на самом деле эти хумансы не были воинами, в их венах не текла бойцовская кровь. Все они мечтали об уюте и домашнем очаге…