Фанфары объявили о начале следующего испытания, и на арену стали выходить пары, ловко орудующие шпагами. Звяканье железа, гибкие и уверенные движения соперников в поединках захватывали все внимание, несмотря на то, что девушка впервые обнаружила в себе такой интерес к этому виду спорта. И спустя несколько раундов, Жорж вновь вышел победителем этого этапа турнира. Но подъехав к Хозяйке турнира за заслуженной наградой, он заговорил.
— Уже не первый год я одерживаю победу. И до меня дошли оскорбительные слухи, что турнир обходят стороной достойные соперники. Моя победа чиста, как слезы родника в горах, но вкус ее омрачается жалкими попытками осрамить мое имя. Как известно, самым искусным мастером является достопочтенный маркиз Генри де Мелье, почтивший сегодня нас своим присутствием. И я прошу великодушных хозяев турнира защитить честь своего детища, предоставив ее в руки опытных и достойных мастеров.
Лайла с удивлением смотрела на происходящее, переводя взгляд с Жоржа на Генри и на хозяев турнира. Анж была в таком же удивлении, что и все остальные. А вот взгляд Генри становился все мрачнее и мрачнее. Где-то в середине речи он произнес одними губами «Сукин сын». По окончании этого выступления он с надеждой посмотрел на Анж, но она только покачала головой. Сделать уже ничего было нельзя. Взяв ниоткуда шляпу и камзол, он протянула их парню со словами: «Иди, мой мальчик», а Иветта подготовила его шпагу, протягивая ее на выходе с трибуны.
Даже когда Генри, только надев шляпу и камзол, опять стянул их с себя и отбросил в сторону, даже когда отсалютовал шпагой и стал в стойку, Лайла никак не могла понять, что происходит, и только с первыми ударами металла она будто пришла в себя. Холодный лязг и плавное скольжение оппонентов по песку отдавались оглушающим шквалом в голове у девушки, и первым ее порывом было броситься туда, на поле, чтобы вытянуть любимого из этой бессмысленной игры. Но Анж удержала ее на месте, слегка приобняв.
Пара на арене танцевала, ритм их движений был подобен дыханию, когда грудь плавно вздымается, наполненная воздухом, а затем опадает, теряя объем. Жорж переходил в наступление, Генри отвечал короткой обороной, которая тут же отражала все выпады и переходила в ответную атаку. Но эта схватка не была похожа на те показательные широкие движения соперников на турнире. В каждом ударе металла о металл слышались эмоции. В какой-то момент Жорж прижал Генри к столбу арены, и его шпага была в считанных сантиметрах от лица «маркиза». На его лице отражалась ярость и, Генри мог поклясться, обида. Шпага рассекла рубашку, раскрыв взору противника выпирающие напряженные мышцы груди и оставшиеся после аварии синяки. Жорж на секунду переключил внимание на ссадины, тем самым дав Генри возможность высвободиться из захвата и перейти в наступление.
Парни не произносили ни слова, но зрителям, Лайле казалось, будто на арене шел разговор, нет спор, и с каждым новым движением все ближе подступало чувство, будто показательное красивое игровое сражение переходит в банальную драку. У девушки сердце уже устало замирать, возобновляя биение после удачно отбитой атаки, а просто перестало стучаться о ребра, едва сохраняя пульс, потому что движения металла стали расплывчатыми, резкими, звон перемежался вскриками и стонами с арены, отметить отдельные движения противников было просто невозможно. Девушка вжалась плечами в Анж и закрыла глаза, не в силах больше смотреть…
Когда звук скрещивающихся шпаг прервался, противники оказались на расстоянии нескольких метров друг от друга. Оба тяжело дышали, пот скатывался со лбов, волосы липли к лицу. Обе рубашки выглядели нелепыми лентами, висящими на тяжело вздымающихся торсах молодых людей. В глазах обоих горел неистовый блеск, азарт от боя, от адреналина, кипящего в крови. Вновь скрестив оружие, он медленно кружили, и теперь между ними действительно велся разговор. Едва ли кто-то расслышал бы его в гуле трибун, но спустя минуту парой резких росчерков шпагой схватка окончилась. Жорж лежал на земле, сбитый с ног, с приставленным острием к горлу. Взгляд пылал ненавистью, и чем-то еще, уловимым только противнику, свергнувшему его только что с пьедестала. Генри отсалютовал и отбросил шпагу в сторону. Поклонившись публике, он размеренно, стараясь не подволакивать ноющую ногу, забрал свою одежду и шляпу и подошел к ложе. Мельком бросив успокаивающий кивок и улыбку Лайле, он обратился к Хозяйке турнира за признанием победы, поклонился ей и молча удалился.
Лайла настороженно следила за каждым шагом любимого после окончания поединка, и с удивлением проводила его с арены.
— Куда он? — Лайла порывалась тут же пойти за ним, но Анж снова удержала ее на месте.
— Ему теперь нужно, как и любому участнику пройти через казармы. Он не может вернуться сюда, а ты не можешь пойти туда, пока турнир не окончится. Тебе придется слушать поэтов в одиночестве.
— Что вообще произошло? Я совсем не разбираюсь в таких турнирах. Я думала, участвуют только те, кто хочет… И кто этот Жорж? — девушка проводила парня, медленно уходившего с арены, тяжелым взглядом.
— Наверное, лучше спросить у Генри, ты не находишь? — женщине было неловко отвечать на этот вопрос, но в Лайле проснулся ее внутренний детектив, и она была готова уже приступить к детальному расследованию. Анж, видимо почувствовав решимость девушки, сменила тактику. — Они очень давно знакомы, и провели здесь очень много времени вдвоем… Жорж до сих пор не может забыть твоего маркиза, ему очень нелегко тогда пришлось… И видимо, он не устоял от соблазна еще раз испытать то, что испытывал в юности… Ностальгия по тем временам никого из нас не покидает. Генри будто освещал наши жизни, создавая атмосферу этого места… — Губы женщины расползлись в улыбке, было видно, что она вспоминает о прошлом.
— А почему вы не в платье? — Лайла, не зная почему, решила сменить тему разговора. Анж улыбнулась.
— Мне нужно все решать, распоряжаться слугами и командовать солдатами. На время турнира я всегда в мужской одежке — так и удобнее бегать, и нет расхождения с традициями того времени… Где ты видела герцогиню в пышном платье, объясняющую конюхам, в каком порядке выводить лошадей. Да, кстати, конюшни… Вот, черт! — она мгновенно оставила Лайлу одну, ловко спускаясь по ступеням ложи.
Соревнования поэтов были и смешными, и грустными одновременно. Им задавалась тема для творения, и они должны были сходу придумать песнь или стих, или что-то наиграть на эту тему. Кто-то показывал себя вполне прилично, но были и те, кто, не боясь выставить себя посмешищем, бились до последнего, умоляя взглядом зрителей подсказать рифму. Выступление увлекало, но Лайла не могла отделаться от мысли, что ей здесь не место. А уйти, не зная дороги, не зная, где сейчас Генри, она не могла. Все-таки решившись хотя бы отвлечься от наседающего на нее чувства одиночества, она спустилась с трибун. И случайно услышала разговор Иветты с какой-то молоденькой девушкой, ужасно миленькой, худенькой, прекрасно одетой — ее наряд, очевидно, был для другого сословия — роскошный и несдержанно сияющий.
— Но я не понимаю, как такое вообще могло произойти. Жорж ведь всегда был лучшим!
— Далеко не всегда… Мсье Мелье и Жорж всегда делили это место, которое досталось твоему обожаемому брюнету, когда мсье решил уехать.
— Понятно… Но не понятно, зачем понадобился этот цирк. Зачем понадобилось вытаскивать с трибун гостя. Пусть и когда-то имевшего лавры… И что за чушь со слухами! Никто не оспаривал его первенство! Вот уже три года он бессменный лидер! А ведь в год проходит минимум четыре таких турнира!
— Ты, милая, вынуждаешь меня сплетничать, а я этого очень не люблю. Есть вещи, о которых не говорят.
— Ив, ты же все понимаешь. — Голос худенькой девицы стал еще более просящим и отчаянным. — Я сойду с ума!
Понизив голос, она ответила спустя какие-то минуты: — Генри был его первой любовью. И я уверена, что он до сих пор в него влюблен. Не думаю, что мсье знает. Но Жорж тоскует по нему всякий раз, когда турнир проходит в Шато-де-Анж. — Затем, подойдя совсем близко к собеседнице, она продолжила, — и если хоть одна душа узнает об этом от тебя, клянусь, не видать тебе титула, как своих ушей!
